В сыне Филиппа Джермина уже привычные всем фамильные особенности отразились наиболее странным и роковым образом. Высокий и неожиданно красивый вопреки какой-то трудноуловимой диспропорциональности тела, не без своего уникального лоска, Роберт Джермин зарекомендовал себя, подобно Вейду, пытливым исследователем. Он был первый, кто с рационализмом ученого исследовал обширную коллекцию древностей, которую его безумный дед привез из Африки, и он же прославил свой род как на ниве этнологии, так и в первопроходстве. В 1815 году сэр Роберт женился на дочери седьмого виконта Брайтгольма; на удивление, его брак был благословлен тремя детьми, хотя из-за физической и умственной неполноценности самого младшего и самого старшего никогда не выводили на люди. Расстроенный семейными неурядицами, ученый искал утешения в работе и совершил две длительные экспедиции в дебри Африки. В 1849 году его средний сын, Невилл, на редкость отталкивающий тип, соединивший в себе худшие черты как со стороны Джерминов, так и по линии Брайтгольмов, сбежал с исполнительницей вульгарных танцев – но, возвратившись в следующем году, получил-таки прощение семьи. В поместье Джерминов он вернулся вдовцом, с младенцем по имени Альфред, которому однажды было суждено стать отцом злосчастного Артура Джермина.
Друзья говорили, что душевному равновесию Роберта Джермина повредила непрерывная цепочка невзгод, но, думается, роковую роль здесь сыграл именно африканский фольклор. Старый ученый собирал легенды о племенах Унга, что обитали возле земель, где его дед и он сам проводили исследования, пытаясь найти подтверждение невероятным байкам сэра Вейда о заселенном неизвестными гоминидами затерянном городе. Кое-что в фантасмагорических заметках предка позволяло предположить, что источником диких фантазий Вейда служило одно весьма конкретное местное поверье. 19 октября 1852 года антрополог Сэмюэл Ситон заглянул к Джермину с журналом наблюдений, сделанных среди племен Унга в расчете на то, что некоторые легенды о каменном городе белых обезьян, над которыми господствует Белый Бог, могут представлять этнологическую ценность. Во время разговора он, скорее всего, припомнил много дополнительных деталей, о которых, впрочем, мы никогда не узнаем, ибо эта беседа вдруг привела к череде ужасных несчастий. Когда сэр Роберт Джермин покинул библиотеку, то оставил там труп задушенного Ситона, и прежде чем его смогли унять, убил всех троих своих детей – двух охраняемых от внимания публики и третьего, Невилла. Тот, впрочем, сумел защитить своего двухлетнего сынишку, на которого старый сумасброд, судя по всему, также имел смертоносные виды. Сам сэр Роберт, после вереницы суицидальных эпизодов (неуспешных) и данного миру обета безоговорочного молчания о причинах своего ужасного поступка (вполне успешного) умер через пару лет от обширного инфаркта.
Еще до своего четвертого дня рождения сэр Альфред Джермин стал баронетом, но его вкусы никогда не соответствовали титулу. В двадцать он присоединился к группе артистов мюзик-холла, а в тридцать шесть бросил жену с ребенком ради работы в американском разъездном шапито. Судьба сыграла с ним за это злую шутку. Среди цирковых животных имелся самец гориллы нетипичного светлого окраса, по-овечьи смирный, едва ли не первый любимец труппы. Животное чем-то привлекло Альфреда – он мог часами наблюдать за ним, вцепившись в решетку вольера. В конце концов Джермин выпросил у дирекции цирка право дрессировать зверя – и поразил как публику, так и коллег своими успехами. Однажды утром в Чикаго, когда Альфред Джермин с гориллой проводили репетицию популярного номера, пародировавшего боксерский поединок зверя с человеком, обезьяна отвесила баронету чуть более весомую оплеуху, чем обычно, – нанеся вред не столько телу, сколько достоинству начинающего шоумена. О том, что произошло далее, циркачи предпочитали не вспоминать без надобности; в самом деле, никто из них не ожидал, что сэр Альфред Джермин ни с того ни с сего разразится поистине нечеловеческим рыком, опрокинет своего оппонента наземь и неистово вцепится зубами в его мохнатое горло. Горилла сперва растерялась, но быстро нашла силы для серьезного отпора, и прежде чем штатный дрессировщик успел вмешаться, от баронета мало что осталось.
Артур Джермин был сыном Альфреда Джермина и никому не известной певички из мюзик-холла. Когда баронет покинул семью, мать привезла дитя в дом Джерминов, где не было никого, кто протестовал бы против ее присутствия. Не забыв о благородном титуле сына, она, при всей стесненности средств, сумела обеспечить ему отличное образование. Дом Джерминов мало-помалу приходил в упадок, но юный Артур искренне любил старую фамильную развалину и все, что ютилось под ее крышей; он не походил ни на одного из предков, обитавших там прежде, ибо был поэтом и мечтателем. Иные соседи, заставшие загадочную португальскую супругу сэра Вейда, заявляли, что именно ее наследственность наложила столь тяжкий отпечаток на внешность юноши. Многие втихую посмеивались над тянущимся ко всему прекрасному уродцем – дескать, нахватался у матери инфантилизма. И все же Артур Джермин был по-настоящему тонкой натурой, каким бы страшным ни был с лица. Да, многие Джермины отличались дикарскими, отталкивающими чертами; то верно, Артур превзошел их всех – скошенный лоб, выдающиеся скулы и длинные руки отвращали любого, кто впервые сталкивался с ним. Но ум и нрав Артура компенсировали с грехом пополам недостатки внешности. Одаренный и образованный, он завоевал высшие награды в Оксфорде и, казалось, искупил интеллектуальную опалу своего рода. Хоть он и был скорее поэтом, чем ученым, все же планировал продолжить работу своих предков в области африканской этнологии и праистории. К тому же в его распоряжение перешла вся поистине невероятная коллекция диковин сэра Вейда. Артур, с его удивительным умом, размышлял не раз о доисторической цивилизации, в которую истово верил полубезумный предок, и готов был рассказывать историю за историей о мертвом городе в джунглях, упоминаемом в найденных им письмах и заметках Вейда. Шанс существования безымянной затерянной расы лесных выродков вселял в него причудливую смесь страха с восхищением; размышляя над их возможным происхождением, он искал разгадку в более поздних свидетельствах о жизни племен Унга, собранных прадедом и несчастным Сэмюэлом Ситоном.
В 1911 году, после смерти матери, сэр Артур Джермин ушел в изыскания с головой. Продав часть имения, чтобы обзавестись необходимыми средствами, он снарядил миссию и отплыл в Конго. Наняв по договоренности с бельгийскими властями проводников, Артур целый год провел в областях Унга и Кан, где нашел подтверждения, превосходившие самые смелые его ожидания. Среди канийцев был дряхлый вождь по имени Мвана, знаток легенд, чья память служила верой и правдой вопреки преклонным летам. Старик подтвердил, что все дошедшие до Джермина россказни в ходу на африканской земле. От себя он добавил еще несколько описаний каменного города и белых человекообразных обезьян, неизвестных широкой науке.
По словам Мваны, каменного города, как и его жителей, более не существовало, много лет назад их уничтожило воинственное племя, чей вождь носил имя Н'Бангус. Захватчики, разобрав по кирпичику здания и перебив жителей, в качестве трофея унесли мумию «белой богини обезьян». Этим мощам жители затерянного города поклонялись – по конголезским верованиям, мумия до невозможности напоминала принцессу, некогда правившую ими. Кем обезьяноподобные белые создания на самом деле являлись, Мвана не имел понятия, но полагал, что это они построили город, ныне покоящийся в руинах. Джермин, пусть он и не мог выдвинуть пока ни одной научной гипотезы, получил живописную пищу для размышлений.
В легенде говорилось, что принцесса-обезьяна стала супругой великого Белого Бога, пришедшего с запада. Долгое время они вместе правили городом, но, когда у них родился сын, все трое удалились в запредельные чертоги. Позже Бог и принцесса вернулись, а после смерти принцессы ее муж забальзамировал тело и похоронил его в просторной гробнице, где ему и поклонялись. Больше его в городе никогда не видели. У легенды было три версии о дальнейших событиях. По одной, ничего особенного более не случалось – разве что мумия богини стала символом могущества того племени, которое ею владело (именно поэтому Н’Бангус повелел забрать ее). Во второй версии говорилось о возвращении бога и о том, как он упокоился у ног своей мертвой жены. В третьей упомянуто возвращение их сына, уже взрослого человека, то ли обезьяны, то ли бога, не ведающего о своих могучих корнях. Конечно, изложенные аборигенами истории, полные приукрашательств, звучали слишком экстравагантно подчас – даже по меркам мифа.
Артур Джермин более не сомневался в реальности описанного старым сэром Вейдом города, так что вряд ли был слишком впечатлен, когда в начале 1912 года наткнулся на его руины. Размеры были явно преувеличены, но каменная кладка свидетельствовала о том, что находка крайне далека от типичных негритянских поселений. К сожалению, изображений, вырезанных в камне, обнаружить не удалось, да и экспедиция была слишком мала, чтобы расчистить единственный видимый проход, который вел, судя по всему, в катакомбы, упомянутые в рукописи сэра Вейда. Артур расспросил всех вождей племен в округе о белых обезьянах и мумии богини, но рассказ старого вождя Мваны уточнил и дополнил европеец. Мистер Вергерен, бельгиец, представитель торговой фактории в Конго, считал, что может не только найти, но и предоставить Артуру мумифицированную богиню, о которой до того слышал лишь краем уха – поскольку некогда могущественный вождь-дикарь Н'Бангус ныне сделался цивилизованным верноподданным короля Альберта, и его наверняка несложно будет убедить расстаться с добытой в ходе незаконного грабительского набега реликвией. Таким образом, отплывая в Англию, Артур Джермин был практически уверен, что через несколько месяцев к нему в руки попадет бесценная для этнологов всего мира находка, подтверждающая самые безумные гипотезы его прапрапрадеда… ну или хотя бы самые безумные из тех, что в принципе дошли до него, – простолюдинам, жившим близ поместья Джерминов, наверняка доводилось слышать гораздо более дикие вымыслы сэра Вейда от своих предков, сидевших, бывало, с ним за одним столом в «Безголовом рыцаре».