А в это время в Эль-Пасо развернул деятельность Эммануэль Барраса. Рамиресы давали репортерам его номер, говоря, что он будет представлять Ричи. Внезапно Барраса стал важным человеком, давая телефонные интервью «Ассошиэйтед Пресс», «Эль-Пасо таймс», «Дейли Ньюс», «Лос-Анджелес таймс» и всем, кто звонил.
Дэйву Холли и Бобу Стюарту из «Лос-Анджелес таймс» он сказал, что летит к Ричарду. Защита Рамиреса станет, по его словам, невыполнимым заданием. «Это будет сложно… но я не вижу ничего, что конкретно связывало бы его с убийствами». Он сказал, что дело настолько большое и сложное, что ему, возможно, придется переехать в Калифорнию. Когда его спросили о гонораре, он с готовностью признал, что работает на общественных началах.
Пресса процитировала Баррасу, сказавшего, что вся эта шумиха скомпрометировала состав лос-анджелесского жюри. «Первым шагом было бы вывести суд из Лос-Анджелеса. Мы определенно изучим возможность переноса за пределы штата… Просто было слишком много неблагоприятной предсудебной огласки. В глазах общественности он практически уже виновен».
Когда о комментарии Баррасы услышал заместитель окружного прокурора, глава отдела поддержки судопроизводства прокуратуры Стерлинг Норрис, он сказал, что в соответствии с законодательством Калифорнии нет никакой возможности переноса разбирательства за пределы штата. «Единственный возможный перенос, – сказал он, – в другой округ Калифорнии».
Барраса прилетел в Лос-Анджелес встретиться с Ричардом. Однако приказ судьи Сопер о запрете посетителей закрыл ему путь в тюрьму. Раздосадованный Барраса позвонил Адашеку и убедил общественного защитника позволить ему навестить Ричарда по поручению семьи Рамирес. Адашеку идея привлечения к делу еще одного адвоката не понравилась. Он сказал Баррасе, что, как только к делу будет привлечен частный адвокат, адвокатуре придется дело бросить. Адашек, несмотря ни на что, из этого дела уходить не хотел.
Когда Барраса в конце концов встретился с Ричардом, его поразило, насколько Ричард вежлив и умен, насколько четки его аргументы в пользу своей невиновности. Рамирес был очень зол, что Адашек получил приказ, запрещающий ему принимать посетителей. По его словам, Адашек ему не нужен.
– Его интересует только пресса. Я хочу признать себя виновным. Я уже ему об этом сказал. Меня не волнует, что они со мной сделают. Я не хочу проходить весь этот процесс. Меня все равно признают виновным. Я признаю себя виновным в убийствах, но только не в растлении.
Барраса заметил, что во время разговора Ричард смотрел прямо на него и, похоже, полностью отдавал отчет в своих действиях. Будь он Ночной охотник, он должен быть сумасшедшим: стоит только посмотреть на то, что сделал этот убийца. Однако сидевший перед ним человек сумасшедшим не был. А значит, он невиновен.
Ричарду Барраса приглянулся, ему понравилось, что по происхождению он мексиканец и из его родного города. Барраса объяснил ему, что у него нет лицензии на юридическую практику в Калифорнии, но он может наблюдать за защитой и интересами Ричарда и помогать в делах с книгами или фильмами. Ричарду понравилась эта идея, и Барраса стал его советником.
Оба согласились, что первым делом необходимо избавиться от Алана Адашека. Барраса сказал, что в недвусмысленных выражениях объяснит общественному защитнику чувства Ричарда.
Ричард рассказал Баррасе о своих ужасных головных болях и изложил свою теорию о том, что его травили надзиратели. Барраса слышал, что в тюрьме с заключенными случаются и гораздо худшие вещи, он поверил Ричарду, пообещав что-то сделать. Ричард также горячо жаловался на отсутствие доступа к телефону. Всем остальным заключенным он был разрешен, но только не ему. Барраса снова сказал, что сделает все, что в его силах.
Барраса позвонил Адашеку и сказал, что берет защиту Ричарда на себя. Адашек ответил, что он останется адвокатом Ричарда до тех пор, пока ему не запретит суд, и повесил трубку. Между ними началась война.
Когда на следующий день Адашек пришел к Ричарду, Рамирес снова заявил ему, что не хочет, чтобы его представлял кто-то из адвокатуры и что его защиту берет на себя Барраса. Адашек указал на слабые стороны Баррасы, а Ричард обвинил Адашека в том, что тот хочет только популярности. Он хочет признать себя виновным, ни смертного приговора, ни смерти он не боится. В аду он окажется на почетном месте рядом с Сатаной.
Адашек понимал, что с этим аргументом спорить невозможно.
Мэнни Барраса сел за телефон и принялся искать адвокатов, желательно латиноамериканских, по уголовным делам с лицензией на юридическую практику в Калифорнии, готовых работать над делом Рамиреса без предоплаты. Он сказал, что для получения денег может передать права на книги и фильмы. Но постоянно натыкался на кирпичную стену. Казалось, никто не был заинтересован представлять Рамиреса, даже за наличные. Барраса посовещался с Рут и семьей, и она предложила Мелвина Белли, бывшего сан-францисского юриста, специализировавшегося на разводах.
Барраса знал, что это был выстрел наугад, однако Белли, к его удивлению, сказал, что поедет в Лос-Анджелес, встретится с Ричардом и сообщит ему, возьмется ли за дело. Он планировал поездку на следующей неделе, 19 сентября.
Тем временем, на случай, если что-то не сложится с Белли, Рут подумала о том, чтобы позвонить Даниэлю Эрнандесу. Она познакомилась с ним в Университете Эль-Пасо, когда он учился на юридическом факультете, и слышала, что он практикующий юрист в сфере уголовного права в Сан-Хосе.
Ричард сейчас говорит, что в течение первой недели в тюрьме он из-за еды страдал от ужасных мигреней, пронизавших голову «раскаленными ножами». Он пытался вообще не есть, и это помогало: казалось, головные боли слабели, однако после приема пищи возвращались с удвоенной силой.
В пятницу, 7 сентября, в окружную тюрьму прибыл главный судебный дантист доктор Джеральд Вейл, чтобы сделать фотографии, рентгеновские снимки и слепки зубов Ричарда. Из соображений безопасности обследование проводилось в тюрьме. Доктору Вейлу ассистировали доктор Бетти Хоффм и зубной техник Кей Гун. Ричард был готов сотрудничать, и его глаза часто не могли оторваться от ассистенток. Полная судебно-медицинская экспертиза зубов Ричарда доктором Вейлом заняла почти три часа. Ричарда вернули в камеру, его рот наполнял вкус стоматологического гипса.
Когда у него не было головных болей, Ричард читал письма от уважающих его сатанистов и от женщин по всей стране, для которых он, с его высокими скулами и полными губами, был привлекательным. Он начал отвечать на письма, но очень осторожно, опасаясь, что полиция может попытаться так обмануть его.
Рут и Рубен вновь поехали в Лос-Анджелес в пятницу, но их не пустили в тюрьму из-за приказа Адашека. Его помощник Генри Холл сказал Рут, что Ричард почти весь день просидел в кресле дантиста и им, возможно, будет лучше прийти на следующий день.
Рут была вне себя от гнева, но ничего не могла поделать.
На следующий день они с Рубеном без проблем попали внутрь. Ричарда вывели из камеры и поместили в будку после того, как вывели других заключенных. Когда его имя объявили по громкоговорителю, все взгляды были прикованы к ним, пока они шли к тому месту, где сидел Ричард.
Услышав, что в пятницу им отказали, он принялся проклинать Адашека и Холла так, что вздулись вены на шее. По его словам, это была последняя соломинка, переломившая спину верблюду. Ему нужен другой адвокат. Рут сказала ему, что в среду или четверг с ним приедет поговорить Мелвин Белли. Ричард сказал, что не поверит в приход Белли, пока не увидит его во плоти. Он не собирался питать надежд.
Рут сказала ему, что разговаривала с адвокатом Даниэлем Эрнандесом, и тот выказал сильную заинтересованность. По ее словам, он вместе с коллегой Артуро Эрнандесом могут взяться за дело.
Ричард повторил, что вопреки всем уговорам Адашека хочет признать себя виновным на следующем заседании 27 сентября, когда он будет присутствовать в суде. Рут умоляла его не признавать себя виновным до разговора с Белли. Ричард сказал, что он не собирается проходить длительное судебное разбирательство, где его будут презирать и обвинять во всех возможных злодеяниях. Он не хотел заставлять проходить через это отца и мать.
– Будет намного проще – и легче для них, – если я просто признаю себя виновным, и это сделаю. Я не дам им выставлять себя диковинным уродцем, чтобы они могли нахваливать друг дружку и продавать газеты. Этого удовольствия я им не доставлю. И чем просидеть остаток жизни в тюрьме, лучше умереть.
Рут и Рубен вернулись в тюрьму в воскресенье и снова безуспешно пытались отговорить Ричарда от признания вины. Рут знала, что он упрям, как камень, и заплакала. Она сказала ему, что не смирится с мыслью о потере младшего брата от руки палача.
Даже слезы Рут не повлияли на намерение Ричарда признать себя виновным 27 сентября.
17 сентября репортер «Дейли Ньюс» Арни Фридман позвонила Рут в Эль-Пасо. Она согласилась дать интервью, желая излить гнев на Адашека и на то, что не может увидеть Ричарда. Она чувствовала, что адвокат самоуправно и несправедливо узурпировал власть, и хотела, чтобы мир об этом узнал.
– Моего брата содержат как узника в коммунистическом Китае, где у тебя нет никаких прав. Он, как и все другие заключенные, должен иметь возможность видеться с ближайшими родственниками, – сказала она в интервью.
Когда ее спросили об украшениях, изъятых из ее дома полицией, она призналась, что некоторые из них получила от Ричарда в подарок, однако большая часть принадлежала ей, в том числе ее обручальные кольца. Она твердо заявила Фридману, что Ричард не хочет, чтобы Адашек был его поверенным. Далее она выразила протест против того, что ее брата постоянно держат в одиночной камере, и хотела узнать почему.
Когда ее спросили о подозрениях оперативной группы по делу Ночного охотника, что Ричард послал ей пару человеческих глаз, она разозлилась и ответила: