Над этим и множеством других вопросов Этьен-Лоран де Мариньи часто раздумывает подолгу, сидя в большой гостиной с экзотическими гобеленами. Отгоняя от лица клубы дыма из курильниц, он с волнением вслушивается в странные ритмы похожих на саркофаг часов, расписанных позабытой вязью.
Волшебство Афлара[33]
Совет Двенадцати, восседающий на украшенном драгоценными камнями небесном возвышении, приказал прогнать Афлара от врат Бел-хаз-эна. Было постановлено, что он слишком много сидел в одиночестве и размышлял, когда тяжелый труд должен был стать его уделом. И в своих темных и скрытых раскопках он слишком часто читал те папирусы древних эонов, которые покоились в святилище Готики и к коим можно было обращаться только в редких и особых целях.
Сумеречный город Бел-хаз-эн шагнул назад в своих знаниях. Философы больше не сидели на углах улиц, просвещая народ, и невежество царило в разрушающихся и извечно древних стенах. Там, где когда-то изобиловала мудрость звезд, теперь процветали только слабость и запустение, распространяясь подобно заразной болезни и высасывая грязную дань из глупых подданных. И из вод ручья Олла, который сбегал с гор Азлакки и тек мимо старого города, часто восставал мор, который сильно мучил людей, делая их бледными и близкими к смерти. Вот что принесла потеря мудрости. А теперь Совет изгнал прочь своего последнего и величайшего мудреца…
Афлар забрел в горы далеко над городом и построил пещеру для защиты от летней жары и зимнего холода. Там он в тишине читал свои свитки и делился могущественной мудростью с ветром, скалами и быстрокрылыми ласточками. Весь день он сидел и смотрел вниз или рисовал странные рисунки на маленьких кусочках камня и пел им, потому что знал, что однажды люди найдут пещеру и убьют его. Уловка Совета ничуть не ввела его в заблуждение. Разве крики последнего изгнанного мудреца не тревожили ночь за два лунных цикла до этого, когда люди сочли, что тот скоропостижно скончался сам по себе? Разве его собственные очи не видели изрубленное мечом тело архонта, проплывшее мимо по чумным водам? Он знал, что никакой лев не убивал старого Азика, – пусть Совет говорит что хочет. Разве лев носит при себе меч и оставляет свою добычу несъеденной?
В течение многих сезонов Афлар сидел на горе, глядя на грязный Олл, уходящий в туманную даль, в страну, куда никто никогда не отваживался ходить. Он одаривал своей мудростью улиток, что копошились в земле у его грязных пят. Они, казалось, понимали все, что он говорил им, и важно качали усиками, прежде чем вернуться к своим делам. Лунными ночами Афлар взбирался на холм над своей пещерой и возносил запутанные молитвы богу ночного света Элю; стоило птицам ночи заслышать его шепот, как они слетались и чутко внимали мудрецу. И когда странные крылатые тени пронеслись по потемневшему небу и смутно вырисовались на фоне бледного светила, у Афлара отлегло от души. Те, к кому он обращался, вняли его призыву. Его мысли всегда уносились в дальние дали, а его молитвы устремлялись к бледным фантазмам сумерек.
И вот однажды после полудня Афлар поднялся со своего земляного стула и зашагал вниз по каменному склону горы. Его глаза, не обращая внимания на прогнивший город с каменными стенами, были прикованы к воде. Пройдя к илистому бережку, он остановился и взглянул вверх по течению ручья. Маленькая вещица запуталась в камышах, и мудрец подобрал ее с величайшей осторожностью и любопытством. Завернув находку в складки своего одеяния, он вновь поднялся к себе в горную пещеру. Весь день он сидел и смотрел на обретенное, лишь иногда обращаясь к своим заплесневелым свиткам; неясные символы, выводимые им на отрезке пергамента, сходили коробящими слух слогами с его языка.
В ту ночь луна, застигнутая новой фазой, взошла высоко, но Афлар не покинул свое прибежище. Странные птицы, проносясь мимо входа в его пещеру, разражаясь страшными трелями, возвращались назад, во мрак.
Прошло много дней, прежде чем Совет выслал к Афлару своих ассасинов. Когда час исполнения приговора, по всеобщему мнению, пробил, семеро темнобровых мужей тихо ускользнули в горы. И все же, когда эта зловещая семерка отважилась войти в пещеру, они не увидели мудреца Афлара. Из земляного ложа аскета прорастали мелкие травинки, и повсюду были разложены папирусы, старые и заплесневелые, с начертанными неясными символами на них. Ассасины, оглядев это убранство, удалились с тяжелым сердцем; когда последний из мужей уходил – заметил непонятной природы вещицу на полу пещеры. Он ее поднял и показал остальным; те увидели лишь нечитаемые глифы, которые не сумели для себя уяснить, повергшие их, бывалых, в религиозный трепет – незнамо почему. Вещицу ту бросили с крутого обрыва неподалеку, но никто не расслышал, как она коснулась земли, да и вес у нее был совсем не подобающий предмету, выточенному из камня, – она словно бы поплыла по воздуху, как пух чертополоха.
И после того, как недоуменные палачи ушли, из песчаной расщелины показалась маленькая улитка. Она упорно доползла до поросшего травинками ложа аскета, а там пошевелила многозначительно усиками и выгнула их причудливым образом книзу, словно бы желая в спокойном расположении мудрого духа понаблюдать за проистекающим внизу извилистым ручьем.