Когда они подошли к камере, Рамирес мочился. Когда он понял, что пришли двое детективов, лицо его расплылось в улыбке.
– Привет, ребята, – сказал он. В этот момент заместитель шерифа открыл дверь камеры.
– У тебя есть минутка, Ричард? – спросил Фрэнк.
– Минут у меня много, – сказал он, и все засмеялись.
Тюремная камера похожа на дом, и детективы не хотели входить в нее без приглашения хозяина.
– Заходите, – предложил Ричард, и они вошли внутрь.
Ричард сказал им, что в своей речи в суде не имел в виду их. Фрэнк напомнил ему об обещании после завершения суда рассказать о своих преступлениях, и спросил, готов ли он сейчас поговорить. Ричард ответил, что не будет говорить ни об одном из преступлений, за которые не был осужден, сославшись в качестве причины на свою семью, но готов обсудить преступления, в которых был признан виновным.
Они перешли в комнату для допросов и начали разговор.
Компания NBC собиралась показывать телевизионный фильм, снятый по мотивам преступлений Охотника. Ричард сказал, что с нетерпением его ждет. Детективы тоже заверили его, что будут смотреть.
Салерно предложил вернуться на следующий день, чтобы поговорить еще раз и обсудить фильм. Ричард согласился.
Они обсудили его приговор, его речь, фильм, переполненный зал суда и всю заинтересованную делом прессу. Салерно спросил, могли бы они записать разговор на пленку, но Ричард ответил отказом. Сыщики пообещали вернуться утром.
– Тебе чего-нибудь хочется? – спросил Салерно, зная, что единственный способ добиться что-нибудь от Ричарда – относиться к нему как к человеку. Ричард ответил, что хочет шоколада.
Позже в тот же день Ричарда отвели в душевую и оставили одного. Он увидел в потолке зарешеченную крышку вентиляции и решил попробовать ее снять. Руками он ее сдвинуть не смог, поэтому попытался сшибить пинками. Дежурный заместитель шерифа услышал удары ногами и поймал Ричарда «за варварской порчей государственного имущества», – как написал он в своем отчете. В наказание Ричарду не разрешили смотреть «Охоту за ночным убийцей», телевизионный фильм, снятый по мотивам его преступлений.
Когда Ричарда приговорили, Дорин в суде не было. Даниэль Эрнандес пообещал, что позвонит ей на работу и сообщит, когда приходить в суд, но не позвонил. О том, что Ричард приговорен к смертной казни, она услышала по радио. Позже она рассказывала, что побледнела, у нее закружилась голова, и она чуть не потеряла сознание. Она очень разозлилась: ведущие радионовостей казались счастливыми от того, что Ричарда приговорили к высшей мере наказания.
Она должна с ним увидеться, утешить и дать понять, что будет с ним до конца, и, несмотря ни на что, будет помогать и сделает для него все. Она ушла с работы, пошла домой и плакала, пока не выплакала все слезы.
Огромным усилием она взяла себя в руки, надела платье в желтый цветочек, накрасилась, причесалась, включила видеомагнитофон, чтобы записать фильм, и пошла к Ричарду в тюрьму. Часы посещения начались только в полшестого вечера. Она пришла в три, заняла место в длинной очереди, в которой стояли женщины с застывшими взорами и непослушными детьми. Дорин было очень трудно удержаться от слез.
Два заместителя шерифа вышли из тюрьмы и попросили ее пойти с ними, чтобы они могли заглянуть в ее сумочку. Когда заместители шерифа убедились, что у нее нет оружия, они позволили ей вернуться в очередь.
Когда подошел ее черед, она поднялась на лифте на второй этаж, где ее снова тщательно обыскали. Дорин сказали, что придется подождать, пока закончатся свидания всех заключенных, и тогда они приведут Ричарда. Она просидела на скамейке, «ошеломленная, потрясенная и шокированная» два часа, пока вся зона свиданий не опустела и не вывели Ричарда.
Как обычно, свидание проходило через загородку из мутного оргстекла. Он сел так, словно на его плечах лежала тяжесть Сан-Квентина.
– Что ж, они это сделали, – сказал он. – Я тебе говорил.
– Мне очень жаль, Ричард.
– Я тоже… но не из-за себя. Из-за моей семьи, из-за моей матери – из-за Рут.
– Ты подашь апелляцию, и, судя по тому, насколько несправедливым был весь процесс, я уверена, что ты добьешься отмены приговора.
– Не знаю, хочу ли я его обжаловать. Я не хочу проходить еще один судебный процесс. К черту все это. Ты говорила с моей сестрой?
– Я пыталась позвонить, но телефон был занят, и я не смогла дозвониться.
– Звони сегодня вечером. Скажи им, что все будет хорошо, что ты меня видела, и я в порядке.
– Я позвоню. Даниэль мне не позвонил, поэтому меня не было в зале суда. Мне очень жаль, что меня не было рядом с тобой.
– Не беспокойся об этом, – сказал он и посмотрел в пол.
Дорин никогда не видела его таким грустным и подавленным. По ее лицу катились слезы. Она сказала ему, что любит его и что он, в конце концов, выиграет апелляцию. Он рассказал ей об инциденте в душе.
– Ты думаешь, поэтому они меня обыскали и заставили ждать?
– Именно поэтому. Ты включила видеомагнитофон?
– Да, конечно, и я напишу тебе и расскажу обо всех основных моментах.
Он поблагодарил ее и сказал, что в гости приехали Каррильо и Салерно.
– Для чего?
– Просто поговорить. Они вернутся, чтобы обсудить фильм.
– Будь осторожен, – сказала она.
– Осторожен… ты о чем? Все кончено.
– Нет, не кончено. Не сдавайся. Ты можешь выиграть апелляцию.
– К черту апелляцию, – сказал он, и тут пришли заместители шерифа, объявить, что время истекло. Ричард встал. Его отвели обратно в камеру, он, проклиная уготованную ему жизнь, злился на то, что не сможет посмотреть фильм.
В Эль-Пасо, штат Техас, известие об осуждении Ричарда сразило семью Рамирес. Все собрались в доме Джозефа. С ними были репортер Тони Вальдес из KTTV в Лос-Анджелесе. Он помог Рут, когда она с самого начала пыталась нанять для брата адвокатов, и попросил разрешения приехать в Эль-Пасо со съемочной группой, чтобы запечатлеть реакцию семьи на приговор.
Сразу после того, как судья Тайнан закончил оглашение приговора, коллега Вальдеса подбежал к телефону и из здания суда и позвонил в Эль-Пасо. Руфь ответила и передала трубку Вальдесу, а тот приказал навести камеру на семью.
Рамиресы отклонили десятки предложений, в том числе денежных, об интервью, в семью допустили только Тони Вальдеса. Он выслушал, как его коллега произнес «девятнадцать смертных приговоров», повернулся к Хулиану Рамиресу и сказал:
– Muerte, diecinueve veces.
Внезапная грусть охватила Хулиана. Он посмотрел в пол, и, казалось, его сердце раскололось надвое. Вальдес спросил Хулиана по-испански, что он думает. Он поднял глаза и сказал:
– Возможно, эти присяжные осудили моего сына, но на самом деле судить его может только Господь.
Камера переместилась на Рут.
– Я соболезную жертвам и их семьям, но мы – тоже жертвы.
Вальдес завершил репортаж словами, что семья тоже стала жертвой.
Репортаж показали в новостных программах Лос-Анджелеса в четыре, пять, шесть и одиннадцать часов, и родственники погибших и пострадавшие от нападений Ночного охотника позвонили в телекомпанию с жалобой на эти слова о жертве. Они не хотели проявлять сочувствие к семье Ричарда.
Когда Мерседес вышла из дома Джозефа, они с Рут пошли в церковь. Мерседес преклонила колени перед Девой Марией и молилась о спасении младшего сына. Руфь слишком сильно плакала, чтобы молиться.
Хулиан пошел домой и сел в свое мягкое кресло, его мощные плечи согнулись под тяжестью неминуемой казни Ричарда. Он сказал Джозефу и Роберту, что хочет побыть один. Мальчики отказались его оставлять, они боялись, что отец покончит жизнь самоубийством. Хулиан опустил глаза и, не мигая, уставился в пол. Из его невидящих глаз катились слезы и падали на огромные, узловатые руки.
В семь часов вечера все жюри собралось в доме присяжной Ширли Джонс. Задумывалось это как вечеринка, но у всех над головами нависла мрачная, тоскливая туча. Не всем, но некоторым присяжным приговорить к смерти человека было очень трудно.
– Какими бы ужасными ни были преступления, Ричард оставался человеком, которого по нашему решению собирались казнить, – сказала присяжная Марта Сальсидо.
Синди, а также Чоклейт Харрис и еще несколько женщин-присяжных чувствовали, что Ричарда затащили в газовую камеру. Синди высказалась, что Эрнандесов необходимо привлечь к ответственности за некомпетентность – они не имели права не предоставлять никаких вещдоков на стадии назначения меры наказания.
Присутствовавший на вечеринке фотограф «Лос-Анджелес таймс» Майк Ву сфотографировал присяжных с серьезными и мрачными лицами.
Придя домой, Синди не могла уснуть. Ее до глубины души тревожило чувство «ужасной несправедливости». У нее болело сердце при мысли, что Ричарда казнят из-за нее: она чувствовала, что, если бы она выстояла, она могла не дать присяжным достичь согласия. Она злилась на себя за то, что позволила другим присяжным убедить ее проголосовать за смерть, злилась она и на Даниэля, Артуро и Рэя Кларка за то, что они не предложили никаких смягчающих обстоятельств, которые позволили бы ей проголосовать против. На рассвете она все еще продолжала плакать, хотя ей уже нужно было готовиться к появлению вместе с двумя другими присяжными в местной утренней телепередаче.
В восемь утра она была в эфире. По настоянию ведущей Синди посмотрела в камеру и сказала Калифорнии, что Ричард заслуживает смертной казни. Но, быстро добавила она, его адвокаты плохо его представляли. Она сказала, что ей интересно, что двигало Ричардом, и она надеется, что когда-нибудь сможет с ним встретиться и поговорить.
Дорин постаралась записать выступление Синди по телевидению. Из всех присяжных Дорин презирала только Синди. Она видела, что Синди смотрела на Ричарда во время суда «как будто она голодна, а он был едой или чем-то в этом роде».
Она знала, что Синди принесла в суд Ричарду выпечку с надписью: «Я люблю тебя».