Попыталась включить свет. Снова никакой реакции. В гостиной все было так, как она оставила: беспорядок. Над грязными чашками из-под кофе, стоявшими на кухонном столе, кружили две мухи. Эрика вздохнула свободнее. Чужих в квартире не было. Она вернулась к входной двери, закрыла ее на цепочку и возвратилась в гостиную. Потянула за шнурок жалюзи на большом окне, выходившем на террасу. Они со свистом поднялись вверх.
В окне высился силуэт рослого мужчины. Эрика вскрикнула, попятилась, споткнувшись о журнальный столик, на котором задребезжали чашки.
Она выронила телефон, и ее вновь поглотила темнота.
Глава 36
Эрика лежала на полу. Несколько мгновений высокий силуэт стоял неподвижно, потом чуть качнулся, и она через стекло услышала его голос:
– Босс? Вы дома? Это я, Питерсон. – Он чашкой приставил ладони к стеклу, вглядываясь в комнату. – Босс?
– Какого черта вы здесь делаете? – спросила Эрика, поднимаясь с пола и открывая дверь на террасу. Свечение ночного неба, в котором рассеивались огни города, омывал Питерсона оранжевым сиянием.
– Простите, не смог найти входную дверь. Не знал, что она сбоку.
– Вот это опер! – сыронизировала Эрика. – Подождите секунду.
В темноте она нашла телефон под журнальным столиком, снова включила фонарик, подставила к стене стул и полезла к щитку, висевшему высоко над телевизором. Открыла щиток, включила автомат. Во всех комнатах, кроме прихожей, зажегся свет.
Теперь она ясно видела Питерсона в открытых дверях, выходивших на террасу. На нем были синие джинсы и старая футболка «Адидас», на лице – двухдневная щетина. Он потер красные глаза.
– Лампочка перегорела, – сказала Эрика, скорее, успокаивая себя, чем давая объяснения. Она сошла со стула, пригладила волосы, сознавая, что, должно быть, вид у нее несколько диковатый. – Почему вас сегодня не было? – спросила она, смерив Питерсона взглядом. От него разило спиртным.
– Можно войти? Поговорить?
– Поздно уже.
– Прошу вас, босс.
– Ладно, входите.
Питерсон шагнул в гостиную. С улицы в комнату ворвался легкий ветерок.
– У вас… уютно, – произнес Питерсон.
– Вовсе нет, – возразила Эрика, направляясь в зону кухни. – Налить вам чего-нибудь?
– Что у вас есть?
– Спиртного не получите. Судя по запаху, вам уже хватит.
Эрика пробежала глазами почти что голые полки буфета. У нее имелась бутылка хорошего виски Glenmorangie, непочатая. В холодильнике стояла давняя бутылка белого вина, которого оставалось на донышке. Банка кофе была почти пуста.
– Либо вода из-под крана, либо… «Ам Бонго», – сухо предложила Эрика, найдя две маленькие упаковки сока из тропических фруктов под заплесневелым латуком в ящике для овощей.
– Лучше сок, – выбрал Питерсон.
Эрика закрыла холодильник и дала ему одну из упаковок сока, потом достала из сумки сигареты, и вдвоем они вышли в мощеный внутренний дворик. Стульев не было, они взгромоздились на низкую стенку, к которой подступала трава.
– Я не знал, что «Ам Бонго» еще продается. – Питерсон оторвал от упаковки пластиковую соломинку и просунул ее в маленькое отверстие, затянутое фольгой.
– Несколько месяцев назад ко мне приезжали гости: сестра с детьми, – объяснила Эрика, закуривая сигарету.
– Не знал, что у вас есть сестра.
Эрика плохо зажгла сигарету и теперь попыхивала ею, пытаясь раскурить. Наконец она выпустила дым и кивнула.
– Сколько у нее детей?
– Двое. И скоро еще один родится.
– Мальчики или девочки?
– Мальчик и девочка, а третий… Она еще не знает.
– Мальчик и девочка маленькие?
– Который час? Черт, последние новости хотела посмотреть, – сказала Эрика. Она спрыгнула со стенки и вернулась в дом. Питерсон, войдя следом, увидел, что Эрика что-то ищет на диване под подушками.
– Это ищите? – спросил он, выуживая пульт из-под валявшейся на журнальном столике открытой коробки для еды из ресторана. Эрика взяла его и включила телевизор.
Канал «Ай-ти-ви ньюс» показывал вращающуюся вывеску Скотленд-Ярда и конец выступления Марша, который выглядел усталым.
– …оно является приоритетным в работе нашего Отдела по расследованию убийств и тяжких преступлений, – говорил он. – Мы разрабатываем несколько версий.
Затем на экране пошел отрывок из «Шоу Джека Харта». Камера скользила по шумной аудитории, собравшейся в телестудии. Приглашенные, вскочив на ноги, кричали, вопили, свистели. На несколько мгновений в кадр попала молодая женщина, сидевшая на сцене вместе с парнем в спортивном костюме и бейсболке. Сопроводительная надпись в нижней части экрана гласила: Я СДЕЛАЛА АБОРТ, ИЗБАВИВШИСЬ ОТ ТРОЙНИ, РАДИ ОПЕРАЦИИ ПО УВЕЛИЧЕНИЮ ГРУДИ.
– Это – моя жизнь. Что хочу, то и делаю, – заявила девушка ничуть не раскаивающимся тоном.
Камера показала крупным планом Джека Харта, сидевшего по одну сторону от молодой пары. Красивый, холеный, в синем костюме, он, как и требовали обстоятельства, хмурился.
– Речь идет не только о вашей жизни. А как же те неродившиеся малыши? – промурлыкал он.
Зазвучал закадровый голос:
– Джек Харт слыл противоречивой фигурой, многие его боготворили, другие ненавидели, а сегодня его обнаружили мертвым в его доме в Далидже на юге Лондона. Никакой другой информации полиция не дает, но они подтвердили, что, по их мнению, скончался он при подозрительных обстоятельствах.
– Боже, его убили? – воскликнул Питерсон.
– Где вы были весь день? – спросила Эрика. Питерсон молчал. – Его убили точно так же, как Грегори Манро. Мы пока ждем результаты токсикологической экспертизы.
На экране аудитория в студии скандировала:
– Убийца! Убийца! Убийца!
Парень в бейсболке, вскочив на ноги, стал угрожать людям, сидевшим в первом ряду.
– По-вашему, сколько у нас времени до того, как пресса свяжет его убийство с гибелью Грегори Манро? – спросил Питерсон.
– Не знаю. Сутки. Но я надеюсь, что будет чуть больше.
– Вы говорили с Маршем?
– Да. Пару часов назад, ввела его в курс дела, – ответила Эрика.
В новостях теперь показывали материал, отснятый днем: толпы народу вокруг полицейского оцепления у дома Джека Харта; потом крупным планом – мешок с трупом на носилках, который выносили из дома, – нерезкие кадры, сделанные с использованием длиннофокусного объектива.
– Айзек Стронг сейчас проводит вскрытие. Рано утром станут известны результаты.
Последние новости на экране сменил прогноз погоды. Эрика убавила звук и повернулась к Питерсону. Тот молча смотрел телевизор, зажав в уголке рта соломинку, – допивал остатки сока из коробки.
– Питерсон, вы являетесь ко мне домой, подглядываете в окно. Что происходит? Почему вас не было сегодня на работе?
Он проглотил комок в горле.
– Мне нужно было подумать.
– Вам нужно было подумать. Понятно. И почему вы решили «подумать» за счет налогоплательщиков? На это есть выходные.
– Простите, босс. Вся эта история с Гэри Уилмслоу выбила меня из колеи…
Эрика закурила новую сигарету. Столько всего случилось за последние дни, что события, связанные с Гэри Уилмслоу, отошли на второй план, казались такими далекими.
– Как подумаю, что чуть не сорвал операцию по раскрытию обширной сети педофилов… – продолжал Питерсон срывающимся от волнения голосом. – Вдруг я его спугнул? Что, если они соберут свои манатки и исчезнут, будут продолжать издеваться над детьми, снимать эти тошнотворные фильмы? Получается, что я лично несу ответственность за всех тех детей, за те страшные издевательства, которым они подвергаются. – Он прижал пальцы к глазам, его нижняя губа задрожала.
– Ну, ну! Питерсон… – Эрика обняла его одной рукой, трепля за плечи. – Ну все, прекратите. Слышите?
Он несколько раз глубоко вздохнул, отирая глаза подушечками ладоней.
– Питерсон, он по-прежнему под наблюдением. Вы ничего не сорвали. Завтра попробую узнать еще что-нибудь. – Эрика с минуту смотрела на него. Взгляд Питерсона остекленел. – Питерсон, что с вами?
Он сдавленно сглотнул, сделал глубокий вдох.
– Мою сестру изнасиловали, когда мы были детьми. Вернее, это она была ребенком, а я уже был достаточно большой и не представлял… интереса.
– Кто это сделал?
– Один тип, заведовал нашей воскресной школой. Мистер Симмонс. Старый хлыщ, белый. Сестра рассказала нам только в прошлом году. После того, как попыталась покончить с собой. Выпила кучу таблеток. Слава богу, мама ее вовремя обнаружила.
– Его поймали?
Питерсон мотнул головой.
– Он уже на том свете. Она от страха боялась слово об этом сказать. Он пригрозил, что, если она проболтается, ей не жить. Он проберется в ее комнату и перережет ей горло. Она много лет мочилась в постели. А я смеялся над ней. Если бы только я знал… Когда мистер Симмонс умер, мои родители ходили на панихиду, устроенную в нашей приходской церкви в Пекаме, где его восхваляли за добрую службу нашей общине.
– Мне очень жаль, Питерсон.
– Сейчас моей сестре почти сорок. Ее всю жизнь преследует этот ужас. А мне что делать?
– Вернуться на работу. Вы можете стать лучшим сотрудником полиции и… На свете полно мерзавцев, которых вам предстоит поймать.
– Мне хотелось бы добраться до этого негодяя Гэри Уилмслоу, – процедил сквозь зубы Питерсон. – Дали бы мне его на час…
– Никто вам его не отдаст, вы же понимаете. А если вам все же удастся заполучить его… Поверьте, Питерсон, вам это совершенно ни к чему.
– Меня просто злость распирает. – Он стукнул кулаком по столу. Эрика даже не вздрогнула. С минуту они сидели в молчании и слушали стрекот сверчков, доносившийся из темноты от яблони. Эрика встала, прошла к буфету и взяла два бокала с бутылкой Glenmorangie. Плеснув в каждый бокал немало виски, она вернулась с ними к дивану, один вручила Питерсону, а сама села рядом.
– Гнев – одна из самых нездоровых эмоций. – Эрика поставила бокал на столик и закурила. – При имени Джером Гудмэн у меня до сих пор закипает кровь. Я часами представляю, как убиваю его. Придумываю для него самые изощренные и мучительные способы убийства…