– Думаю… что цивилизованный человек не может вырезать части человеческого тела и остаться в своем уме.
Фридман позвонила Холлу в адвокатуру, и он сказал ей, что в одиночной камере Ричард исключительно ради его собственной безопасности: другие сокамерники неоднократно ему угрожали. На вопрос, почему Рут не пустили в тюрьму, Холл ответил, что это накладка. Рамирес только что встал из стоматологического кресла, когда приехали Рут и Рубен.
Мелвин Белли приехал в тюрьму 19 сентября. Он встретил Адашека и Рут, всю ночь ехавших туда на автобусе, и они вместе отправились в тюрьму.
Белли знал, что у него не будет времени представлять Рамиреса, если дело передадут в суд, но он считал дело очень важным и интересным, а Ричарда рассматривал как уникальное явление, если все, что о нем говорили, было правдой. О нем он знал только из газет, но этого было достаточно, чтобы пробудить профессиональный интерес.
Когда Белли встретился с Ричардом, тот был застенчив, очень вежлив и уважителен, ничуть не похож на кровожадного монстра, которым его изображали. Ричард повторил Белли перечень своих жалоб, закончив недовольством сидевшим тут же Адашеком. Он сказал Белли, что хочет признать себя виновным и как можно скорее со всем этим покончить. Белли спросил, не думал ли он ссылаться на невменяемость. Ричард сказал, что не сумасшедший и слишком горд, чтобы прикидываться.
– Это может спасти вам жизнь, – сказал Белли.
– Я не хочу ссылаться на безумие.
Белли сказал Ричарду, что если тот хочет только признать вину, то он, возможно, сможет принять участие. У него не было времени на процесс, но он мог бы заключить сделку о признании вины от его имени. Ричард ответил, что будет благодарен за любую помощь.
Белли ушел с впечатлением, что Ричард – очень сложный человек.
– Это может прозвучать странно, но мне этот парень нравится, и ему есть что сказать. Я надеюсь, что вся эта история получит известность, потому что люди смогут многому научиться из этого дела, – сказал он репортерам.
Белли сказал Рут, что даст ей знать о своем решении, и вернулся в Сан-Франциско.
Но на следующий день Мелвин Белли сказал Рут, что ни в каком качестве не сможет работать над этим делом, сославшись на деньги и время как основные препятствия.
«Если бы, – сказал он «Лос-Анджелес Дейли Ньюс», – мне пришлось его представлять, я, прежде всего, провел бы его скрупулезное психологическое обследование, а это большие деньги, и его семья просто не сможет себе этого позволить».
Ричарда позиция Белли не удивила.
Адвокат из Окснарда Джозеф Гальегос услышал, что Рамирес ищет нового адвоката. Гальегос недавно представлял по обвинению в убийстве члена мексиканской банды, который был осужден и приговорен к двадцати семи годам заключения.
В пятьдесят шесть лет у Джозефа Гальегоса была густая грива хорошо уложенных седых волос. Он двадцать два года работал юристом по уголовному праву, преимущественно по делам, связанным с хранением огнестрельного оружия, кражами со взломом или нападениями без отягчающих обстоятельств.
Он позвонил в адвокатуру и поговорил с Генри Холлом, чтобы предложить свои услуги. Холл назвал его имя Адашеку.
После того как Мелвин Белли отказал Рамиресу, в тюрьму пришел Алан Адашек. Он принял тот факт, что Ричард отказался от его услуг, и рассказал ему о предложении Гальегоса. Ричарду понравилась идея мексиканского адвоката по уголовным делам, он чувствовал, что с мексиканцем он добьется справедливого рассмотрения своего дела. Он снова пожаловался на головные боли и сказал Адашеку, что, несмотря ни на что, он признает себя виновным 27 сентября и не хочет, чтобы его, как какого-то циркового урода, каждый день выставляли напоказ в суде на бессмысленном судебном процессе, где у него нет ни единого шанса. Адашек пытался убедить его подождать, по крайней мере, до тех пор, пока у него не появится новый поверенный, и объяснил ему, почему Белли не может представлять его интересы.
Глава 30
Для того чтобы в пятницу, двадцать седьмого, присутствовать в зале во время суда над Ричардом, Рут пришлось сесть на автобус в четверг вечером. Роберт не мог уйти с работы, у Джозефа были проблемы с ногами, Мерседес не была готова к тяжелому путешествию и столкновению с прессой, а Хулиан Тапиа не мог побороть чувство стыда. Даже если сын невиновен, отец достаточно перенес из-за одного ареста за такие ужасные преступления.
Гил Каррильо и Фрэнк Салерно детально прорабатывали основанное на неопровержимых доказательствах вины дело против Ричарда. Они контролировали и руководили подготовкой всех доказательств по каждому из шестидесяти новых пунктов обвинений, которые собирались предъявить Ричарду.
Однако сейчас они работали не под тяжестью груза своей неспособности остановить насилие, и оба спали хорошо. Перл и дети снова были дома, и семейная жизнь Каррильо вернулась в нормальное русло. Оба детектива были уверены, что Рамиреса осудят. При всех опознаниях и многочисленных доказательствах это казалось решенным делом.
Утром двадцать седьмого числа окружная прокуратура провела пресс-конференцию, на которой огласила новые обвинения до их предъявления в суде. Ненасытный аппетит журналистов требовалось удовлетворять.
На трибуну поднялся окружной прокурор Айра Райнер, а Фил Хэлпин, Салерно, Каррильо, Ороско и Типпин наблюдали за происходящим. Казалось, что в зале собрались все репортеры из Калифорнии, приехали даже из Англии, Израиля, Испании и Бразилии. Поскольку Ричард был латиноамериканцем по происхождению, испаноязычная пресса присутствовала в полном составе. Его фотография и история были на первых полосах газет по всей Южной Америке и Испании.
Райнер объявил о четырнадцати новых пунктах обвинения, среди которых обвинения в убийстве и сорока пяти других уголовных преступлениях, включая изнасилование, содомию, противоестественные действия в отношении несовершеннолетнего, похищение, нападение и ограбление. На вопросы журналистов о подробностях убийств, нападений и ограблений он не ответил. Он сказал, что документы скоро будут поданы, и в них будет вся информация.
После пресс-конференции, когда Ричарда доставили из тюрьмы, Рут одна, в больших круглых солнцезащитных очках, втиснулась в кресло в зале судебного заседания судьи Сопер.
В то утро Ричард был в плохом настроении. У него болела голова, и он знал, что то, с чем ему предстоит столкнуться, только усугубит ситуацию. Ножи в его голове вонзятся еще глубже. В выгородке перед залом суда Адашек рассказал ему о пресс-конференции и выдвигаемых против него новых обвинениях. Это его не удивило. Он сказал, что собирается явиться в суд и признать себя виновным.
– Я хочу, чтобы все это закончилось. Мужик, разве тебе не ясно?
Адашек пошел к секретарю судьи Сопер и потребовал проведения закрытого совещания в кабинете судьи. Об этом сообщили Филу Хэлпину, и он присоединился к Адашеку и Генри Холлу в судейском кабинете. Судья Сопер выслушала довод Адашека о том, что Ричард вообще не должен попасть в зал суда.
По словам Адашека, Ричард был не в своем уме и вопреки его совету хотел признать себя виновным. Хэлпин сказал, что собирается обвинить Ричарда в шестидесяти новых тяжких преступлениях, и, если судья сочтет нужным не допустить Рамиреса в зал суда, он не возражает.
По ходатайству защитника судья согласилась держать Ричарда в огороженном месте в зале суда, где он мог бы слышать судебное разбирательство, но не участвовать в нем. Адашек поблагодарил судью, и все заняли свои места. Когда Ричард узнал, что не предстанет перед судьей, он начал ругаться и кричать, что хочет признать себя виновным – хочет, чтобы его представлял Мелвин Белли.
Ошеломленные репортеры напряглись, пытаясь расслышать, что он говорит. Рут ничуть не удивилась. Она знала о намерениях Ричарда признать себя виновным, и его крики ее не шокировали. С таким количеством старших братьев и сестры, с которыми ему приходилось соперничать, Ричард очень рано научился кричать о своих желаниях.
Фил Хэлпин встал и огласил новые обвинения, содержащиеся в 84 страницах обвинительного заключения, а репортеры быстро записывали детали. Адашек попросил и получил трехнедельную отсрочку до 9 октября, прежде чем подать заявление о признании вины. Хэлпину не терпелось продолжить разбирательство, осудить Рамиреса и отправить его в камеру смертников тюрьмы Сан-Квентин.
Хэлпин был привлечен к участию в деле на очень раннем этапе и знал все подробности всех преступлений. По его мнению, мир без Ричарда Рамиреса стал бы лучше. Тем не менее он не мог сильно торопить дело. Когда Адашек вернулся к Ричарду в камеру в суде, Рамирес побледнел от гнева, сказал, что не хочет его знать и скорее будет представлять себя сам, чем позволит ему быть своим поверенным.
– То, что я делаю, я делаю в ваших интересах, – настаивал Адашек.
– Как это может быть в моих интересах, если ты не делаешь того, о чем я прошу, если ты не даешь мне сделать то, что я хочу? Слушай, мужик, я ухожу, звоню репортерам, и расскажу им, какого хрена ты делаешь…
Он потребовал, чтобы Адашек позвонил Джозефу Гальегосу и попросил его прийти.
Вернувшись в свой кабинет и зная, что теперь он никогда не сможет быть адвокатом Ричарда, Адашек позвонил Гальегосу и попросил его навестить Ричарда в тюрьме. Чтобы Ричард не звонил журналистам, Адашек позвонил судье Сопер и попросил ее запретить Ричарду доступ к телефону и говорить репортерам что он виновен. Подобные заявления практически лишали Ричарда шансов предстать перед судом, реши его новый адвокат начать судебное разбирательство. Судья Сопер приняла его просьбу к рассмотрению.
После суда в пятницу Рут отправилась в тюрьму и вместе с остальными ждала своей очереди. Она почти всю ночь не спала и ничего не ела. Она действительно похудела, и все эти стрессы явно отразились у нее на лице. Она начала узнавать женщин, пришедших увидеть братьев, мужей, отцов, сыновей и приятелей, и с некоторыми из них она здоровалась взглядом и молчаливым кивком.