2
Отдых полностью восстановил силы Кожина, а уверенность, что Коринта жив, вернула ему спокойствие и твердость духа.
Надвигалась ночь. Кожину предстояло лететь за десятки километров, искать в темноте среди незнакомых лесов и гор базу партизанского отряда. Однако он не торопился отправляться в этот далекий и сложный полет.
Прежде чем покинуть к-овский лес, ему захотелось побывать в самом К-ове и хоть что-нибудь узнать об участи Иветы Сатрановой. Конечно, скорей всего, она арестована: Но вдруг ей каким-нибудь чудом удалось уйти?… Надо узнать, обязательно надо узнать! Может быть, ему даже удастся найти ее и чем-нибудь ей помочь: В любом случае он не оставит в беде эту чудесную девушку.
Кожин представил себе хрупкую фигурку своей терпеливой сиделки, и сердце его отозвалось на этот милый образ частыми ударами. Полный решимости, он мысленно приказал себе: «Вперед, сержант»!
В этот раз он обошелся без прыжка вниз. Просто оттолкнулся ногами от толстого пружинящего сука и сразу поднялся в воздух.
Никакого головокружения он теперь не почувствовал. Сознание того, что он сам, по собственной воле и благодаря усилиям собственного тела, поднимается над землей, снимало ощущение нереальности, ограждало от опасного упоения полетом. Сердце работало лишь немного учащенно, как при быстрой ходьбе, дыхание было легким, ритмичным.
Он даже не волновался теперь. Им овладели какая-то странная уверенность в себе и холодное спокойствие. Самый факт полета воспринимался рассудком как нечто абсолютно естественное и закономерное. Этим ситуация в какой-то мере походила на сон. Но чувство ликующего счастья не приходило, как это всегда бывало в сновидениях. Вместо него Кожиным овладело огромное, глубоко реальное чувство свободы и независимости. Это было гордое и спокойное чувство.
Земля уже окуталась мраком. Меж тучами образовались прорывы, и в них сверкнули первые звезды.
Кожину вспомнился недавний разговор с майором Локтевым. Захотелось тут же лететь в партизанский лагерь и всему отряду показать свою удивительную способность.
Наверно, после этого майор и не подумает посылать его на Большую землю как не оправдавшего доверия. Но Кожин подавил в себе это мальчишеское желание. Сначала нужно в К-ов, узнать, что с Иветой!
Его стал пробирать холод. Прикинув на глаз высоту и определив ее в тысячу метров, Кожин остановился и сделал несколько глубоких вдохов, готовясь броситься вниз. На мгновение мелькнула предательская мысль: «А вдруг не сумею снова перейти на полет?…» Но, поспешно отогнав эту опасную мысль, он трижды, словно творя заклинание, произнес вслух:
— Теперь я всегда буду летать!..
После этого, не раздумывая, ринулся к земле головой вниз, вытянув руки вперед, словно нырял в воду. Упругий холодный воздух ударил ему в лицо, грудь, засвистел в ушах, принялся яростно рвать одежду. Скорость падения возрастала с каждой секундой.
— Восемь, девять, десять. Стоп!
Падение прекратилось, как по мановению волшебной палочки, и перешло в стремительное скольжение с невидимой воздушной кручи. Кожин даже засмеялся, до того ему это понравилось. Теперь он мчался по гиперболической кривой со скоростью курьерского поезда, постепенно теряя высоту.
Через две-три минуты он увидел внизу, на глубине двухсот метров, темные очертания городских улочек. Сделав над К-овом широкий круг для погашения скорости и снизившись при этом до пятидесяти метров, Кожин принялся внимательно рассматривать черные силуэты домов. О том, где находится к-овская больница, он знал по рассказам Иветы. Сейчас это пригодилось.
Отыскав здание больницы, Кожин спустился к нему со стороны сада и стал изучать окна третьего этажа. Ведь Коринта, помнится, говорил, что его кабинет на третьем этаже. Если бы Ивета оказалась здесь!.. Нет, нет, это маловероятно… Но, может быть, этот мерзавец Майер задержался на работе?… Уж его-то Кожин заставит сказать, что случилось с Иветой!
Все окна были затемнены. Однако черная бумага не везде прилегала плотно. Сквозь узкие, едва заметные просветы можно было разглядеть небольшую часть помещения.
Кожин плыл от окна к окну, зорко всматриваясь в узкие полоски света. Палата, еще палата, хирургический кабинет, комната медсестры. А вот окно как раз напротив аллеи, на которой темнеет будка садовника. Только отсюда Майер мог увидеть Ивету и ее братишку. Значит, это и есть кабинет главврача. Но, черт побери, затемнение прилажено аккуратно! Ни малейшей щелочки! Кожин прильнул ухом к окну и чутко прислушался. И тут же до него донесся приглушенный голос Иветы. Здесь! Она здесь!
Сержант не раздумывал ни единой секунды.
3
Доктор Майер сидел на стуле у запертой двери и старался не слушать, что ему говорила Ивета. Прикидываться ему было уже не нужно, он вел теперь открытую игру. Тем не менее, когда девушка, всласть наплакавшись, поднялась с дивана и стала бросать ему в лицо злые слова о подлости, трусости и грязном предательстве, толстяк покраснел и беспокойно заерзал на стуле.
— Вы гнусный предатель, доктор Майер! Вы трусливый негодяй! Думаете, ваша подлость вам поможет? Не надейтесь! Немцев все равно отсюда прогонят, а вас повесят! Да, Да, повесят на фонаре! — говорила Ивета дрожащим от негодования голосом, и глаза ее пылали жгучей ненавистью.
— Погодите, барышня, не расстраивайтесь! — блеял в ответ Майер. — Скоро за вами придут, и вы познакомитесь с мальчиками из гестапо! Уже недолго осталось ждать, миленькая! Потерпите!
Однако чувствовал себя Майер неважно. Роль надзирателя тяготила его. Ведь теперь, наверное, вся больница, весь город знает, что он донес на Ивету Сатранову… Боже мой, и чего эти немцы так долго не идут! Доколе ему, доктору Манеру, завтрашнему главврачу клиники, придется еще так вот сидеть и выслушивать грубости этой маленькой фурии?!. Хоть бы штабс-фельдфебель поскорее вернулся!
Уже полчаса прошло, как он ушел в гарнизонную кухню за ужином, и до сих пор его нет!..
И вдруг сетования Майера окончились. Но как! Окно кабинета внезапно с треском распахнулось, бумажное затемнение отлетело в сторону, и в кабинет ворвался незнакомый худощавый человек с пистолетом в руке.
— Иван! — крикнула Ивета и со всех ног бросилась к незнакомцу.
У Майера похолодело сердце: «Русский!»
Он смотрел на пистолет, направленный ему в лицо, и клацал от страха зубами.
— Иван, милый, как ты сюда попал?!
— Погоди, Ивета. У нас времени — считанные секунды. Надо сначала разделаться с этим гадом. Здесь найдется что-нибудь для перевязки? Бинты, вата, полотенце…Давай все, что есть, давай!
Кожин чувствовал себя полным хозяином положения. Ивета быстро собрала весь перевязочный материал, который нашелся в кабинете.
— Ты убьешь его, Иван?
— Обязательно. Только не сейчас…
Он подошел к толстяку с длинным жгутом из бинтов.
— А ну, мерзавец, заворачивай руки за спину! Живей, живей! Вот так, молодец!
Ивета, лови конец, мотай его вокруг стула!.. Так, так, отлично! Покрепче затягивай, не жалей его!..
Через минуту Майер превратился в огромный белый кокон, накрепко соединенный со стулом. Кожин спрятал пистолет и тщательно проверил узлы. Потом он приказал толстяку открыть рот.
— Пошире, пошире, подлец!
Майер послушно выполнил это требование, откинув голову, как в зубоврачебном кресле. Кожин вогнал ему в рот огромный кляп из ваты, а сверху для прочности наложил еще повязку из бинтов. Майер лишь сопел да ворочал глазами.
— Все! Пошли, Ветушка!
Кожин выключил в комнате свет, поднял затемнение и настежь распахнул окно.
Заметно припадая на больную ногу, он взобрался на подоконник и протянул девушке руку.
— Давай, Ветушка, не робей!
— Мы будем прыгать, Иван?
— Что-то в этом роде. Не бойся, целы будем!
— Значит, ты все-таки умеешь?
— Молчи! Конечно, умею!
— Ты необыкновенный человек, Иван! Ивета легко вскочила на подоконник. Кожин подхватил ее на руки и шепнул:
— Держись за меня крепче!
Она обхватила его руками за шею. Он услышал, как неистово бьется ее сердце.
Оттолкнувшись от подоконника, он решительно прыгнул вниз.
«Лететь!» — приказал он себе, хотя и знал, что с такой ношей вряд ли сможет полететь.
Однако чудесные антигравы послушно сработали, и Кожин с Иветой на руках мягко приземлился на газоне.
Поставив девушку на ноги, Кожин сказал:
— Слушай внимательно, Ветушка! Беги сейчас домой и скажи матери, чтобы она немедленно уезжала куда-нибудь подальше. Немедленно! Через час уже может быть поздно. О Владике позаботится Влах. Так матери и скажи. Владик в безопасности, ему ничего не угрожает. Сама после этого беги по такому вот адресу — улица Остравская, дом пять, Ян Митковский. Это тот самый горбатый пастушок, который приходил к Влаху. Расскажешь Митковскому обо всем. Он поможет тебе добраться до партизанского лагеря. Можешь ему верить. Все поняла?
— Все, Иван. А как же ты?
— Обо мне не волнуйся. Я бы пошел с тобой, если бы не нога. А так боюсь, что долго шагать не смогу. Но ничего, у меня есть другое средство передвижения. Повтори адрес!
— Остравская, пять, Ян Митковский. Мы увидимся, Иван?
— Увидимся. Скоро!.. Ну, беги! Только не по улицам! Если можно, дворами и переулками. Есть тут ход?
— Есть!.. Иван… поцелуй меня!
Он быстро обнял ее и поцеловал.
— Беги, Ветушка, беги! В отряде встретимся! Ивета птицей помчалась по аллее и скрылась за темной будкой садовника.
Еще несколько минут Кожин постоял перед темным зданием больницы. Вокруг царила гробовая тишина. Маленький городок рано отходил ко сну.
4
В душе у Кожина боролись два противоречивых чувства — желание немедленно скрыться, улететь на поиски своих и жгучая жажда мести.
Подлец Майер заслуживает смерти. Предательство нельзя оставлять безнаказанным.
Но имеет ли Кожин право совершать именно теперь этот акт справедливого возмездия? Ивета еще в городке и выберется из него не скоро. Что, если убийство Майера вызовет переполох и помешает Ивете скрыться? Ему, Кожину, бояться нечего.