Следующей Хэлпин планировал вызвать Сакину Абоват, но она была больна и могла прийти только завтра. Прокурор сказал, что не может продолжать дальше. Заседание суда было объявлено закрытым.
Сакина Абоват боялась оказаться с Ричардом Муньосом Рамиресом в одном помещении. В глубине души она была уверена, что он был тем мужчиной, который украл жизнь ее мужа и ее достоинство – заставил ее пресмыкаться, умолять и клясться Сатане.
Хэлпин назвал ее по имени, она робко вошла в зал и медленно, бледная и дрожащая, направилась к трибуне. Она лежала дома в постели с гриппом и болью в горле. Сакина была 1,52 метра ростом, с блестящими черными волосами, короткой стрижкой и большими черными глазами. Хэлпин ненавидел вызывать ее на свидетельскую трибуну, но у него не было выбора.
Тихим голосом с бирманским акцентом Сакина сначала сказала присяжным, что проснулась тем утром в полтретьего, чтобы покормить грудью десятинедельного сына. Другой ребенок, трехлетний мальчик, спал в своей комнате. Покормив ребенка, она выключила кондиционер, сходила в туалет, выпила на кухне стакан воды и снова заснула.
Хэлпин знал, что Кларк будет ставить под сомнение наличие света, поэтому он попросил Сакину засвидетельствовать, что ночник в спальне был включен, как и лампа в гостиной.
Сакина сказала, что потом она услышала хлопок.
– И вдруг кто-то очень сильно ударил меня по голове, перевернул на живот и надел на меня наручники со спины.
– А что он еще сделал? – спросил Хэлпин.
– Потом он пару раз сильно ударил меня по ушам, а потом бил вот так, – сказала она, закрыв уши ладонями.
Плача и рыдая, она рассказала, как нападавший прыгнул на кровать и так сильно ударил ее ногой по голове, что она упала на пол, где он избил ее еще сильнее. Дальше он подошел к шкафу, вытащил ее рубашку и ею связал ей ноги.
Сакине было очень трудно говорить, она смотрела в потолок, словно ища силы.
– Он сказал: «Сука, тварь, не кричи, иначе я тебя убью. Я убью твоего ребенка в кроватке, и я убью твоего сына».
Затем он засунул ей в рот носок.
– Хорошо. До этого момента вы что-нибудь говорили? – спросил Хэлпин.
– Нет. Я сказала: «Клянусь, я не буду, клянусь, я не буду кричать. Клянусь, я не выйду», и он ударил меня еще раз и сказал: «Поклянись Сатаной».
– И я сказала: «Да, клянусь Сатаной, я не буду кричать».
Заплакав, она сказала, что он заткнул ей рот и завязал глаза, обыскал дом, вернулся, снова избил ее и потребовал ценные вещи.
Обида и боль Сакины вызвали сочувствие и тронули всех в зале суда. Даже у судьи Тайнана, обычно стойкого и бесстрастного, выступили слезы.
Хэлпин спросил ее:
– Вы видите этого мужчину сегодня в зале суда?
– Его, – сказала она, указывая пальцем. – Если хотите, я узнаю его из сотни мужчин. Он даже не сильно переменился, только волосы у него длиннее.
Она встала и сказала:
– Сукин сын! Зачем ты убил его? Я отдала тебе все! Ублюдок!
– Хорошо, – сказал Хэлпин.
– Мэм, я знаю, что вам тяжело, – сказал Тайнан.
– Я отдала ему все, – причитала она.
– Я понимаю. Просто постарайтесь сохранять спокойствие. Просто ответьте на вопросы, мэм. Если вам понадобится перерыв, мы дадим вам несколько минут. Просто постарайтесь расслабиться, – сказал судья Тайнан.
– Мы должны это сделать, – сказал Хэлпин. – За столом защиты сидят пять человек.
– Его, – сказала она, показывая пальцем. – Того, что в красном галстуке.
– Хорошо. Подсудимый Ричард Рамирес, для протокола. Спасибо, – сказал судья Тайнан.
Она зарыдала, закрыв лицо руками и села, злая и разбитая.
Кларк и Даниэль знали, что для защиты Сакина очень плохой свидетель. Два адвоката пришли к единому мнению. Они хотели как можно быстрее снять ее с трибуны. Даниэль встал и сказал:
– Ваша честь, можем ли мы предложить небольшой перерыв?
– Нет, – сказал судья.
Сакина, сквозь слезы и всхлипывая, рассказала, что ее мучитель избил еще сильнее, когда требовал деньги и ее обручальное кольцо с бриллиантом.
Затем, по ее словам, он ушел и вернулся через несколько секунд.
– Он сорвал с меня одежду.
– И вы все еще были в наручниках за спиной?
Она ответила утвердительно и продолжила рассказывать, как он потащил за волосы в свободную спальню.
– А потом он садится на кровать и вынимает член и хватает меня за волосы, и он тянет мой рот к члену, и я не хочу этого делать, а он тянет меня, он тянет меня, – закричала она и снова зарыдала, спрятав залитое слезами лицо в ладони.
Хэлпин как можно мягче подвел ее к описанию подробностей изнасилования. Потом она рассказала присяжным, что ее сын просыпается, она в наручниках идет к нему, успокаивает его, убаюкивает, а потом возвращается в спальню, где снова подвергается изнасилованию. Она сказала, что он пытался изнасиловать ее анально, но не смог совершить акт, хотя вагинально он ее изнасиловал.
Пока он этим занимался, ее сын вышел и ходил по коридору. Охотник схватил мальчика, связал его и накрыл подушками.
– «Сука, не кричи. Скажи своему сыну, чтобы он не кричал, а то я его убью». Я сказала: «Не буду кричать, клянусь», а он сказал: «Поклянись Сатаной». Я сказала, что клянусь Сатаной, что не буду кричать, и я не дам сыну кричать.
При этом она заявила, что он закрыл дверь, ее и сына оставил связанными, а вернувшись, принес диванные подушки, и положил на мальчика, чтобы заглушить его хныканье, а мальчик крикнул: «Мама, пожалуйста, я не могу дышать».
Сакина умоляла его не причинять боль ее мужу. В ответ на ее мольбу убийца рассмеялся, снял с нее наручники и приковал наручниками к дверной ручке. Он спросил, придет ли кто-нибудь утром ее освободить. Она сказала, что придет, и он ушел.
Она сказала, что сначала развязала сына и послала его будить ее мужа, но Элиас не вставал.
– Я так страшно пугаюсь. Я подумала, что, может быть, он разрезал эту дыню и засунул ее мужу в рот, а скотч ему понадобился, его [рот Элиаса] заклеить. Вот почему он не мог кричать и ничего.
Она продолжала описывать, как велит мальчику вернуться к своему отцу, говоря ему вынуть что-то у него изо рта, и она слышала, как ее сын пытается разбудить отца, много раз звал его, а она кричала: «Элиас, Элиас, просыпайся!»
– Вы могли слышать, как он говорил: «Папа, папа?» – спросил Хэлпин.
– Да, и он что-то делал, он вернулся ко мне и сказал: «Мама, у него во рту ничего нет, и он не просыпается». И я сказала ему: «Аамар, вернись, разбуди его и потряси, чтобы он проснулся». И в то же время я кричала: «Элиас, Элиас», – причитала она.
Зал суда заполонили ее боль и смятение. Женщины из присяжных и заместительницы достали носовые платки и салфетки и вытирали бегущие по лицам слезы. Слезы вытирали даже присяжные-мужчины.
Затем, по ее словам, ей предстояла трудная задача – заставить мальчика, все еще очень травмированного и напуганного Охотником, отправиться в ночь к соседям за помощью.
Сакина рассказала присяжным, что пришли ее соседи, Боб Уилсон пошел посмотреть на Элиаса и вернулся в слезах. Он не сказал ей, что Элиас мертв, но она поняла это по реакции Боба. Когда через несколько минут приехала полиция и ее освободили, она побежала к Элиасу, чтобы увидеть все своими глазами.
Фил Хэлпин хотел как можно скорее убрать Сакину с трибуны, поэтому перешел к опознанию 5 сентября. Она показала, что выбрала номер два и написала его на карточке, которую ей выдали. Она сказала, что также нашла принадлежащие ей драгоценности на опознании имущества – две золотые цепочки из Пакистана, комплект из серег и обручального кольца, один из подарков свекрови, а также телевизор и видеомагнитофон. Хэлпин продолжил показывать ей десятки фотографий дома внутри и снаружи, которые она описала жюри…
Затем он показал ей фотографию номер 40-Е, снимок аутопсии головы ее мужа. Она взяла его в руки, посмотрела, и ее глаза наполнились слезами, а лицо исказила судорога внезапной боли.
– Вы никогда не показывали мне этого раньше, – сказала она Хэлпину, дернувшись будто от ожога.
– Пожалуйста, просто скажите присяжным, кто это, – сказал Хэлпин.
– Мой муж. Это мой муж. Он тоже бил его по голове? Я этого не знала, – сказала она и снова разрыдалась.
Она обратилась к судье.
– Чего он добился, убив его? Он такой хороший человек.
– Мэм, я не могу ответить на этот вопрос, соболезную вам. Сейчас я беспокоюсь о вас. Вы хотите сделать небольшой перерыв?
– Я хочу пройти через все, – сказала она, желая покончить с этим.
– У меня больше нет вопросов, – сказал Хэлпин.
– Вы можете провести перекрестный допрос, – сказал Тайнан защите.
Кларк знал, что с Сакиной нужно быть осторожным. Она была свидетелем, вызывающем большое сочувствие. Прежде чем Кларк успел подняться, встал Хэлпин и спросил ее:
– Вы видели что-нибудь у него на руках?
– Ага, – сказала она. – Он был в перчатках.
Именно этого ответа и ждал Хэлпин.
– Вы когда-нибудь видели фотографию подсудимого после того, как это случилось?
– Нет. Это запрещает наша религия после смерти мужа, чтобы проявить к нему уважение. Мы не смотрим телевизор. Мы не выходим из дома, мы ничего не делаем. Целых два месяца. Мы уважаем его. Мы просто остаемся дома и молимся за него, и я только это и делала.
– А как насчет газет? Вы читали газеты? – спросил Хэлпин.
– Ничего нельзя делать. Вы много молитесь за него.
– Спасибо, – сказал Хэлпин и сел.
Кларк спросил Сакину, было ли опознание 5 сентября ее первым выходом из дома после убийства мужа, и она ответила утвердительно. Потом он показал ей фоторобот, который она помогла составить, и спросил, видела ли она его когда-нибудь. Она сказала, что работала над этим фотороботом с полицейским.
– Я хотела чего-то получше этого. Это не выходит…
Кларк остановил ее и спросил, помогала ли она его составить.
– Да, – сказала она.
– Вы сказали художнику, что у него светло-каштановые или светло-русые волосы, как мутная вода?