Без драмы и слез она рассказала присяжным, как тем утром поехала в ресторан, затем к родительскому дому, увидела на подъездной аллее машину родителей и вошла в здание через заднюю дверь, окно которой оказалось разбито, а сама она стояла полуоткрытой.
– Я прошла по коридору и обнаружила их в спальне.
Она глубоко вздохнула и изо всех сил пыталась сдержать слезы, вызванные воспоминанием об окровавленных телах родителей.
По ее словам, полицию вызвал муж. Хэлпин не расспрашивал ее о том, в каком состоянии были ее родители, когда она их нашла. У него были фотографии, самые жестокие и кровавые на всем судебном процессе, которые он мог показать присяжным, и он знал, что фотографии скажут сами за себя.
У Кларка к миссис Арнольд вопросов не было.
Следующей была Элла Фрэнсис, еще одна дочь Лелы и Макса Кнейдингов. Хэлпин, демонстрируя фотографии, попросил ее рассказать присяжным об отдельных предметах, которые она узнала как принадлежащие ее родителям в ходе опознания похищенного имущества. Когда он показал ей фото обручального кольца ее матери, она заплакала. Она опознала еще несколько ювелирных украшений и была отпущена.
Хэлпин хотел передать присяжным фотографии с места преступления Кнейдинг, но Кларк возразил, что фото из морга были жестокими для присяжных, и указал в качестве примера на снимок ножевого ранения миссис Кнейдинг, который, по утверждению Хэлпина, жюри было необходимо увидеть. Между ними разгорелась дискуссия, и некоторые фотографии Тайнан, в конце концов, согласился исключить.
Затем Хэлпин вызвал детектива Джона Перкинса. Прокурор попросил Перкинса подробно описать ужасные раны, нанесенные Кнейдингу.
Присяжные и заместители посмотрели на Ричарда. Тот по своему обыкновению сидел в кресле, скрестив лодыжки и подперев подбородок ладонью правой руки.
Хэлпин попросил Перкинса опознать пули, извлеченные из тел Кнейдингов. Он подробно описал все раны, ножевые и огнестрельные, которые он наблюдал, присутствуя при вскрытии.
Когда началось дневное заседание, Хэлпин сказал, что не может доставить в суд доктора, проводившего вскрытие Кнейдингов, раньше следующей недели, поэтому собирается представить тринадцатое дело, убийство Чайнаронга Ховананта, избиение и изнасилование Сомкид Хованант. Прокурор зачитал для протокола список всех представленных им доказательств, а потом вызвал на трибуну Сомкид.
Дорин в зале суда не было. Никто не мог присмотреть за пятилетней дочерью Сомкид, и Дорин вызвалась добровольцем. Она присматривала за ребенком в холле, пока Сомкид давала показания.
Сомкид сказала суду, что родилась в Таиланде и английский не ее родной язык. Она говорила так тихо, что Хэлпин предложил ей поднести микрофон поближе.
Она рассказала присяжным, как ее муж пришел той ночью домой и не сразу лег спать. Было очень жарко, и она легла спать на диване в гостиной. Стеклянная дверь патио была открыта, но дверь с сеткой была закрыта, хотя и не заперта. Ее разбудил звук открывающейся раздвижной двери. У Сомкид был тайский акцент, и говорила она без синтаксиса.
– Что вы увидели? – подсказал Хэлпин.
– Я вижу высокого тощего мужчину с оружием.
– Он что-нибудь вам сказал?
– Да. Он говорит: «Заткнись, сука. Делай то, что я тебе говорю, иначе я тебя убью».
Далее она рассказала, как Охотник вошел в спальню, где спал ее муж. Она услышала выстрел.
– И после того, как вы услышали выстрел, этот мужчина вернулся к вам?
– Да, этот мужчина вернулся, сказал: «Я уже убил твоего мужа».
– Что еще он сказал?
– «Делай, что я тебе говорю. Если нет, я убью обоих твоих детей».
Она сказала ему, что даст ему все, что он захочет, если он не причинит вреда ее детям. Он сорвал с нее ночную рубашку, отвел ее в спальню, сказал: «Это твой муж. Он уже мертв». Затем повалил ее на пол, приставил пистолет к голове и изнасиловал. Сотрясаясь от плача, она продолжала свои показания, описывая, как он связал ей руки электрическим проводом, отрезанным от фена в ванной, и избил ее.
Сомкид показала, что после этого он изнасиловал ее орально и анально. В комнате ее сына сработала сигнализация, и ее мучитель пошел в комнату мальчика, связал его, затем вернулся к ней и связал ей ноги ремнем. Затем он прошел на кухню, выпил яблочный сок, вернулся и потребовал ценные вещи и драгоценности. Он отвел ее на кухню, и она показала, где спрятала свои драгоценности, приклеенные скотчем под выдвижным ящиком кухонного комода. Он положил нужные ему вещи в наволочку и вскоре ушел. Затем она развязалась и побежала к сыну.
Задыхаясь от рыданий, она рассказала, как вернулась в спальню с соседкой, желая посмотреть, действительно ли злоумышленник убил ее мужа, и, когда она об этом говорила, присяжные сидели как завороженные. Несколько женщин и двое мужчин заплакали – заплакали даже видавшие виды судебные репортеры.
– Я просто поднимаю одеяло и вижу, что у него выстрел в голову. Я знаю, что он мертв, и полиция и соседи меня оттаскивают. Я не хочу уходить.
Хэлпин предложил ей воды и салфетки, вытереть слезы. Затем он продолжил показывать ей фотографии с места преступления, и они еще больше усилили ужасное тягостное горе Сомкид.
– Ее свидетельские показания были одной из самых печальных вещей, с которыми мне когда-либо приходилось сталкиваться в зале суда, – скажет позже Гил Каррильо. – У меня на глаза навертывались слезы.
Наконец Хэлпин спросил:
– Вы видите этого мужчину сегодня в зале суда?
Без колебаний она подняла правую руку и указала на Ричарда. Он скривился, а потом рассмеялся. Она заплакала еще сильнее.
Хэлпин показал ей фотографию лежащего на кровати мертвого Чайнаронга Ховананта.
– Именно таким вы нашли его в то утро?
Она сказала, что это так, и полностью расклеилась.
Во время перекрестного допроса Кларк отметил тот факт, что, когда вошел Охотник, у нее в доме было плохое освещение, однако она сказала, что разглядела его хорошо, в особенности, когда он включил свет в ванной. Кларк попытался опровергнуть описание, которое она дала полиции, намекнув, что она описала нападавшего как «белого человека».
Она это отрицала, заявив, что сказала полиции, что у него смуглая кожа, «как у мексиканца», и вьющиеся черные волосы.
Кларк спросил ее, видела ли она фотографию Ричарда по телевидению и в газете, намекая, что именно поэтому она выбрала его на опознании 5 сентября. Она решительно ответила: «Но я знаю, что это он, потому что никогда не забывала его лицо, даже сегодня», и, несмотря на все старания, Кларк не мог заставить отказаться от показаний.
Следующей вызвали Дайан Фичнер, первую из полицейских, приехавших к дому Хованантов. Зачитывая составленный ею протокол, она засвидетельствовала, что по описанию Сомкид, «нападавший был мужчиной, возможно, латиноамериканцем, ростом метр восемьдесят, худощавый, от тридцати до тридцати пяти лет… у него были кудрявые каштановые волосы, мягкие волнистые светлые кудри, а на нем были коричневые брюки и синяя разноцветная рубашка».
– Вы тогда передавали это описание?
Она сказала, что да.
Кларк задал несколько вопросов по описанию Сомкид, прежде чем суд ушел на перерыв до вечера.
Следующим свидетелем был Карлос Бриззолара, показавший, что с напарником Аль Микелорена приехал к дому Хованант в 9:08 утра двадцатого числа. Хэлпин попросил Бриззолару воссоздать для присяжных место преступления. Прокурор показал ему фотографии разгрома в доме и отключенного телефона, характерные для почерка Охотник. Хэлпин проследил, чтобы присяжные увидели снимок крупным планом огнестрельного ранения Чайнаронга, идентичного огнестрельным ранениям Винсента Заззары и Элиаса Абовата. Он также показал Бриззоларе фотографии обнаруженного около дома следа обуви 44,5 размера.
На перекрестном допросе Рэй Кларк не смог отстранить своего клиента от преступлений в Сан-Вэлли. Бриззолара отпустили, и Хэлпин сказал суду, что ему снова придется вызвать свидетеля в нарушение порядка из-за нестыковки графиков. Он представит инцидент № 14, нападение на Петерсенов, предпоследнее по счету дело. Судья Тайнан дал согласие. Кларк сказал судье, что Ричард «чувствует себя неважно» и хотел на следующий день отказаться от своего права явки в суд для слушания. Тайнан согласился, и все документы были заполнены и подписаны Ричардом.
Ричард был убежден, что охранники тюрьмы все еще добавляли ему в еду какую-то отраву. Он постоянно был вялым, у него не было энергии, все суставы болели, а по утрам его тошнило. Ему снились все более и более странные сны, в чем он винил яд. Он не хотел есть, но другого источника пищи у него не было.
– Они держали меня взаперти двадцать четыре часа в сутки, без физических упражнений, без свежего воздуха, без ничего. Они медленно меня убивали, и небезуспешно. Я чувствовал, что умираю, – рассказывал он позже.
Он пожаловался Дорин на то, что в его пищу добавляют отраву. Она написала четко аргументированные письма начальнику тюрьмы, но ничего не изменилось.
Помощник окружного прокурора Йохельсон зачитал для протокола список представленных доказательств по делу Петерсенов и вызвал на трибуну Вирджинию Петерсен.
Вирджиния была крупной женщиной с широкими прямыми плечами и уверенной, твердой походкой. Подойдя к трибуне, она бросила на Ричарда недобрый взгляд. Она была приведена к присяге и рассказала присяжным о том утре, когда ее разбудили шаги, и она увидела, как в ее спальню из гостиной, где муж оставил включенным свет, вошел мужчина.
– Он был, – сказала она, – в трех метрах от меня.
– Можете ли вы описать его таким, каким вы его тогда увидели?
– Он был выше 180 сантиметров ростом, был одет в темную одежду, и у него были лохматые темные волосы.
– Какая у него была комплекция? – спросил Хэлпин. Он хотел, чтобы присяжные знали, что Вирджиния хорошо рассмотрела этого человека.
– Он был худощавым, но мускулистым, а не худым, как тростинка. Он держал пистолет наизготовку, – сказала она.