Не торопись и десять раз подумай, прежде чем идти в полицию. Я могу ждать долго, а вот сколько ты протянешь — это вопрос риторический, — произнес электрический голос.
Раздался звук открывающейся двери, и холод лезвия перестал сковывать шею редактора. Владимир еще несколько секунд оставался неподвижен, а потом резко схватился за шею и нервически стал проверять, цела ли она, после чего вышел из машины, дрожащими руками достал сигарету из пачки и закурил.
Утром стали известны результаты экспертизы группы крови, и теперь Александр и Сергей занимались тем, что искали какие-либо совпадения в базе данных и среди похожих дел последних лет. Миронов же «терял время» — он сидел в своем кабинете и витал где-то в других измерениях. Бессонница и нервное напряжение последних дней довели его до эмоционального истощения, поэтому он часто, сам того не сознавая, с отсутствующим видом сидел, уставившись в пустоту перед собой.
Резкий стук в дверь вернул его на землю. Дверь распахнулась, и в кабинет вошла Мария своим деловым и грациозным шагом.
— Витя, зайду?
— Ты уже зашла, — по-доброму произнес Виктор Демьянович.
Мария Геннадьевна отчетливо хмыкнула и продолжила:
— У нас появилась еще одна небольшая проблема. Завтра в город приезжает программа с центрального телеканала. Это будет выездная передача «Не могу молчать». Будут обсуждать убийцу и все, что связано с убийствами. Об этом уже вся страна знает и говорит. Равнодушных нет. Они просят человека из органов. Я посовещалась с коллегами и решила, что пойдешь ты.
Все время, что она говорила, Миронов сидел с ошарашенным видом. Он понял сразу, к чему идет этот разговор, и знал, что ничего путного из этой затеи не выйдет. Последняя фраза разозлила его.
— С коллегами? А почему меня среди этих «коллег» не было? Я не пойду ни на какое шоу! Я следователь по особо важным делам, а не клоун!
— Витя, пойми, — начала было Мария Геннадьевна, но он ее перебил:
— И ты меня, Маша, пойми. Мне там делать нечего. Да я просто не имею ни малейшего желания посещать этот паноптикум!
— Витя, выслушай же меня, наконец! — воскликнула Мария и несколько более спокойно продолжила: — Я предложила им свою кандидатуру, но они сказали, что им нужен непременно местный следователь. Там будут обсуждать обстоятельства убийств, мотивы преступника. Ты лучше любого знаешь, что можно говорить на публике, что нет. Нам нельзя наживать себе врагов среди простых людей, которые посмотрят эту передачу, а уж поверь мне, эту передачу посмотрят многие. Ты сможешь им все доходчиво объяснить, успокоить, не вдаваясь при этом в подробности.
Спокойный и размеренный тон голоса Марии Геннадьевны несколько усмирил Виктора Демьяновича, а ее уверенность в том, что все должно пройти хорошо и Миронов — единственный, кто сможет сделать исход событий минимально болезненным, передалась самому МВД.
Напоследок Мария мягко улыбнулась и произнесла:
— Я очень прошу тебя. Сделаешь? Следователь Витя…
— Хорошо, — после паузы выпалил Миронов, — только перестань меня так называть. Я чувствую себя ребенком. Это слишком старая история.
— Ничто не проходит, — тихо произнесла Мария Геннадьевна, выходя из кабинета.
Этот разговор подействовал на Миронова отрезвляюще, так что он больше не мог сидеть без дела. Присоединившись к Сергею и Александру, он стал обзванивать все больницы, травмпункты и прочие медицинские заведения на предмет обращений с ранениями верхней части торса. Но после часа непрекращающегося набора номеров начало казаться, что и это убийца предусмотрел, что и это не имеет никакого смысла.
Арсений лежал на больничной койке. Все тело ныло, а особенно бок, так, словно его усердно избивали палками, а от обезболивающих совсем не соображала голова, так что спать он не мог, но пребывал в полудреме. Мысли путались, и Сеня понимал, что ему надо бы хорошенько отдохнуть, но какая-то заноза сидела в голове, какая-то неподатливая мысль или идея, которая вертелась и изворачивалась, так что сознание никак не могло ее ухватить, оттого она была пока что только фантомом.
«Что я упустил? Думай… человек в черной шляпе… при чем он тут? Что мне снилось? Только шляпу и помню. Ночные кошмары. Свет. Нож. Кровь. Маска. Глаза. Караулил. Бежал. Ранен. Может, он мне что-то сказал перед тем, как я отключился. Нет. Я бы это запомнил. Что-то важное! Он стоял среди деревьев и могил и наблюдал. Может, он заманивал меня в ловушку. Зачем так рисковать? Это очевидно. Он получал от происходящего удовольствие. Все преступники получают удовольствие от того, что они делают. Но в чем удовольствие тут? Его жертву хоронят. Может, боль утраты?.. Он хотел видеть боль близких. Это энергетические эфемерные вещи, но на них, как правило, все и строится. Затем я пошел за ним, и он меня заметил, подкараулил и обезвредил. Стоп! Обезвредил! Не убил, а только обезвредил. Он не заманивал меня в ловушку. Он сам в нее попал, потому ранен сам. Он не хотел меня убивать, он хотел меня ранить, потому ударил в бок и оставил нож в ране. Так, значит, он…
Итог мысли был прерван стуком в дверь. Сегодня вообще был день прерывания любых важных дел и мыслей стуком в дверь. Это был журналист газеты «Городской вестник» Андрей К.
— Добрый день! — тихонько произнес он, в который раз обнажая два ряда белоснежных зубов в обаятельной улыбке. — Могу я войти? Мне сказали, что я могу с вами поговорить.
— Присаживайтесь, — сказал Арсений, — но для начала объясните, кто вы?
— Я журналист из «Городского вестника». Хочу поговорить с вами о случившемся, если вы не против, конечно.
— Ну, давайте, — хриплым голосом вымолвил Арсений, пытаясь немного приподняться на больничной койке.
Журналист аккуратно присел на краешек кровати, осмотрел палату, выдержал паузу так, как это делают врачи, прежде чем сообщить неприятный диагноз, глубоко вздохнул и начал:
— Я правильно понимаю, что вы патологоанатом?
— Да. Больше в направлении судебно-медицинской экспертизы.
— И вы участвуете в следствии по делу о серии убийств?
— Да.
— Можете ли вы что-то об этом рассказать?
— Боюсь, что это будут только какие-то общие слова и всем известные факты. — Арсений отвечал на удивление стойко и ровно для человека, который еще вчера получил ножом в область живота.
Что касается журналиста, то он явно надеялся на любое неосторожное слово от больного и с неистовой внимательностью следил за всем сказанным, а также за движениями, эмоциями Арсения, который продолжал:
— Управление уголовного розыска потратило неимоверное количество усилий на поиск возможных подозреваемых. Сейчас прорабатывается несколько версий. Но думаю, от меня свежих вестей вы не добьетесь, поскольку, как видите, я сейчас не в боевом строю.
— Что вы чувствуете, осознавая, что остались живы? Как вам это удалось?
— Не знаю. Я рад, что жив. — На этой фразе Арсений по-детски улыбнулся и даже хотел рассмеяться, но боль от сокращения мышц живота не дала ему это сделать.
— Как вы думаете, — продолжал беседу журналист, — почему он выбрал вас?
— А с чего вы взяли, что он кого-то выбирает? — ответил вопросом на вопрос Арсений. Он тоже решил начать эту игру вопросов, недомолвок и выяснений.
— Ну уж не держите меня за дурака! Всем ясно, что он совершает преступления не хаотично, что он их планирует и тщательно выбирает свою жертву.
— Допустим, это так. Но со мной, я думаю, это была случайность.
— Так же как со свидетелем первых двух убийств? Вы так думаете? — сказал журналист, а в глазах мелькнул огонек задора.
Арсений заметил этот огонек, ухмыльнулся и ответил:
— Это я никак комментировать не буду. Что касается меня, то да — я думаю, это была случайность.
— Случайности неслучайны, вам ли этого не знать… Вы теперь единственный выживший после нападения убийцы, — как-то строго и осмысленно произнес журналист и добавил: — Это правда, что вы ранили преступника?
Арсений только собирался опровергнуть слух о своем героизме, но его опередил голос из-за двери:
— Да, правда.
Этот голос принадлежал Миронову, который вошел в палату с пакетом гостинцев в руках.
— Вы на меня, пожалуйста, не обижайтесь, — добавил он, обращаясь к журналисту, — но у вас какая-то чудная особенность появляться в ненужное время в ненужном месте. С этим надо что-то делать.
— Какие обиды! — улыбчиво, но с долей язвительности произнес Андрей К. — У меня профессия такая… обидная. Всего доброго! — добавил он и покинул палату.
— Мерзкий тип, — заметил Виктор Демьянович, выждав некоторое время и выглянув за дверь, чтобы удостовериться, что никто не подслушивает.
— Да уж, но, как правило, девушкам и многим окружающим такие нравятся. Этого я абсолютно не понимаю.
— Просто мы, наверное, с тобой другие. Живем на отшибе жизни, — сказал Миронов и рассмеялся. — Я тебе тут немного вкусных гадостей принес.
— Спасибо, — расплылся в улыбке Арсений.
Это был какой-то волшебный миг. Виктор Миронов всегда был примером для Сени, а теперь он запросто говорит: «Мы с тобой». Такие минуты дорогого стоят. Именно сейчас, находясь в больнице, раненый Романов чувствовал себя счастливым, как в детстве, когда заболел и завтра не надо идти в школу, а весь вечер до самой ночи рядом будет сидеть мама и тихонько заниматься чем-нибудь своим — вязать или читать книгу, перелистывая страницы с характерным уютным шорохо-шелестом.
— Ну, как самочувствие?
— Нормально. Хотя бывало и получше, — слишком бодро для таких слов произнес Сеня.
— Знаешь, — начал Виктор Демьянович, — я вчера как-то самоуверенно с тобой говорил, а стоило бы извиниться. Отчасти это моя вина, что ты оказался на больничной койке. Я к тебе был строг и несправедлив…
Тут Миронов запнулся от комка, который подкатил к горлу. Чувства не были сильной стороной МВД, он предпочитал их скрывать, поэтому, когда они вдруг прорывались, он не знал, что делать со всем этим добром.
Чуть погодя он отрывисто продолжил: