Артуро Эрнандес потребовал от Хэлпина извинений, тот извиниться отказался. Затем Эрнандесы попросили судью Нельсона предъявить Хэлпину обвинение в неуважении к суду за то, что тот ушел со слушания во вторник, чтобы проверить, разговаривали ли Рут и Рубен с прессой. Судья отказался и предупредил:
– Если вы все не хотите сидеть в одной камере, я бы посоветовал вам прекратить использовать протоколы суда для клеветы друг на друга.
Суд был призван к порядку, и заместитель шерифа Расс Улот, ветеран с 23-летним стажем, занял место на свидетельской трибуне и дал показания о том дне, когда приехал по вызову в дом Винсента и Максин Заззара.
Он рассказал суду, как он и его напарник нашли Винсента Заззара мертвым на кушетке с пулевым отверстием с левой стороны головы. Затем он описал, как нашел 44-летнюю Максин.
– Ее глаза. Было много крови и обезображивания, коронер осмотрел эту область, и глаза отсутствовали…
Ричард засмеялся, пронзительно загоготав, как гиена.
Судебные приставы окружили его. Улот замолчал и посмотрел на Ричарда. Если бы взглядом можно было убить, Ричард упал бы замертво. Но он продолжал улыбаться. Судебные приставы не могли скрыть к нему неприязнь.
Что он за монстр – повис безмолвный вопрос над залом суда.
С сердитым взглядом и ходящими желваками Улот продолжал отвечать на настойчивые вопросы Хэлпина.
– Вокруг ее глаз было множество порезов. Верх ее пурпурной пижамы был задран, и под левой грудью виднелись глубокие разрезы, похожие на перевернутый крест. Ножевые ранения были нанесены в области груди, живота и лобка. Ее пижамные штаны были стянуты.
Люди в зале суда нервно заерзали на своих местах. Ни одна из этих подробностей никогда не разглашалась. Ричард начал изучать фотографии Максин Заззары, которые Хэлпин с легкой ухмылкой на лице передал защите в качестве доказательств. Возможно, он, спрашивали юристы и представители прессы, пытался заложить базу линии защиты, основанной на невменяемости? Он должен быть сумасшедшим, чтобы в открытом суде смеяться после таких жестоких описаний, и, очевидно, он рисковал еще больше скомпрометировать присяжных Лос-Анджелеса.
Расс Улот описал отчетливые следы обуви, найденные на клумбах под двумя окнами и на пластмассовой канистре под маленьким задним окном, которую убийца использовал для проникновения в дом. Далее он описал разгром и отключение телефона, которые были фирменными знаками работы Ночного охотника.
Под перекрестным допросом Даниэля Эрнандеса Улот признал, что сын Винсента Заззары, Питер, сказал ему, что, по его мнению, отца убили из-за связей с мафией и торговли наркотиками.
Фил Хэлпин возразил, заявив, что убийства Заззары не были делом рук мафии. Судья вынес решение против Хэлпина, разрешив дальнейший перекрестный допрос о предполагаемых связях Винсента Заззары с преступным миром, которые, как подытожил Улот, не сводятся ни к чему, кроме «необоснованных слухов».
В ходе перекрестного допроса заместитель шерифа по расследованию убийств Поль Аршамбо также признал, что в курсе слухов о Винсенте Заззаре. Он сказал:
– В то время Питер Заззара рассказал мне, что его отец замешан в делах мафии… что, возможно, это связано с продажей наркотиков.
При повторном допросе Хэлпина Аршамбо показал, что департамент шерифа тщательно проверил слова Питера Заззары, и, по его мнению, они не соответствовали действительности. Когда Эрнандесы выразили протест, чем воспользовался Хэлпин, чтобы заставить судью Нельсона отменить свое решение относительно связей Винсента Заззары с мафией и вычеркнуть его из протокола.
Следующая схватка между Хэлпином и Эрнандесами разгорелась ближе к концу дня, когда Даниэль настойчиво пожаловался судье Нельсону, что департамент шерифа, департамент полиции Лос-Анджелеса и прокуратура еще не предоставили им копии находящихся в их распоряжении отпечатков пальцев и следов обуви, – на что защита имеет законное право. Судья Нельсон постановил, что все отпечатки пальцев и следы обуви будут переданы в суд в понедельник, двадцать четвертого. Хэлпин пожаловался судье Нельсону, что перемещение всех отпечатков пальцев в переполненное здание суда может их повредить. Судью Нельсона это не волновало. Он сказал:
– Если потребуется, я прикажу доставить каждую банку и каждую бутылку и поставлю их на стол прямо сюда, в суде.
Это постановление страшно возмутило Хэлпина. Он не собирался раньше времени пускать в ход какие-либо отпечатки пальцев в угоду требованиям момента. Он хотел, чтобы дело продвигалось как можно быстрее, а при наличии более чем 600 вещественных доказательств и 150 свидетелей это была непростая задача. Была еще одна причина спешить с передачей дела в суд: в результате нападения несколько свидетелей находились на грани смерти, другие вполне могли вскоре умереть естественной смертью.
В тот день в зале после суда он пожаловался прессе на постановления судьи Нельсона, заявив, что «при переносе отпечатков пальцев в здание Транспортного суда в центре Лос-Анджелеса ключевые вещественные доказательства будут поставлены под угрозу».
На следующий день судья Нельсон отменил свое решение о передаче материалов в суд, но назначил судебного распорядителя, дабы удостовериться, что защита получила предметы, на которые имела право. Слушание продолжалось, и Хэлпин вызывал на трибуну свидетеля за свидетелем, и они зло, часто дрожащей рукой указывали на Рамиреса.
Флоренс Лэнг все еще находилась в коматозном состоянии и не могла дать показания. Но Хэлпин сказал, что Мария Эрнандес, Кэрол Кайл, Уитни Беннетт, Софи Дикман, Сомкид Хованант, Сакина Абоват, Вирджиния Петерсен, Джесси Перес и Фелипе Солано, равно как и множество криминалистов, неумолимо связывали Ричарда Рамиреса с преступлениями.
Было больно смотреть, как дает показания Сомкид Хованант. Она плакала и рыдала, плечи у нее дрожали.
– Он называл меня «сукой» и всеми плохими словами. Он таскал меня за собой за волосы, куда бы ни шел, он насиловал меня. Он бил меня и приставлял пистолет к голове. Он причинил мне все зло, какое только мог.
Когда подошла очередь Сакины Абоват, перспектива оказаться в одном помещении с Ричардом настолько ее расстроила, что у нее подкашивались ноги, и судебные приставы едва ли не несли ее к трибуне.
– «Тебе это нравится?» – передала Кэрол Кайл его вопрос, когда он насиловал ее. В отличие от Сакины и Сомкид, Кэрол была спокойна и серьезна.
Когда Даниэль Эрнандес спросил Кэрол, почему она вовлекла Ночного охотника в «двадцатиминутную беседу», она ответила, что подумала, что, если ей удастся заставить его серьезно отнестись к ней и к ее семье, он оставит их в живых. Она сказала, что последние ее слова были: «Должно быть, жизнь вас не баловала, если вы так со мной поступили». В ответ на что он, по ее словам, засмеялся. Эрнандес спросил ее, охарактеризовала ли она нападавшего как «очень миловидного, болезненно худого, с темными вьющимися волосами, от которого исходил «резкий запах дубленой кожи». Она сказала: «Да».
– Я боялась его разозлить, – заявила Софи Дикман и объяснила, как ей не терпится рассказать о нем все. Она описала его как «напряженного, но владеющего собой и контролирующего всю ситуацию».
Вражда между Ричардом и его тюремщиками с каждым днем возрастала и достигла осязаемого напряжения. На суде приставы выслушивали показания каждого свидетеля, и ужасные подробности не выходили у них из головы.
Кроме того, они видели, как Рамирес улыбается и смеется, издевается и хвастается, не выказывая ни малейшего уважения ни к системе, ни к жертвам, ни к ним лично. Они видели, как приходят все эти женщины и улыбаются ему, выпячивают перед ним грудь и сидят в коротких, едва прикрывающих ноги юбках, и их неприязнь к Ричарду материализовывалась в нечто вполне реальное.
Все достигло апогея в конце апреля.
Для дачи показаний вызвали женщину из Тихуаны, которой Джесси Перес отдал пистолет. Когда она вошла в зал суда и подошла к трибуне, Ричард повернул голову и впился в нее взглядом. Потом его взгляд переместился на Эми Рио, и он улыбнулся. Часто во время предварительного рассмотрения дела Ричард перебрасывался фразами с поклонницами и пытался разговаривать с ними, что было запрещено, и судебным приставам несколько раз в день приходилось предупреждать его о запрете общения с публикой. Двадцативосьмилетний судебный пристав Стивен де Прима подошел к Ричарду и приказал ему смотреть прямо перед собой. Ричард его слова проигнорировал и продолжал улыбаться Бернадетт и своим поклонницам. Де Прима, по всей видимости, подумал, что Ричард пытается запугать свидетельницу, схватил Ричарда за голову и повернул ее, чтобы он смотрел вперед. Ричард вскочил и закричал:
– Убери от меня свои гребаные руки!
Он схватил де Приму. В зал ворвались два других судебных пристава. Де Прима сделал Ричарду захват шеи, два других судебных пристава вцепились в Ричарда, и под взглядами шокированной публики вытащили его из зала в холл.
Артуро Эрнандес заглянул в дверной глазок и увидел, как судебные приставы избивают несопротивляющегося Рамиреса.
– Эй, – закричал Артуро, – прекратите его бить, он не сопротивляется!
– Почему бы тебе не пойти и не остановить их? – сказал Хэлпин.
Копившаяся между ними вражда вспыхнула. Артуро снял пиджак и сказал Хэлпину:
– Ну, давай, ты и я. Думаешь, ты такой крутой? Давай выйдем.
Каррильо и Салерно пришлось встать между Артуро и Хэлпином. Судья ударил молотком, призывая суд к порядку.
Через несколько минут, когда Ричарда вернули в зал суда, он улыбался как школьник, подравшийся с назойливым задирой. На шее у него краснела яркая полоса.
В тот день после суда в кабинете судьи Эрнандесы пожаловались судье Нельсону на «чрезмерную агрессию» судебного пристава де Примы. Судья согласился с Эрнандесами, сказав: «У судебных приставов не было оснований так действовать», и отстранил де Приму от работы до конца слушаний.