После того как его удалили из зала суда, Артуро Эрнандес снова попытался выступить в суде, но судья Сопер сказала, что он не имеет права голоса в суде и она не будет его слушать.
После этого и Эрнандесы, и Рут поговорили с прессой. Артуро сказал, что он, Даниэль, Рут и Мэнни Барраса собирались в тюрьму, чтобы еще раз поговорить с Ричардом, и в конечном итоге защищать будут его они.
– Защита никогда не остановится, – сказал он. – Разве не обидно, когда приходится сражаться, чтобы защитить своего клиента? Нас наняла семья.
Рут сказала:
– Мы доверяем Даниэлю и Артуро за их профессиональные достижения.
Гальегос тоже дал интервью после суда.
– Я представляю Рамиреса, – сказал он.
Из суда Гальегос отправился в тюрьму и обсудил с Ричардом стратегию. Поскольку с Ричардом был он, в тот день Рут, Барраса и Эрнандесы попасть в тюрьму не смогли.
Прессе не потребовалось много времени, чтобы узнать о давней проблеме Гальегоса с законом. И «Таймс», и «Ньюс» на первых полосах опубликовали подробные статьи о его аресте и суде по делу о нападении с покушением на убийство и последующем смягчении судьей предъявленных обвинений, что привело к отмене обвинительного приговора.
В тот вечер Рут осталась в Лос-Анджелесе и, вооружившись статьями в «Таймс» и «Ньюс», вернулась в тюрьму в четверг утром вместе с Артуро, Даниэлем и Баррасой, показала Ричарду статьи и прочитала ему подробности. Он понял, что доверие к Гальегосу уничтожено публикацией о его стычке с проституткой.
– Ни один судья не будет уважать этого парня, – сказала Рут.
Эрнандесы согласились. Они сказали, что, как и Гальегос, будут работать над этим делом без предоплаты в обмен на гонорар от продажи книг и прав на фильмы. Они настояли на том, чтобы Ричард продолжил дело и предстал перед судом.
– Я не вижу ничего существенного, что связывало бы вас с преступлениями, – сказал Даниэль. Артуро согласился. – Все улики косвенные. Мы можем выиграть это дело!
– Я согласен с ними, – добавил Барраса.
– Вы и в самом деле думаете, что можете выиграть? – спросил Ричард.
– Мы выиграем, – сказал ему Даниэль.
– Я верю в них, – поддержала их Рут.
– Но дело в том, что я не хочу, чтобы маме и отцу пришлось пройти через долгий процесс и все такое, выслушать всю их ложь, – сказал Ричард.
– Не беспокойся об этом, Ричи! Если ты невиновен, ты должен с ними драться, иначе они тебя убьют.
– Вы думаете, если я признаю себя виновным, мне вынесут смертный приговор?
– Я удивился бы, если бы они этого не сделали, учитывая всю эту прессу. Это политический вопрос. Но мы можем попытаться заключить сделку, – сказал Артуро. – Если это то, что ты хочешь.
Повисла долгая пауза. Ричарду было о чем подумать.
– А у вас есть время и все необходимое, чтобы предстать перед судом? – спросил он.
– Да, мы найдем время. Это дело будет нашим главным приоритетом, – ответил Даниэль.
– Вы не можете и мечтать о лучшем, – вставил Барраса.
– Хорошо, – сказал Ричард, – ребята, я хочу, чтобы меня представляли вы. Считайте, мы договорились.
Рут улыбнулась. Все пожали друг другу руки. Рут искренне чувствовала, что Эрнандесы поступят с ее братом порядочно.
Когда они вышли из тюрьмы, их снова остановили репортеры. Рут сказала, что Ричард изменил свое мнение о Гальегосе, теперь, когда он узнал все, что касалось его истории.
– Он ни за что не хочет, чтобы его представлял адвокат, которого арестовывали за уголовное преступление, – сказала она.
Когда Джозефу Гальегосу позвонили и спросили, представляет ли он все еще Рамиреса, он сказал: «Когда я уходил от него в среду утром, он был в очень приподнятом настроении. Он был очень счастлив, мне было разрешено войти».
На вопрос, рассказывал ли он Ричарду о своей судимости, он ответил: «Да, конечно. Всю историю. И тот сказал, что все это не имеет значения. В понедельник я подаю ходатайство о получении копий всех полицейских протоколов по этому делу».
Глава 31
Семья Рамирес решила выступить в защиту Ричарда единым фронтом и поддержать Артуро и Даниэля. Мерседес, Роберт и Рут вылетели в Лос-Анджелес в воскресенье, 21 октября. Мерседес была во всем черном, как будто в трауре, в больших темных очках и с черной вуалью на голове. С 31 августа ей казалось, что она постарела на двадцать лет. Морщины на лице стали глубже и заметнее, шла она медленно, с явным усилием. Казалось, тяжесть случившегося – тяжесть трагедии – легла на ее худые плечи, согнув и прижав к земле.
Когда она увидела Ричарда, ее сердце перевернулось при виде своего ребенка в тюрьме, обвиненного в самых ужасных преступлениях, о которых она когда-либо слышала. Несмотря ни на что, Мерседес знала, что они ошибались. Ее сын, ее Ричи, который любил танцевать под радио, никогда не смог бы совершить то, о чем они говорили. Она чувствовала, что причиной всего этого были наркотики и Сатана, и они были в основе этого кошмара. Люди смотрели на нее, пялились, показывали на нее пальцами и перешептывались.
Ричард сказал матери по черному тюремному телефону, глядя на нее через толстое грязное стекло, что он не делал того, в чем его обвиняли. Его подставили.
– Им нужен был кто-то, и они выбрали меня.
Несмотря ни на что, Мерседес сказала сыну, что она верит в него и поддерживает его. Она также сказала ему, что он должен бороться – что Эрнандесы будут бороться за него и он не должен сдаваться. Она будет за него молиться.
– Ты не можешь просто покориться, сдаться и позволить им лишить тебя жизни.
Следующим шагом Эрнандесов было добиться от судьи Сопер назначения их адвокатами Ричарда. Когда они предстали перед судом в понедельник, в полном составе присутствовала пресса, а также Мерседес, Рут, Роберт и Рубен. Мерседес закрыла лицо черной вуалью и солнцезащитными очками. Вне зала суда судья Сопер терпеливо и медленно объяснила, почему она не хотела разрешать Эрнандесам представлять Ричарда Рамиреса, ссылаясь на обвинения в неуважении к суду по предыдущим делам, против чего оба Эрнандеса выразили протест, заявив, что обвинения в неуважении к суду не были их виной, они были необоснованными и несправедливыми. Главным возражением судьи было очевидное отсутствие у них опыта в делах о преступлениях, за которые предусмотрена смертная казнь. По ее словам, на карту поставлены серьезные последствия.
Ричард настаивал, что ему во что бы то ни стало нужны Эрнандесы.
Хэлпин также чувствовал, что адвокатам не хватало квалификации для ведения такого сложного и тяжелого дела.
Судья Сопер указала, что штат не мог заплатить Эрнандесам, потому что те не соответствовали минимальным критериям штата по рассмотрению дела о преступлениях, за которые предусмотрена смертная казнь. Коллегия адвокатов рекомендовала, чтобы такие юристы имели десятилетний опыт работы в качестве адвокатов в пятидесяти судебных процессах, сорок из них должны быть связаны с обвинениями в особо тяжком преступлении, а тридцать из сорока дел о тяжких преступлениях проходили с участием присяжных. В ответ на это Эрнандесы заявили, что закон Калифорнии позволяет обвиняемому пользоваться услугами адвоката по своему выбору. Они имели лицензию на юридическую практику в Калифорнии, были членами коллегии адвокатов с хорошей репутацией и собирались представлять Ричарда Рамиреса.
Как они рассчитывают получать гонорар, поскольку Ричард неимущий? На этот вопрос Эрнандесы сказали, что подписали договор, согласно которому Ричард передаст им права на любой фильм или книгу. Судья возразила, что ей придется с ним ознакомиться и назначить специалиста по частному праву, чтобы он оценил его законность, поскольку преступникам запрещено извлекать выгоду из своих преступлений. По словам Эрнандесов, договор составлен в Эль-Пасо, где нет законов, запрещающих передачу прав на книги и фильмы в качестве оплаты гонораров адвокатам.
Гальегос сказал, что у него нет проблем с отказом от дела.
Эрнандесы доставят проблем Филу Хэлпину. Он понимал, что их неопытность неизбежно ляжет бременем на его плечи: они замедлят судебный процесс до черепашьей скорости, сделают и без того чрезвычайно сложное дело еще сложнее.
– Мне нужны эти адвокаты, – раздраженно прорычал Ричард, сжимая и разжимая кулаки, точно когти, и заставляя тем самым напрягаться охранников.
В конце концов, судья Сопер решила зафиксировать все это в протоколе и перенести спор в открытое судебное заседание.
Когда Ричарда привели на скамью подсудимых, в него словно бес вселился. Он переминался с ноги на ногу и гневно смотрел на Хэлпина. Мерседес молилась, чтобы он успокоился.
Судья Сопер начала с того, что обвиняемый снова хочет сменить адвоката после того, как она только что, не более двух недель назад, одобрила предыдущего адвоката. Она сразу перешла к сути проблемы, заявив, что у Эрнандесов недостаточно опыта и что их обвинили в неуважении к суду в округе Санта-Клара. Артуро Эрнандес вскочил и возразил, заявив, что судья не имеет права предавать огласке эти «недоказанные обвинения в неуважении к суду».
Ричард, переводя взгляд с судьи на всех присутствующих в зале, крикнул:
– Мне нужны эти адвокаты!
Фил Хэлпин встал и предложил Рамиресу еще раз поговорить с Гальегосом.
– Я не хочу с ним разговаривать, – ядовито сказал Ричард Хэлпину. – Я хочу этих адвокатов!
Артуро Эрнандес продолжал требовать занести в протокол свою обеспокоенность по поводу того, что судья обнародовала обвинения в неуважении к суду. Хэлпин прервал его и сказал, что он фактически не имел права требовать от судьи занесения возражений в протокол, потому что они еще не назначены адвокатами.
– Они назначены мной! – крикнул Ричард.
Мерседес молилась, чтобы он успокоился, но знала, что он не угомонится. Как у отца, всех братьев и двоюродного брата Майка, характер у него был вспыльчивый, это была семейная черта, о которой она никогда особо не задумывалась. Она просто ее принимала – как цвет глаз или волос. Она знала, что теперь на него направлены телекамеры, и ей, черт возьми, хотелось, чтобы он просто сел и не показывал миру искаженное гневом лицо. Одного богу известно, сколько и без того у него неприятностей.