Пусть забвение и принесло мне покой, я всегда помню, что я – отщепенец, аутсайдер в этом столетии, среди тех, кто сохранил в себе человеческое. Я знаю это еще с тех пор, как протянул руку к чудищу в огромной золоченой раме – с того самого момента, как пальцы мои коснулись холодной и непроницаемой поверхности обрамленного зеркала.
Погибель, Сарнат постигшая
Лежит в земле Мнар большое, тиховодное озеро. Ни реки, ни ручьи не питают его, и ни одной реке или ручью не служит то озеро истоком. Десять тысяч лет назад на его берегах высился город, величия исполненный, и имя ему было Сарнат… но ныне вам не сыскать уж и следа того, что он там некогда был.
Молвится, что в незапамятные времена – тогда, когда мир был юн, а народ, населявший Сарнат, не был ведом земле Мнар, – у озера стоял иной город: серокаменный Иб. Древностью он был сравним с самим озером, и горожане его были весьма необычными существами. Облик их был чуден, формы – чужды и неприятны, как и у многих самых ранних творений природы. Записи на кирпичных цилиндрических монументах Кадаферена величают горожан Иба детьми воды – то были существа с кожей цвета зеленой мглы и озерной рясы, с отвислыми губами и по-рыбьи выпученными глазами да с врожденною рыбьей же немотой. Также записи на колоннах говорят, что странные существа эти сошли вниз по лунным лучам в одну из тех ночей, когда землю Мнар укутывал густой туман; а вместе с ними спустились на землю и большое тиховодное озеро, и сам серокаменный Иб. Поклонялись они Бокрюгу, ящероподобному идолу, высеченному из мыльного камня, что оттенком подобен морю. Во славу его устраивали они молчаливые пляски в пору полнолуния в хладном свете ночного светила. Однажды, если верить летописям Иларнек, они научились добывать огонь, и стал окрашивать он ход их многочисленных церемоний. И все же несказанно мало можно узнать из записей о горожанах Иба, ибо жили они в седой древности, когда род человеческий был слишком молод, чтобы хорошо запомнить их.
Минул не один эон, прежде чем землю Мнар населили люди – кочевые смуглокожие племена, гнавшие впереди себя стада тонкорунных овец. На берегах реки Аи, нитью вьющейся по мнаровым долам, они построили города Траа, Иларнек и Кадаферен. А самые отважные шагнули дальше и, подступившись к тиховодному озеру, земли вокруг которого были славны содержанием злата, возвели Сарнат, чьи краеугольные камни легли близ Иба.
Должно сказать, вид соседей повергал кочевников в оторопь, к которой вскоре примешалась ненависть, ибо, как считали отцы Сарната, не подобало столь уродливым существам жить в соседстве с людьми. Статуи, украшавшие их заповедный край, удаленный в равной степени от земель явных и во сне виденных, пугали их своей дочеловеческой необъяснимой древностью и чуждостью. Рыхлые, незакаленные тела жителей Иба казались прекрасными мишенями для стрел и камней. Однажды войско, вооруженное луками, копьями и пращами, ворвалось в Иб и перебило всех его жителей. Тела насадили на длинные колья, ибо никто не желал касаться их отвратительной зеленоватой кожи, и скинули в озеро. Туда же последовали ненавистные серые статуи и обелиски – справляя их к воде, завоеватели не могли не изумляться тому великому труду, что был затрачен на их доставку сюда из неведомых далей. А в том, что камни эти сюда доставляли, сомнений не было, ибо нигде в земле Мнар – и даже за пределами ее – нельзя было сыскать каменных глыб такой фактуры и такого размера.
Разрушен до самого основания был Иб, не оставив после себя ничего, кроме Бокрюга, ящероподобного идолища цвета озерных вод. Его молодые воины присвоили себе как символ торжества и победы над жителями Иба и их богами, а также как знак своего господства на земле Мнар. Он был установлен в храме Сарната, но ночью произошло страшное: над озером разлилось таинственное свечение, а наутро явившийся в храм люд обнаружил пропажу идола и смерть Тарен-Иша, верховного жреца. Лицо того было искривлено застывшей гримасой ужаса. На алтаре из хризолита был начертан символ Погибели – верно, нетвердой рукой умирающего.
Много верховных жрецов было в Сарнате после Тарен-Иша, но ни при одном из них Бокрюг, ящероподобный идол цвета озерных вод, не был обнаружен и возвращен. Сам Сарнат тем временем рос и креп, и царило в нем благоденствие; только жрецы да старухи памятовали о том символе, что оставил Тарен-Иш на хризолитовом алтаре. Между Сарнатом и Иларнек лежала теперь караванная дорога, и добываемые из недр земных серебро и злато жители Сарната меняли на другие металлы, на богатые одежды и изысканные убранства, на самоцветы и на книги, на инструменты своим мастерам-ремесленникам – словом, на все, чем славны были города у берегов Аи. В Сарнате сосредоточились мощь, мысль и краса. Армии его завоевывали города по соседству, и вскоре отцы Сарната стали верховенствовать не только над всей землей Мнар, но и над многими другими прилегавшими землями; величие города во всем мире пробуждало зависть и восторг. Защитные стены его слагал полированный мрамор из городских каменоломен; высились они на три сотни локтей вверх, а ширились на семьдесят пять, и гнавшие по их верхам колесницы могли разминуться друг с другом без труда. Пятьдесят улиц Сарната пролегли от берегов озера, странно волнующегося каждую годовщину падения Иба, к вратам, открывающимся к началу караванного пути, и поперек их иссекали еще пятьдесят. Гранитом мощены были только те улицы, по которым погонщики водили слонов, верблюдов и лошадей, – остальные же покрывали ониксовые плиты. Каждая улица, начинавшаяся у озера, венчалась портальной аркой, отлитой из бронзы и украшенной резными статуями из утраченного ныне камня. Дома в Сарнате строились из обожженного кирпича и халцедона, и близ каждого был разбит окруженный витыми оградками сад с хрустальным рукотворным прудом; архитектура их отличалась особой, уникальной изысканностью, и странники, шедшие в Сарнат из Траа, Иларнек и Кадаферена, неизменно восторгались золотыми куполами и высями города.
Но величественней всего знались дворцы, храмы и сады Сарната, заложенные и построенные еще старым властителем Зоккаром. Дворцов в городе было великое множество, и самый незаметный из их числа был стократ богаче и величественнее любого дворца в Траа, Иларнеке или Кадаферене; а уж высоки они были настолько, что по их карбункуловым лестницам, казалось, можно взойти к самому своду небес… но даже убранство небесных чертогов наверняка будет не столь чудным откровением, сколь расписанные на батальные и мифические мотивы дворцовые стены, подсвеченные чадными лампадами. Великолепие сих росписей наряду с колоннадами из розового мрамора и лазуритовыми мозаиками, превращавшими полы дворцов в переливчатые драгоценные луга, повергало зрителя ниц. А ведь еще были во дворцах изумительные фонтаны, извергавшие водяные струи самых причудливых форм и самых блаженных ароматов.
Да, богаты были те дворцы – но что они были в сравнении с хоромами властвующих над землей Мнар! Чего стоил один лишь верховный трон, зиждившийся на загривках двух отлитых из злата львов, – трон, вырезанный из цельного куска слоновой кости, куска столь большого, что страшно было и гадать, каких размеров был тот слон, что дал его! А театры и залы? А арены, где гладиаторы бились с хищниками во славу царей, а питаемые озером бассейны, в которых пловцы ради знати зрелищно схватывались не на жизнь, а на смерть с самыми опасными, самыми невообразимыми морскими тварями? Храмы Сарната! Эти семнадцать пестрых башен, главная из которых доставала до тысячи локтей ввысь! Храмы, воздвигнутые в честь Зоа-Калара, Тамисха и Лобна, верховных богов, горделиво взиравших с геральдических полотен, – то ли было не величие? Ибо боги, восседавшие на своих тронах, были переданы изобразившими их столь живо, что полотно обретало объемность едва ли не пугающую – казалось, достаточно лишь шага, чтобы попасть в божественные покои. И бесчисленные ступеньки из циркона взбегали от храмовых низов к плацу, откуда верховные жрецы созерцали днем город, долы и озеро, а ночью – луну, звезды и их отражения в озерной глади. Здесь происходил самый древний тайный обряд – предание анафеме Бокрюга. Здесь же был схоронен и хризолитовый алтарь с последним пророчеством Тарен-Иша.
Королевские террарии в самом сердце Сарната были видны с этих высот – накрытые стеклянными куполами, в коих, переливаясь, отражались в ясную погоду лучи солнца, луны и звезд, а во время затмений – свет искусственных подвесных светил. Умело сконструированные веера создавали там, за барьерами, легкий ветерок, что дарил посетителям свою прохладу знойным летом; зимой же скрытые от глаз печи сохраняли в террариях весеннее тепло. Множество резных мостиков перекрывали ручейки, бегущие по отшлифованным водой скатам, ветвящиеся и прорастающие сквозь каменья красивыми каскадами, ниспадающими в пруды с цветущими кувшинками. Плавали там белые лебеди, укачиваемые пением редчайших птиц, смешивающимся с ласкающей слух серенадой вод. Искусственными террасами поднимались зеленые берега, увитые виноградными лозами и расцвеченные яркими бутонами. Среди зелени таились мраморные и порфировые скамейки, и всюду удивляли красотой храмовые беседки и алтари, у которых можно было предаться покою и вознести молитвы малым богам.
Ежегодно в Сарнате праздновалась дата разрушения Иба – праздновалась разливами вина, весельем и танцами. Тех, кто стер с лица земли серокаменный город, чествовали, над истребленными же насмехались; увитые бирюзовыми лозами садов Зоккара актеры в потешном ключе, неуклюжим танцем, изображали поверженных горожан Иба и их древних божеств, а властители земли Мнар взирали на это и, посмеиваясь, слали хулу на кости упокоенных на дне озера мертвых. Верховным жрецам какое-то время эти увеселения были не по душе – средь них в зловещих преданиях жила память о необъяснимой пропаже Бокрюга-идолища и смерти Тарен-Иша, начертавшего символ Погибели на алтаре из хризолита. Порой с самых высоких башен города, твердили они, видно свечение, разливающееся над гладью озера. Но так много лет минуло, и ни одно бедствие не омрачило Сарнат до сих пор, – и вот настало время, когда и жреческий цвет стал участвовать в подготовке празднеств; ибо кто, как не первые жрецы, заклеймил Бокрюга и опроверг его мнимое главенство?