Единственное, что встревожило воинов, – весть о сохранившихся наверху преданиях о затерянных городах, полных сокровищ. В недалеком будущем следовало ожидать притока одиночек и целых отрядов искателей приключений, случись им обнаружить уцелевшие входы в Кн’йан. Замакона поведал об открытии Флориды и Новой Испании, добавив, что весь Старый Свет охвачен лихорадкой первопроходчества.
Испанцы, португальцы, французы и англичане устремились на поиски новых земель; рано или поздно Мексика и Флорида сомкнутся в единой колониальной империи, и тогда ничто не помешает рыцарям странствий отправиться на розыски легендарных городов с сокровищами. О путешествии Замаконы знает Рьяный Бизон; что, если он расскажет обо всем Коронадо или каким-нибудь образом доложит его сиятельству вице-королю Новой Испании, когда их встреча не состоится? Тревога и беспокойство отразились на смуглых лицах, и умом Замакона уловил приказ о том, что с этого момента все уцелевшие туннели, соединяющие подземный мир с поверхностью, будут взяты под неусыпное наблюдение.
Долгая беседа Замаконы с воинами подземного народа проходила в зеленовато-синем сумраке рощицы рядом со входом в башню. Несколько человек расположились на траве и мшистых кочках по сторонам от едва заметной тропинки, тогда как другие, с испанцем и предводителем воинов, сидели на редких низких столбиках, отмечавших подходы к башне. Они обменивались мыслями, должно быть, полный земной день, ибо Замакона не единожды испытывал голод и подкреплялся из своих запасов. Наконец предводитель отряда завершил беседу, сказав, что наступило время возвращаться в город.
В кавалькаде оказалось несколько свободных единорогов; одного из них предложили Замаконе. Перспектива оседлать чудовище, одна только плотоядность которого вызывала отвращение, а вид обращал в бегство отважных индейцев вроде Рьяного Бизона, была не из приятных. Еще неприятнее поражала неестественная для животных смышленость чудовищ: ведь воины Цатта послали экспедицию вслед за донесением, полученным от одной из стай. Но Замакона не был трусом, поэтому он уверенно зашагал за воинами по заросшей тропе к дороге, где расположились животные.
Тем не менее он не смог удержаться от вскрика при виде безобразных тварей на обочине. Неудивительно, что их появление так напугало любопытного индейца; Замакона моргнул, чтобы не лишиться чувств. К сожалению, чрезмерная щепетильность удерживает его от описания зрелища; рукопись содержит лишь намеки, из которых можно составить скудное представление об облике зверей. Их мощное туловище покрывал длинный белоснежный мех, несколько более темный на спине; в центре лба торчал рудиментарный отросток рога; в приплюснутых носах и пухлых губах безошибочно угадывалась примесь человеческой крови. Зрелища отвратительнее, как признается испанец, ему не приходилось наблюдать ни в Кн’йане, ни в землях верхнего мира. Ужас, вызванный встречей с ними, не поддается описанию. Самое омерзительное заключалось в том обстоятельстве, что существа появились на свет вопреки эволюции.
Воины Цатта заметили испуг Замаконы и поспешили успокоить его, насколько это было возможным. Единороги гаа-йоттны, объясняли они, выглядят взаправду отталкивающе, однако при этом они совершенно безобидны. Их пищу составляют люди, не принадлежащие господствующей расе, из специального клана рабов, которые за долгие эпохи утратили человеческие черты и теперь были основным продуктом питания в Кн’йане. Единороги – или какие-то из их одичавших предков – были найдены среди циклопических руин алой области Йотта, что расположена ниже озаряемого голубоватым сиянием Кн’йана. Существа принадлежали к гуманоидной расе, в том не было никаких сомнений; однако ученые не могли утверждать наверняка, что именно они являлись потомками исчезнувших создателей гигантских машин. Главным доводом в пользу такого предположения был хорошо известный факт, что прежние обитатели Йотта были четвероногими. О том свидетельствовали сохранившиеся в пещере Цина манускрипты и рисунки из архивов одного из крупнейших городов Йотта. Однако те же рукописи сообщали, что жители Йотта обладали знаниями, достаточными для создания искусственной жизни, и за время своей истории создали и уничтожили несколько утилитарных рас промышленных и транспортных животных, не говоря уже о целой плеяде фантастических тварей, выведенных сугубо ради развлечения или острых ощущений в долгий период заката цивилизации. По своей природе обитатели Йотта принадлежали к классу рептилий, и большинство физиологов Цатта признавало, что предки единорогов имели много общего с холоднокровными до того, как их скрестили с низшим классом млекопитающих в Кн’йане.
Неустрашимость испанского духа, благодаря которой маленькая страна на континенте завладела половиной открытого мира, придала сил Панфилу де Замаконе перед новым испытанием. Оседлав отданное в его распоряжение страшилище, он вскоре рысил бок о бок с предводителем кавалькады. Несмотря на внешнюю неуклюжесть, походка гаа-йоттнов была упругой и ровной; свалявшийся мех на спине был лучше любого седла. Без понуканий и узды единороги бежали вперед, делая короткие остановки возле заброшенных городков и башен, которые вызывали любопытство у Замаконы. Гил-Хтаа-Йин – человек, беседовавший с ним в зеленой роще, – охотно показывал руины и объяснял. Самый крупный из городов на равнине, Биграа, в глазах землянина казался чудом, выплавленным из чистого золота, и Замакона с изумлением рассматривал чуждую архитектуру. Изящные строения тянулись в высоту, крыши венчало множество остроконечных шпилей. Улицы были узки и извилисты и располагались хаотично, но Гил-Хтаа-Йин уверял, что более поздние города лишены этого недостатка. Вокруг каждого из древних поселений виднелись остатки крепостных стен – память о тех днях, когда жителям равнины угрожали многочисленные армии Цатта.
В одном месте Гил-Хтаа-Йин по собственной инициативе сошел с тропы, взяв курс к возвышавшейся неподалеку приземистой башне. На черной поверхности базальтовых плит не было ни одного рисунка. Внутри одиноко стоял пустой пьедестал из оникса. У этой башни была примечательная история, в сравнении с ее древностью даже уничтоженная цивилизация Йотта казалась недавним прошлым. Нависающий купол повторял очертания древних замков, изображения которых сохранились в пещерах Цина: их воздвигали в честь жуткого, похожего на многолапую жабу идола, поименованного в манускриптах Йотта как Цаттогва. Это было сильное, почитаемое божество; его именем назывался крупнейший из городов после того, как культ переняли равнинные жители Кн’йана. Предания Йотта гласят, что Цаттогва выполз из недр озаряемого красным сиянием мира – из бездонной пропасти, скрытой тьмой, где возникали и умирали великие народы задолго до того, как появились четырехлапые рептилии Йотта. Среди циклопических руин были найдены многочисленные изваяния Цаттогвы, который, по мнению археологов Цатта, представлял собой образ давно исчезнувшей расы бездны. Черный мир, называемый «Н’кай» в манускриптах Йотта, был тщательно обследован: в разное время туда спускались несколько отрядов, среди находок которых наиболее ожесточенные споры вызывали загадочные лунки и борозды в каменных плитах.
Когда люди Кн’йана открыли алый мир и прочли уцелевшие рукописи, они переняли культ Цаттогвы и подняли из бездны все чудовищные изваяния этого бога, поместив их в священных башнях наподобие той, что видел Замакона. Новый культ процветал, затмевая прежнее почитание Йига и Ктулху. Часть подземных жителей, эоны назад переселившаяся наверх, захватила жабообразного идола с собой. Его небольшие черные фигурки до сих пор покоятся в схронах Олатоэ в земле Ломар возле Северного полюса. По слухам, поклонение божеству в мире наверху пережило даже ледниковую эпоху и нашествие диких орд косматых Гнофхе, разрушивших саму цивилизацию Ломар; однако определенно никто не мог ничего утверждать. Под землей расцвет культа нежданно оборвался; осталось только имя, данное столице, – Цатт.
Причиной угасания культа послужило открытие одной из экспедиций, спускавшихся в бездну Н’кай под красными холмами Йотта. Согласно старинным рукописям, бездна была необитаема, но за эоны, минувшие со времени заката цивилизации Йотта и до первого восхождения людей на земную поверхность, что-то изменилось в природе подземелья: возможно, это изменение и повлекло за собой гибель Йотта. Никто не знает, что именно произошло, – тектонический сдвиг разъял нижние этажи бездны или энергетический выброс промчался по подземелью, неся погибель. Какова бы ни была причина, теперь она навсегда останется тайной. Когда исследователи Кн’йана спустились в пропасть Н’кай с мощными атомными прожекторами, они встретили живых существ, в изобилии усеивавших стены каменных туннелей и поклонявшихся ониксовым и базальтовым изваяниям Цаттогвы. Сами они не походили на своего амфибийного кумира – их вид был еще омерзительнее: то были аморфные комья слизи, произвольно принимавшие любую форму. Люди Кн’йана не стали медлить для более детальных наблюдений, и те, кому удалось выбраться оттуда живым, отдали приказ замуровать входы, соединявшие Йотт с бездной кошмаров. Все изваяния Цаттогвы в городах Кн’йана были испепелены дезинтеграторами, и культ прекратил свое существование.
Эоны спустя, когда на смену прежним страхам пришло любопытство ученых, древние легенды о Цаттогве и Н’кай были извлечены из небытия, и в нижние пределы Йотта ушла хорошо экипированная и вооруженная партия с целью найти запечатанные сходы в бездну. Однако все их попытки оказались безрезультатными, вследствие чего среди ученых сразу же возникли разногласия по поводу того, существовала ли Н’кай вообще. Исследователи манускриптов Йотта отвергали любые сомнения в истинности дошедших сведений; подтверждали доводы и более поздние хроники Кн’йана, описавшие злополучную миссию вниз. Однако вопрос оставался неразрешенным. Последующие религиозные культы старались подавить даже воспоминание о Н’кай и налагали суровые наказания за одно упоминание ее названия, хотя ко времени появления Замаконы мало кто воспринимал угрозу наказаний, как и сами культы, всерьез.