Ночной охотник. История серийного убийцы Ричарда Рамиреса — страница 67 из 113

Следующим свидетелем был Рон Эндо, полицейский из Монтерей-Парка. Он рассказал, как его направили на улицу Альгамбра, что он там обнаружил и что делал. Эрнандес попросил полицейского Эндо снова описать все, что он видел и делал, допрашивая его как участника какого-то крупного заговора. Присяжные, казалось, утратили всякий интерес, зевали и ерзали. Один из них даже заснул.


На следующее утро Альфред Каррильо, присяжный номер четыре, не смог прибыть в суд, потому что его маршрут транспорта не работал. Судье Тайнану пришлось в этот день отменить разбирательство, и он обратился к присяжным со своим обычным наставлением о том, чтобы они не обсуждали дело.

Фил Хэлпин сказал судье, что хотел бы представить присяжным все фотографии уже рассмотренных инцидентов. Он предложил повесить их на доску и разрешить жюри на них смотреть. Он не хотел, чтобы фотографии висели в совещательной комнате жюри, потому что они могли вызвать разговоры и комментарии присяжных. Судья предложил разрешить присяжным передавать друг другу фотографии, связанные с каждым преступлением, комплектами в течение десяти или пятнадцати минут, а потом позволить им получить их, когда начнется обсуждение дела. Хэлпин и Эрнандес согласились, и суд ушел на перерыв.

Затем Хэлпин вызвал доктора Ричарда Тенна, который дежурил в отделении неотложной помощи больницы Гарфилда утром в день нападения на Ю. Он показал, что Веронику доставила «Скорая», и что он проверил ее жизненные показатели, официально констатировал ее смерть и заполнил отчет судмедэксперта, указав причиной смерти два огнестрельных ранения.

Как и в случае с предыдущими свидетелями, Эрнандес попросил врача подробно описать состояние жертвы.

Хэлпин вызвал на свидетельскую трибуну доктора Сьюзен Селсер, и она показала, что провела вскрытие тела Вероники 19 марта в 10:30 в присутствии детектива полиции Монтерей-Парка Энтони Ромеро. Причиной смерти стали два огнестрельных ранения, и она кратко отметила травмы, нанесенные каждым из них.

Даниэль Эрнандес начал свой перекрестный допрос с вопроса:

– Можете ли вы сказать мне, какие нервы были повреждены или полностью разорваны?

Вопрос потребовал от доктора Селсер более подробного описания травм. Он предположил, что у Вероники могли быть синяки до выстрелов, потому что у нее на ногах были синяки, но врач сказала, что они, скорее всего, появились в результате стрельбы. На вопрос Эрнандеса, есть ли у Вероники раны, вызванные сопротивлением при нападении, доктор ответила отрицательно. Даниэль хотел убедить присяжных, что Веронику убил брошенный ею приятель в начавшейся раньше ссоре.

Прежде чем перейти к следующему инциденту, Хэлпин хотел показать присяжным фотографии с места преступления. Фрэнк и Гил помогли раздать фотографии присяжным.

В жюри были обычные люди, ведущие обычную жизнь, и им было очень сложно смотреть на фото и сохранять душевное спокойствие. «Они навсегда изменили нас», – скажет позже присяжный. Но все знали, что худшее еще впереди.

После обеда Хэлпин заявил суду, что хочет показать присяжным фотографии инцидента с Заззара с места преступления. Эрнандес возразил, заявив, что увеличенные снимки, усиленные искусственным освещением, были «чрезмерно жестокими» и только разжигали эмоции присяжных, в особенности женщин.

Хэлпин не согласился. Мужчина был убит выстрелом в голову, аналогично другим, еще не представленным преступлениям, а ножевые ранения Максин идентичны нанесенным Охотником в ходе других нападений.

Судья Тайнан постановил:

– В соответствии со статьей 352, тщательно взвесив все соответствующие факторы, суд разрешает их показывать присяжным во время дачи показаний, и – я предполагаю, – они могут быть допущены после должного обоснования со стороны прокуратуры.

Теперь открылась дверь для показа присяжным всех фотографий тел.

Следующим на свидетельскую трибуну взошел Бруно Франсиско Поло, сотрудник Винсента Заззары, обнаруживший преступление. Он нервничал и страшился грандиозности процесса.

Терпеливо и профессионально Хэлпин заставил Поло рассказать присяжным о том, как он обнаружил трагедию 28 марта. Он описал обнаружение тел, прибытие полиции, пожарных и скорой – затем приезд Питера Заззара с женой и маленьким ребенком.

Хэлпин попросил разрешения подойти к судье и сказал Тайнану, что с Поло он закончил, но прежде чем передать его Эрнандесу, он хочет ясно дать понять, что он не потерпит вопросов защитника о пребывании Винсента Заззара в тюрьме, наличии оружия у него в доме или «его предполагаемых связях с преступным миром». Даниэль сказал, что имеет право задавать подобные вопросы, но Тайнан постановил, что не имеет.

С убийствами Заззара Даниэль надеялся показать присяжным, что собственный сын Винсента сказал, что его отец был связан с мафией, и отца и Максин, скорее всего, убила мафия. Хотя он знал, что это выходит за рамки его перекрестного допроса – и Хэлпин поднял этот вопрос первым, – он все еще был полон решимости передать на ознакомление присяжными заявление Питера Заззары, сделанное Рассу Улоту.

После короткого перерыва суд возобновился, и Эрнандес начал задавать Поло вопросы о его отношениях с Питером Заззара. Хэлпин возражал против этой линии допроса как «не относящейся к делу и не имеющей существенного значения», и судья Тайнан возражение поддержал. Даниэль попросил Поло снова представить присяжным подробный отчет о событиях, приведших к обнаружению им убийств Заззары.

В конце концов Хэлпин подал возражение, поскольку вопросы, казалось, становились все менее относящимися к делу. Адвокаты подошли к судье, и Тайнан дал указание Эрнандесу выбрать более отвечающую сути дела линию допроса.

Даниэль вернулся к столу защиты и посовещался с Салинасом, а затем расспросил Поло о том, сколько конвертов с деньгами он оставил у Заззара, пытаясь бросить на выручку пиццерии некую зловещую тень связи с преступным миром.

Спустя всего несколько минут судья прервал перекрестный допрос Даниэля, чтобы почувствовавший себя плохо судебный репортер Крис Олсен смог уйти домой. Он еще раз дал всем присяжным наставление не обсуждать дело и напомнил, что выходные продлятся три дня, потому что в понедельник суд будет закрыт. В следующий раз они увидятся 14 февраля, в День святого Валентина.

Глава 35

Дорин почти всегда была одной из дюжины постоянных поклонниц Ричарда, которые сидели в суде каждый день. Работа Дорин в журнале позволяла ей самой выбирать время. Другие девушки, как и многие журналисты, теперь присутствовали только на утренних заседаниях, но Дорин присутствовала и утром, и после обеда, вечно надеясь, что Ричард повернется и узнает ее. Она чувствовала, что Ричард ей поверил, он знал, кто защищает его права, пишет письма в газеты, осуждая несправедливое обращение с ним.

Саманта писала ему письма, в которых подробно рассказывала, как хочет заняться с ним сексом ночью на кладбище, на холодном перевернутом надгробном камне, залитом кровью одной из жертв Ночного охотника.

Ева О, навещая его, рассказала, как хочет заняться с ним сексом в гробу, в котором она спала каждую ночь. Этот гроб будет их любовным гнездышком, местом, где, ручалась она, она во имя Сатаны, во имя зла исполнит все его фантазии…

Лора Кендалл, бывшая фотомодель, ставшая в Нью-Йорке профессиональной доминатрикс, написала Рамиресу, что мечтает заняться с ним сексом в его тюремной камере.

– С Ричардом, – сказала она, – я бы хотела быть покорной. Над таким мужчиной, как он, невозможно доминировать.

Из всех женщин, утверждавших, что влюблены в него, Ричард считал Дорин самой практичной. Она окончила колледж, не курила, не пила и не ругалась. Представление Дорин о ненормативной лексике ограничивалось выражениями «черт побери» и «твою мать». Она была еще девственницей и не сомневалась, что Ричарда это привлекает больше всего. Он чувствовал, что она его. Все остальные знакомые ему женщины уже занимались сексом. У многих из них были сексуальные фантазии с участием Ричарда, крови, ножей, кнутов и всевозможных садистских извращений.

Внимание множества женщин изменило Ричарда. На свободе, в реальном мире, у него никогда не было доверительных сексуальных отношений с женщинами, кроме проституток. Последней женщиной, с кем у него имелась какая-никакая эмоциональная близость, была Нэнси четырнадцать лет назад. Он никогда не считал себя особо желанным женщинами. Он казался себе слишком худым и стеснялся своих зубов. Он был настолько застенчив, что с властвующими в духовном мире бесами и демонами ему было общаться легче, чем с людьми. Он никогда не заботился о своей одежде, никогда не причесывался, и, жившего в постоянном движении, его перестала занимать личная гигиена.

Но теперь, когда его лицо с полными губами и высокими скулами, а также его предполагаемые деяния сделались одними из самых горячих новостей в стране, он стал очень востребованным. В те выходные он получил множество валентинок от женщин из Израиля, Лондона, Германии и Испании. Все это преклонение стольких женщин распалило самомнение Ричарда и возбудило его сексуальность. Некоторые из приходивших к нему женщин, когда никто не видел, поднимали по его требованию платья и исподтишка показывали ему половые органы.

Дорин чувствовала, что из всех открыток и любовных писем, которые он получил в те выходные, ее Ричарду были несравнимо важнее.

– Я была, – рассказывала она позже, – единственная, кто о нем действительно заботился. Все остальные были кучкой оригиналок и чудачек, хотевших использовать Ричарда для самоутверждения и острых ощущений. Но я для себя не хотела ничего. Было только то, что я могла сделать для него, как я могла ему помочь.

Когда ее спросили о преступлениях, в которых обвиняется Ричард, и ужасных последствиях, если он будет осужден, она смиренно ответила:

– Все это не важно. Я люблю его таким, какой он есть. Когда любишь, принимаешь хорошее и плохое.

Дорин ждала его несколько часов в субботу и воскресенье. Она хотела выглядеть особенно красивой из-за Дня святого Валентина и украсила длинные черные волосы бантами и надела платье в цветочек, которое, как она знала, понравится Ричарду. Увидев его, она сказала ему, как сильно его любит и как сильно она хотела бы супружеское свидание с ним в День святого Валентина. Они оба знали, что этого не произойдет, поэтому довольствовались лучшим из возможного.