Видимо, я пошел по параллельному проходу, сделав поворот не там, где надо.
Надеясь отыскать выход, я продолжал идти, но все время натыкался на стену.
Следовало вернуться в центральную комнату и начать путь сначала. Мне трудно было определить место, где я совершил ошибку. Я смотрел на землю в надежде, что там чудом остались какие-либо следы, но вскоре понял, что грязь все «подчистила». Мне не составило труда снова вернуться и еще раз все тщательно обдумать. В первый раз я слишком сильно забрал вправо. Сейчас придется взять левее, но куда? Я решу это в последний момент. Во второй раз, двигаясь ощупью, я был почти уверен, что нахожусь на правильном пути, и повернул к стыку, который знал. Спираль продолжала закручиваться, и мне приходилось постоянно быть настороже, чтобы не потеряться в одном из примыкающих коридоров. Вскоре я с разочарованием увидел, что миновал мертвое тело.
Коридор вел к наружной стене, но совсем в другую точку. Рассчитывая, что выход находится в еще не исследованной мной части стены, я двинулся вперед – и наткнулся на плотный барьер. Очевидно, план здания был сложнее, чем я себе представлял. Я спрашивал себя, нужно ли мне сейчас вернуться к центру – или лучше пойти по одному из боковых коридоров, ведущему к телу? Если бы я выбрал последнее, то рисковал не найти больше того места, где находился.
Чтобы уменьшить риск, мне стоило оставлять за собой видимые ориентиры. Но у меня не было с собой подходящих для этих целей вещей, тем более – ненужных мне. Я попытался сделать пометки специальным карандашом на невидимой стене, чтобы указать направление движения, но грифель не проявлялся на загадочном материале; не мог же я разбрасывать за собой питательные таблетки! Даже если бы у меня их было в изобилии, это бы ничего не дало: они мигом тонули бы в хлюпающей грязи. Пришлось обшарить карманы в поисках возможных «меток Гензеля». Наконец я достал дневник, надеясь вырвать из него страницы и разбросать по земле. Но отрывать тонкие металлические листы – дело, требующее хоть каких-нибудь подходящих инструментов; я не раз восхищался крайней надежностью этого искусственного материала, предохранявшего книги от порчи. Учитывая особую атмосферу Венеры, я не мог снять свой кожаный комбинезон, и из-за жаркого климата на мне под ним был минимум одежды. Я прикинул, смогу ли разрешить проблему, размазывая грязь по гладким стенам, – та даже и не стекала, как когда я определял высоту заграждения, и в принципе отказывалась держаться. Наконец я ухватился покрепче за мачете и попробовал процарапать борозду в поверхности стены – острое лезвие не оставляло заметной царапины. Совсем упав духом, я все же решил вернуться в центральную комнату, надеясь, что там мне будет легче ориентироваться и определить допущенную ошибку. На этот раз я нарисовал схему моего движения в блокноте, помечая все прилегающие коридоры.
Такой труд требовал много времени, потому что все проходы тщательно определялись мной на ощупь, и вероятная ошибка могла стать роковой. Но я полагал, что, составив план коридоров, смогу найти выход.
Когда я достиг центральной комнаты, на Венеру опустились глубокие сумерки. А я-то наивно рассчитывал выйти отсюда до наступления ночи! Сверяя финальный вариант схемы со своими первоначальными прикидками, я практически не сомневался, что смогу установить, где дал маху. На этот раз в продвижении по застенкам я чаще уклонялся вправо, продолжая в дневнике ведение записей, которые могли пригодиться в случае, если я снова заблужусь среди этих стен. В сумерках труп Дуайта был хорошо различим, над ним, как я и пророчил, собралась целая тьма мух-фарнотхов. Уже скоро и живущие в грязи сификлиги начнут стекаться с равнины с намерением завершить их ужасную работу. Подступая к телу с некоторой неохотой, я изготовился пройти мимо него, когда внезапное столкновение со стеной сказало мне, что я снова сбился с пути.
Сложность сети коридоров в застенках требовала детального и тщательного плана. Я распрощался с надеждой выйти в этот день из сооружения. Необходимо было найти сухое место, где можно переночевать. Именно потому я решил вернуться в центральную часть. Включив фонарик, я принялся детально изучать свои записи и схемы в дневнике. Сейчас я заметил, что и световые лучи не отражаются от гладкой поверхности стен-невидимок.
Небо затянул густой туман, укрывший звезды, и лишь только на юго-востоке мерцала зеленовато-голубая звездочка. Глядя на эту крошечную светящуюся точку, я ощутил глубокую тоску. Где-то там, далеко-далеко, – Земля. Когда мгла немного рассеялась, я смог различить Луну. Ничего не оставалось делать до наступления нового дня, кроме как обустроить место для ночлега, и пусть спать на грязи не особо приятно, комбинезон из кожи с влагоустойчивой обработкой позволил мне обосноваться более-менее комфортабельно. За долгие годы экспедиций мне приходилось бывать и в более дрянных условиях. Ситуация-то не без юмора: зайти в здание без дверей и крыши – и заблудиться там. Я надеялся, что завтра утром мне удастся выйти из невидимой западни, а после полудня я буду уже на Новой Земле, с великолепным добытым кристаллом.
Несмотря на страшную усталость, я продолжаю заполнять дневник. Но сейчас надо взять передышку. Единственное, что меня раздражает, – неприятное соседство с трупом, хотя кислородная маска предохраняет меня от тошнотворного запаха. В запасе у меня есть еще сменные хлорат-натриевые[12] «дыхательные кассеты». Итак, сейчас я приму питательные таблетки и постараюсь заснуть. Все остальное – позже.
Я по-прежнему нахожусь в этих проклятых застенках. Проснулся поздно; наверное, проспал бы еще дольше, если бы не пригревшее солнце, которое к одиннадцати часам высоко поднялось над горизонтом. На труп жутко смотреть – мухи-фарнотхи кружатся над ним, мертвое тело обсеменили сификлиги. По какой-то непонятной причине респиратор сполз с его лица. Невозможно без дрожи смотреть на эти останки.
Позавтракал питательными таблетками, заменил старую кассету в отсеке электролиза респиратора. После сна – к счастью, долгого и славного – ощутил прилив сил и энергии. Надеюсь, что сегодня быстро смогу найти выход из здания. Изучив схемы в блокноте, я подивился сложности развязок проходов из всего-то шести коридоров, сходящихся в центральной комнате. Из них я вчера выбрал тот, который, казалось, вполне совпадал со зримыми ориентирами: стоя в его проеме, я видел на одной линии лежавший в пятидесяти метрах труп и крону рослого дерева – подобия земного лепидодендрона, – вздымавшуюся над кромкой далекого леса. Однако точность такой проекции была весьма относительной, так как слишком большое расстояние между мной и мертвым телом порождало практически один и тот же вид на линии, шедшей через него к горизонту, – со стороны любого из трех расположенных по соседству коридоров. Более того: дерево, выбранное мною в качестве ориентира, не так-то уж и сильно отличалось от своих маячивших вдалеке собратьев.
Может, всякий раз, предпринимая попытку выйти из застенков, я пересекал новую, не отображенную на моей схеме череду поворотов? Не имея возможности пометить направление движения, я мог оставить какой-нибудь предмет в качестве метки. Предшествующие мои попытки сделать это не увенчались успехом. На сей раз я решил, что безо всякого урона могу расстаться с каской – она была довольно большая и в то же время легкая, чтобы не затонуть в грязи и долгое время оставаться на поверхности. Я снял полусферическую каску и пристроил ее возле входа в один из коридоров справа, решив двигаться по намеченному проходу – с надеждой, что именно он выведет меня из невидимой тюрьмы.
Если я не обнаружу выхода сейчас, то перейду во второй коридор; если возникнет необходимость, то придется исследовать и третий проход. Рано или поздно я обязательно найду верное направление, но для обретения свободы мне придется проявить спокойствие и выдержку. Невзирая на пессимистичные догадки, я пребывал в полной уверенности, что сегодня проведу ночь в сухом месте на равнине, поросшей мхом.
Результаты оказались малоутешительными: примерно час ушел на то, чтобы исключить из поиска один из коридоров справа. Он состоял из нескольких тупиков, находившихся на значительном расстоянии от трупа. Вчера во время поисков я не отметил их на схеме. Как и всегда, я без усилий нашел дорогу, ведущую в центральную круглую комнату. В час дня, положив каску возле входа в следующий коридор, я приступил к его обследованию, но вскоре увяз в системе проходов, абсолютно мне неизвестных. Я не мог даже приблизиться к мертвому телу, потому что на этот раз был отрезан барьером от центральной комнаты, пускай и делал пометки обо всех своих передвижениях. Здесь сплелась самая настоящая сеть коварных пересечений и перекрестков – столь незаметных, что я не мог их все зафиксировать на схеме, а тем более запомнить.
Мною овладело смешанное чувство бессильного гнева и разочарования. Терпение и хладнокровие стали уступать место иным чувствам, не делающим чести исследователю.
В два часа дня, ощущая, как тают надежды на высвобождение, я продолжал блуждать в переходах невидимого здания, отмечая все перемещения на схеме, сверяя путь с двумя имеющимися ориентирами: трупом и каской. Я проклинал свои любопытство и глупость, завлекшие меня в пасть ужасной незримой змеи. Если бы я из-за своей самоуверенности не вошел туда, то в ус бы себе не дул на Новой Земле, и не грозила бы мне перспектива на веки вечные увязнуть здесь.
Неожиданно у меня созрело решение попробовать прорыть подземный ход под одной из стен при помощи ножа. Я не располагал никаким средством, чтобы определить глубину фундамента, но вязко-текучая грязь кругом доказывала, на мой взгляд, отсутствие какой-либо другой почвы, кроме земляного слоя.
Широким острым лезвием мачете я судорожно принялся рыхлить землю. На глубине приблизительно пятнадцати сантиметров жижистый пласт вдруг сменился более твердым. Оказалось, что этот слой отличается и по цвету, напоминая сероватую глину вроде той, которую в избытке находят возле Северного полюса Венеры. По мере того как я продолжал свою работу, почва становилась все тверже. Жидкая грязь заполнила вырытую мной лунку. Но если получится прокопать лаз, она не помешает мне пролезть по проходу под стеной.