По возвращении в город я продолжил собирать мифы, связанные с курганом, но был лишь пуще сбит с толку. Было приятно видеть, как пекутся тут о моей безопасности, однако пришлось отвергнуть все горячие уверения отменить поиски. Я показывал талисман Серого Орла, но никто не видел и даже не слышал ни о чем подобном. Каждый озадаченно качал головой и высказывался в том роде, что это, верно, старинная индейская реликвия, ну или предки старого вождя купили безделицу у какого-нибудь бродячего торговца.
Убедившись, что отговорить меня не выйдет, добрые селяне согласились помочь мне в подборе снаряжения. Большую часть инструментов я привез с собой, так как предполагал, что пригодится мне в первую очередь. Саперная лопатка и мачете для рубки кустарника; электрические фонари для подземных работ и моток веревки; бинокль, рулетка, походная аптечка и даже небольшой микроскоп – словом, со мной было все, что возможно уместить в туго набитом саквояже. Ко всему я присовокупил лишь тяжелый кольт, навязанный мне шерифом, и лопату с киркой, которые могли существенно ускорить мою работу.
Новоприобретенные принадлежности я решил нести сам, связав ремнем и перекинув через плечо, ибо вскоре обнаружил, что охотников сопровождать мою экспедицию не предвидится. Естественно, все будут наблюдать за мной в бинокли и подзорные трубы, но ступить хотя бы ярд в направлении одинокого холма не отважится никто. Выступление я наметил на утро и остаток дня провел за разговорами с горожанами, взиравшими на меня с благоговейным ужасом, словно на древнегреческого героя, идущего навстречу гибельной судьбе.
Когда настало утро, облачное, хотя и не предвещающее неприятностей, все население Бинджера высыпало на улицы, чтобы проводить меня в дорогу по продуваемой ветром пыльной равнине. В бинокль был виден страж, привычно вышагивающий вдоль вершины холма; я решил не упускать его из виду, насколько то было возможно при продвижении. В последнюю минуту смутное чувство тревоги заставило надеть талисман Серого Орла – так, чтобы его разглядел любой призрак или человек, если кому-то он небезразличен. Простившись с Комптоном и его матерью, я быстрой походкой устремился к цели, несмотря на то что левую руку оттягивал увесистый саквояж, а по плечу, подскакивая на ремне, поочередно ударяли то кирка, то лопата. В правой руке я держал бинокль, наводя его на фигуру стража на вершине. Миновав приблизительно треть пути, я смог уже рассмотреть выражение его лица, странно угрюмое и недоброе. Костюм человека и его оружие были, бесспорно, продуктом цивилизации. Призрак неожиданно направился к противоположному концу плато и исчез из поля зрения. Когда десять минут спустя я достиг вершины, то никого уже там не обнаружил.
Нет нужды пересказывать первые часы моего пребывания на кургане: они прошли в бесконечных замерах и поисках, выполненных со всей возможной тщательностью. Очень правильные очертания, поразившие меня при приближении, теперь, казалось, излучали скрытую угрозу. На всем протяжении ровной, бескрайней равнины это было единственное возвышение, так что не приходилось сомневаться в его искусственном происхождении. Крутые склоны выглядели нетронутыми, лишенными следов человеческой деятельности; если это были остатки древней крепости, их, по всей видимости, давно занесло песком и землей. К вершине не вела ни одна тропинка, и мне с трудом удалось поднять наверх свое снаряжение. Открытое плато представляло собой более или менее правильный эллипс примерно триста на пятьдесят футов, сплошь поросший высокой травой и кустарником, которые делали невозможным всякое продвижение. Это открытие повергло меня в оторопь, так как бесспорно доказывало, что старый индеец, каким бы живым он ни казался в бинокль или подзорную трубу, на деле был не чем иным, как плодом массовой галлюцинации.
Я осмотрелся с тревогой и недоумением, бросив взгляд в сторону городка и множества черных точек, в которые превратились высыпавшие на околицу зеваки. Наведя на них бинокль, я внял нетерпению, с каким они наблюдали за мной. Чтобы подбодрить их, я снял с головы шляпу и помахал в воздухе ею, изображая оживление, которого не чувствовал на деле. Выбрав из груды инструментов кирку и лопату, я перенес их поближе к намеченному участку, после чего достал из саквояжа мачете и принялся расчищать кустарник. Это была изнурительная работа, вдобавок меня периодически продували холодные сквозняки, словно кто-то нарочно направлял их на вершину. Иногда мне начинало казаться, будто какая-то едва осязаемая сила пытается оттолкнуть меня: воздух заметно густел передо мной, и чьи-то невидимые руки перехватывали мои запястья. Расход сил значительно превосходил результаты работы, хотя мне и удалось расчистить площадку.
К полудню я вполне удостоверился, что ближе к северной оконечности кургана плато имеет вогнутое, чашеобразное углубление. Само по себе это обстоятельство еще ничего не значило, однако для начала раскопок низина была наиболее подходящим местом. Примерно тогда же я заметил еще одну особенность: талисман Серого Орла странно подпрыгивал и тяжелел, стоило мне отойти футов на семнадцать к юго-востоку от центра чаши. Волнение прекращалось, когда я наклонялся к земле, и он повисал, словно притягиваемый вниз мощным магнитом. Это странное обстоятельство поразило меня настолько, что я незамедлительно решил приступить к начальному этапу раскопок.
Срезав саперной лопаткой верхний слой дерна, я отметил сравнительную тонкость местного красноватого слоя. Цвет почвы объяснялся присутствием песчаника, из которого слагалась равнина, однако на кургане я обнаружил лишь полосу черного глинозема – менее чем в фут толщиной. Подобные породы встречаются на дне каньонов к югу и западу от Бинджера и могли быть занесены сюда в доисторическую эпоху, когда курган воздвигли. Стоя на коленях и продолжая копать, я чувствовал, как сыромятный шнурок у меня на шее натягивается все сильнее и сильнее. Дела обстояли странно, если не сказать больше, потому что еще в городе, рассматривая загадочный диск, я убедился, что металл, из которого он сделан, лишен магнитных свойств. Удар о твердую поверхность высек искру из-под штыка лопаты; думая, что это обломок скалы, я принялся разгребать вскопанную землю. Вместо камней я с лихорадочным возбуждением извлек наружу облепленный комьями глины массивный цилиндр примерно в фут длиной и дюйма четыре в диаметре, к которому мой талисман притянулся, словно приклеенный. Под слоем грязи оказался узор из фигур и значков, похожих на иероглифы той же формы, что и на талисмане и пластинах из желтого металла на одежде призрака.
Присев на корточки, я тщательно обтер бока цилиндра о грубый вельвет моих брюк и с любопытством осмотрел узоры. Вдавленные линии оставались забиты землей, однако в рельефных выпуклостях безошибочно угадывался тот же зеркальный металл, из которого был сделан магический диск, висевший у меня на груди. Зловещий орнамент по-змеиному оплетал изображения неведомых чудовищ, выполненные с необычайным искусством. Я долго не мог определить, где верх, а где низ у цилиндра, бесцельно поворачивая его в руках, пока не заметил узкую щель у края. Раздумья над способом закупоривания оказались недолгими: я с удивлением обнаружил, что меньший конец попросту отвинчивается.
С трудом крышка подалась, высвобождая из недр цилиндра странную смесь запахов. Единственным содержимым был увесистый свиток из пожелтевших, похожих на пергамент листков, исписанных зеленоватыми буквами. Какое-то мгновение я с трепетным восторгом представлял, что держу в руках карту и ключ к неизвестным мирам под землей. Однако, отогнув край свитка, я с разочарованием обнаружил, что это рукопись, написанная на испанском, пусть и на очень архаичном. В золотистых лучах солнца я разглядывал заглавие и первую страницу, пытаясь разобрать вычурный, c непривычными знаками препинания слог древнего летописца. К какому веку может принадлежать моя находка? Новое открытие Конкисты? Первые же строки привели меня в чрезвычайное возбуждение, ибо вместо того, чтобы отвлечь меня от основных поисков, рукопись лишь подтверждала мои догадки.
Пожелтевший свиток начинался исчерпывающим заглавием, выведенным зелеными готическими буквами, и призывал каждого к вере в правдивость невероятных откровений, о которых собирался поведать загадочный автор.
Relación de Pánfilo de Zamacona y Núñez, hidalgo de Luarca en Asturias, tocante al mundo soterráneo de Xinaián, A.D. MDXLV
En el nombre de la santisima Trinidad, Padre, Hijо, у Espiritu-Santo, tres personas distintas у un solo Dios verdadero, у de la santisima Virgen nuestra Señora, YO, PANFILO DE ZAMACONA, HIJO DE PEDRO GUZMAN Y ZAMACONA, HIDALGO, Y DE LA DOÑA YNES ALVARADO Y NUÑEZ, DE LUARCA EN ASTURIAS, juro para que todo que deco esta verdadero como sacramento…
Я ошеломленно потер лоб рукой, пытаясь уловить смысл прочитанного. «Откровение Панфила де Замаконы-и-Нуньес, дворянина из Луарки в Астурии, посвященное описанию Подземного мира Ксинйана, 1545 год от Рождества Христова».
Этого на первый взгляд хватало с лихвой. Подземный мир – ровно та же идея, что присутствовала во всех индейских преданиях и в рассказах белых, вернувшихся с холма. И дата: 1545 год. Что она могла значить? В 1540 году Коронадо со своим отрядом углубился в джунгли к северу от Мехико, но разве он не вернулся обратно в 1542 году? Пробежав глазами развернутую часть свитка, я почти тотчас же наткнулся на имя Франциско Васкеса де Коронадо. Автор рукописи, очевидно, был из его людей, но что привело его сюда через три года после завершения экспедиции? Объяснение могло находиться в тексте, однако развернутая часть содержала лишь известный по историческим хроникам отчет о северном походе Коронадо.
Вечерние сумерки напомнили мне о необходимости возвращаться; в возбужденном состоянии, в каком находился тогда, я едва не забыл об ужасах приближающейся ночи. О них не забыли, однако, наблюдатели, собравшиеся на равнине: до моего слуха донеслись отдаленные крики. Ответив им взмахом руки, я спрятал манускрипт обратно в цилиндр – от которого упорно не желал отделяться талисман, пока я с силой не отдернул его – и, запаковав часть снаряжения, приготовился к спуску. Бросив кирку и лопату для завтрашних раскопок, я собрал саквояж, спустился по склону холма и уже через четверть часа снова был в городе, объясняя и показывая странные находки. Сумерки сгустились, и когда я обернулся глянуть на благополучно оставленный курган, то с невольной дрожью заметил, как на вершине разгорается голубоватое мерцание факела ночного призрака индианки.