удет схвачена, или же ее никогда не найдут. Таковы три единственно возможных исхода.
– Я хочу, чтобы с ней все было хорошо, – сказала я Лори.
– С ней уже все нехорошо, – монотонным голосом возразил он. – И ты это знаешь. Вне зависимости от того, убила она его или нет.
– Я знаю. Не открыть ли мне вина?
Он рассмеялся:
– О, выпей теперь со мной для разнообразия. Очень мило с твоей стороны, дорогая.
– Послушай, Лори. Я тут кое о чем думаю.
– О чем? – Тревога в его голосе тут же заставила меня дать задний ход, чего я, впрочем, и ожидала.
– О, ничего особенного. Послушай, давай выпьем. И там еще остался суп.
Он не ответил. Я не могла встретиться с ним глазами. Поскольку я распила лучшую бутылку с Алексом, в доме оставалась только одна, и на вкус она была не очень. Я вспомнила, как ее покупала: она обошлась мне в 3 фунта 49 пенсов, а на вкус оказалась еще дешевле.
Все равно дешевое красное вино до некоторой степени успокоило нервы, и я села на пол перед печкой, в своем толстом кардигане, джинсах и мохнатых носках, стараясь найти в себе храбрость озвучить свой план. Пришла Офелия и потерлась об меня, а Дездемона направилась прямиком к Лори, который, как всегда, ее проигнорировал. Меня он тоже игнорировал. Вместо него я мысленно заговорила с кошкой – так, чтобы он не слышал.
«Это не мое дело, – сказала я ей. – Я ничего не могу поделать. Все, что я в состоянии сделать, это оставить все как есть».
«Но тебе этого не хочется, – безмолвно возразила она. – Ты хочешь знать».
«Ну да. Я очень хочу знать. Знать, что в действительности произошло».
«Что ж, – отозвалась Офелия, взбираясь на мои колени, так что мне пришлось откинуться назад и опереться на руки. Она потопталась на мне, пока не утрамбовала удобное местечко. – Почему бы тебе не поехать в Лондон? Возможно, там что-то прояснится?»
«Я могла бы это сделать. Или не могла бы? Кто будет смотреть за вами, ребята?»
Она уселась на мне и начала мурчать. Ее вклад в разговор был исчерпан.
«Вероятно, это лучше, чем рассиживаться здесь и беседовать с кошкой», – заметила я, но ее глаза были закрыты. Ей больше нет до меня никакого дела.
Среди ночи я резко проснулась. Рядом со мной завозился Лори.
– Ты одержима этой женщиной, – пробурчал он.
– Ш-ш, – сказала я ему, и он снова уснул.
Мне снилось, как кто-то разбивается в аварии. Сказывались результаты автокатастрофы, в которую я попала несколько лет назад, причем с каждым днем все больше. Воспоминания о пережитом догоняли меня. Нечто похожее я разглядела и в Ларе. А она – во мне. Может, потому мы завели случайный разговор, а затем провели остаток дня вместе, пили и усиленно болтали.
Меня изумляло, что ситуация с Лори, наш странный союз, продлилась так долго. Лори никогда не выходил из дома. Я же не могла жить так вечно.
У меня вдруг стало вызывать сочувствие поведение человека, который спонтанно совершает побег, все бросает и становится невидимым. Во всяком случае, не исключено, что Лара поступила именно так. В газетах приводились расписание поезда, пункты, где он останавливался ночью, чтобы удлинить путь и прибыть в Корнуолл в подходящее время, когда у людей уже может возникнуть желание куда-то идти. На конечной выходило много народу.
Возможно, Лора натолкнулась на настоящего убийцу и сбежала. Я представила, как она ударяется в панику, как у нее учащается пульс и она понимает, что ей нужно немедленно бежать. Возможно, поезд стоял где-нибудь на запасных путях. Свидетелей не было, а сделанного не поправить. Возможно, она вылезла из окна и растворилась в ночи, перепуганная и неспособная ясно мыслить.
Она могла, например, сойти в Рединге[47]: считается, что Гай умер примерно в то время, когда поезд делал там остановку. Камера видеонаблюдения не зафиксировала на станции никого похожего на нее, но камеры не фиксируют каждого пассажира, выходящего из каждой двери. Убийца мог войти там, или выйти там, или забрать с собой Лару.
Я выскользнула из постели, прокралась в кабинет и закрыла за собой дверь. Когда я включила свет, он на миг ослепил меня, придал окружающей скучной канцелярщине современной жизни вид суровый и почти зловещий.
Лара бы не осталась в Лондоне, если бы туда вернулась.
Мой паспорт лежал в ящичке на букву «П» в большом металлическом картотечном шкафу. Я дернула на себя ящик так сильно, что он ударил меня в ногу, и я почти вскрикнула.
Там ничего не нашлось. То есть там было несколько других вещей, чьи названия начинались на букву «П», но не оказалось паспорта. Я вынула из ящичка все и просмотрела, но паспорта так и не обнаружила.
Прежде он там был. Я его не вынимала.
Его мог спрятать Лори, чтобы я никуда не ушла. Я решила, что спрошу у него, а по выражению его лица смогу тотчас определить, лжет ли он. Но, вообще-то, это было не в его стиле. Он бы не стал прятать мой паспорт, чтобы удержать меня дома. Он удерживал меня дома лишь своим присутствием.
Однако если это не он, то больше некому.
Я поразмыслила над этим. Никто посторонний не поднимался на второй этаж в этом доме. Никто не оставался один в этой комнате на такое время, которого хватило бы, чтобы выдвинуть ящик и извлечь паспорт, хранившийся под литерой «П». Совсем никто. К нам не вламывались грабители. Никто вообще не бывал в доме. Или все-таки бывал?
Я села на пол и постаралась в этом разобраться.
Глава 18
Мой багаж стоял рядом с дверью. У меня не было почти никаких вещей: все, что я брала с собой, помещалось в объемной сумке через плечо и холщовой сумке, которую носят в руке. Сумка через плечо когда-то давно принадлежала моему отцу. Черная, из пластикового кожзаменителя, с крепким ремнем – другого подходящего вместилища у меня не имелось. В ней содержался самый минимум одежды и туалетных принадлежностей.
День подходил к концу, за окном почти стемнело – довольно странное время для того, чтобы пускаться в путь.
Перед уходом я постояла перед Лори и попыталась еще раз все ему объяснить. Он смотрел на меня, не говоря ни слова. От этого мне было очень неприятно. В конце концов я ушла. Они с кошками позаботятся друг о друге. Я оставила кошкам массу еды и наполнила холодильник и шкафчики всем, что могло понадобиться Лори.
Если мне придется задержаться вдали от дома дольше ожидаемого, я попрошу соседей забежать и принести каких-нибудь припасов. Я считала, что имею право просить их об этой услуге, поскольку несколько лет кормила змею, принадлежавшую их сыну-подростку, когда они уезжали в отпуск. Всякий раз, когда это случалось, меня так и подмывало сунуть одну из кошек в ящик со змеей и посмотреть, что выйдет. Я бы поставила на кошку, но проверять это было бы не по-соседски, даже несмотря на то, что я была готова вмешаться в тот момент, когда обстановка бы накалилась.
«Все в порядке», – сказала я себе. Я провела в Корнуолле долгие годы, и почему бы не вернуться теперь в Лондон? Все ездили в Лондон. Лара дважды в неделю легко преодолевала это расстояние.
Это ведь всего лишь Лондон. Лори никуда не денется. Я вернусь.
Дровяная печка неистово полыхала – я так сильно ее растопила, чтобы в первые часы моего отсутствия им было покомфортнее. На работе я взяла длительный отпуск. Мой велосипед был прислонен в коридоре. В ручной сумке у меня находились билет, кошелек, телефон и книга для чтения. Солнце село несколько часов назад, и в обычное время я бы пила чай перед камином, быть может, в пижамных брюках и джемпере, и собиралась бы пойти спать, взяв с собой мужчину, книгу и кошку.
Я пыталась уйти, не попрощавшись, но не смогла.
– Я люблю тебя, – бросила я через плечо. – Я буду по тебе скучать. Извини. Я вернусь.
– Конечно. – Он старался говорить небрежным тоном. – Все в порядке. Развлекайся. Не беспокойся, Айрис. Я люблю тебя и всегда буду любить. Возвращайся ко мне.
Часто моргая, я шагала в темноте в конец переулка, чтобы подождать там такси. Ночной ветерок холодил мое лицо: у меня должна была быть застывшая слеза на щеке, а вместо этого я вытерла рукавом потекший нос.
В просвете облаков светилась россыпь звезд, но луны не было видно. Единственное, что я могла разобрать вокруг, – это иззубренные края голых деревьев.
Когда из темноты вынырнули фары автомобиля, я отпрянула на шаг, желая уклониться от света. Такси остановилось возле меня, хрустя гравием, и из машины вышел водитель, чтобы открыть багажник для моей сумки. Ее не обязательно было везти в багажнике, но я не стала ему мешать.
– Не знал, что кто-то живет в подобном месте, – заметил он.
– Да, – согласилась я. Мне ведь отныне предстояло привыкать вести добродушные светские разговоры. – Это глухое место.
– Точно. Куда едете, голубушка? В Труро, поди?
– Да. В Труро, на станцию. Мне нужно на лондонский поезд. Ночной.
– О, знаменитый ночной до Лондона. Моя дочь иногда им ездит. Удобная штука, хорошее обслуживание. Несмотря ни на что. Берегите себя.
– Да.
– По ночам небезопасно. Не забывайте запирать дверь.
Я улыбнулась, подавив желание взорваться или выругаться.
– Со мной все будет хорошо, – сказала я. – Но все равно спасибо.
Шагнув с затененной платформы в ярко освещенный поезд, я представила себе Лару, делавшую то же самое. Гай Томас уже должен был быть там, ожидая ее. Мне стало интересно, стоял ли он в дверях вагона, протягивая ей руку, помогая войти, притягивая к себе и целуя, перед отправлением поезда из Труро. Может, они ждали, пока отъедут от своей территории и углубятся в незнакомую темнеющую за окном местность.
В Труро садилось человек пятнадцать. Я специально купила билет на воскресную ночь, чтобы пройти по следам Лары, поэтому некоторые из пассажиров, предположительно, ехали на работу, как и она. Однако в деловой одежде никого не было. Несколько человек везли с собой огромные сумки и явно направлялись в аэропорт. Большинство были в джинсах и куртках.