Я всегда притворялась, что не являюсь их любимицей, хотя ничто не могло быть более очевидным. Оливия говорила, что они любят меня больше, чем ее, в сотни, может быть, в тысячи раз, а я всегда отрицала это, потому что не хотела отвечать: «Да, конечно, это так». Теперь я достаточно далеко. Не имею понятия почему, но папа действительно относился к Оливии с неприязнью. Неудивительно, что она стала такой вредной.
Я никогда не прощу отца за тот день. Он повел меня в свой кабинет, комнату, в которую нам редко разрешалось входить. Там витает застарелый сигаретный запах, потому что папа курит при слегка приоткрытом окне и думает, что таким образом комната вентилируется.
Мы сели за его дурацкий сияющий письменный стол. Я помню, тот был так отполирован, что в нем отражалось мое лицо, хотя я притворялась, что не замечаю этого.
– Лара, – произнес отец. – Послушай. Я хочу сказать тебе кое-что, и нужно, чтобы ты сохранила это в тайне.
Я предположила, что он собирается представить меня какой-нибудь своей подружке. Даже вообразила, что она, должно быть, беременна, раз уж ему приходится рассказывать о ней мне.
Но вместо этого отец сказал:
– Мой бизнес. Виноторговля. Дела идут не так хорошо, как я сумел внушить людям. Я разработал план, и мы можем выкрутиться при определенных условиях, которые я сейчас не буду осуществлять. Но в данный момент бизнес больше, чем мне хотелось бы, клонится… э-э… к банкротству. Вот каково положение дел. Твоя мать думает, что все обстоит иначе, и, конечно, любой человек переживает трудные времена, и это в порядке вещей. Но тут все по-другому.
Я помню, как прижимала кончики пальцев к отполированному столу и наблюдала, как они соприкасаются со своим отражением. Я занималась этим потому, что не могла придумать, как ответить.
– Я знаю, что ты сейчас ищешь работу, но ты ее скоро найдешь, не так ли, дорогая? Ты получила превосходную профессию.
– Да. Я уверена.
– Вы с Оливией получили дорогостоящее образование.
– Да.
И вот тогда отец поведал о своем запасном плане. Рассказал о том, что он сделает, если я по какой-либо причине не помогу ему выпутаться из беды. Отец сказал, что Леон до сих пор ему помогал, но он не может больше к нему обращаться. Он упомянул про страхование жизни. Я поняла, на что он намекает.
И возненавидела его. Прежде я испытывала ненависть только к Оливии. Но в эту минуту передо мной открылся целый мир. Отец предстал передо мной уязвимым, нуждающимся и жалким. Мне не нужно было больше добиваться его одобрения. Я могла его ненавидеть. Это означало, что отныне мне не требуется вести себя как перепуганная овца, вечно стараясь угадать, что ему понравится, а что нет. Передо мной замерцали новые пути.
Я что-то пробормотала.
– Ты не представляешь, что это значит для меня, – произнес он. – Моя Лара.
Мне следовало сказать ему, чтобы он пошел и совершил самоубийство. Отец бы все равно так не поступил. Фирмы постоянно прогорают. Люди переживают это, не пугая своих двадцатидвухлетних дочерей тем, что покончат с собой, если те не достанут немного наличности.
После этого разговора я некоторое время проработала официанткой в сетевом французском кафе возле района Виктория в центре Лондона, пока не скопила приличную сумму. А затем, вместо того чтобы отдать ее отцу, улетела с рюкзаком в Бангкок.
Он был в ярости. А мне было наплевать. Отец мог бы тогда совершить самоубийство, но он этого не сделал. А затем, когда Джейк предложил мне участвовать в деле, я поняла, что могу решить все проблемы.
8 апреля
Рэйчел переехала в мою хижину. Мы спим на двуспальной кровати, подтыкая на ночь вокруг матраса москитную сетку и создавая нашу собственную маленькую крепость.
У нас есть планы. Мне необходимо остаться здесь, вдали от Лондона. Именно здесь я хочу построить свою жизнь.
У Рэйчел закончились деньги. Она поговаривает о возвращении домой, в Новую Зеландию, потому что она совсем на мели. Я плачу за нас обеих, пытаясь тем временем ее отговорить. И вот мое желание остаться здесь и ее нужда в деньгах подвигли меня составить один план. Сегодня в баре я ей его изложила.
– Мы уедем в Сингапур, – сказала я. – Это недалеко отсюда. Мы можем вылететь туда из Краби, я в этом уверена. Затем ты сможешь устроиться учительницей. Ты можешь преподавать английский, или работать в английской школе, или что-нибудь в этом роде. Я тоже найду работу. Мы будем упорно трудиться и вместе снимать квартиру в Сингапуре, чтобы экономить деньги. А затем мы сможем поехать в Непал и немного пожить в горах.
Рэйчел согласилась, что это превосходный план. Мы обе собираемся хорошенько его обмозговать.
Рэйчел – единственный человек из всех, кого я встречала, кто не относится к идее пожить в непальских горах как к глупой и странной.
10 апреля
Твою мать!
Сегодня днем Рэйчел пришла в хижину раньше меня. Я оставалась на пляже, раздумывая в полудреме, когда же Джейк со мной свяжется. Я воображала о том, как выброшу телефон в море. Эту тетрадку я, не подумав, оставила валяться на кровати, и Рэйчел ее, видимо, подхватила.
Никогда не читайте дневник вашего друга! Это никогда не приведет ни к чему хорошему. Могу себе представить, что она раскрыла его просто из любопытства, начала читать, затем увлеклась и уже не могла остановиться, потому что все поняла.
К тому времени как я добралась до своего бунгало, Рэйчел прочла все до последнего слова и упаковала свои сумки.
– Наркотики? – воскликнула она, когда я подошла к ней. Лицо ее было свирепым, и она сама на себя не походила. – Ты занимаешься контрабандой наркотиков?
Я попыталась воззвать к ее рассудку:
– Это потому что… – Но она не слушала.
– Да, я знаю, ты отсылала деньги домой. Я прочла все, Лара. Твой отец, бла-бла-бла. Я чувствовала, что ты чего-то недоговариваешь, и в конце концов подумала, что просто прочту эту книжку, в которой ты постоянно что-то пишешь, и тогда буду знать. Ты перевозишь через границу страшные вещи, глупая девчонка, и отсылаешь деньги своему отцу. В жизни не слышала ничего более мерзкого.
В точности таковы были ее слова. Я их никогда не забуду. И Рэйчел была права.
Я спросила, куда она собирается. Рэйчел ответила, что попросит своего брата прислать ей немного денег и уедет обратно в Новую Зеландию. Затем перестала со мной разговаривать. Она просто прошла мимо меня. Я не посторонилась, поэтому она сошла с тропы на каменистый подъем, чтобы меня обойти.
15 апреля
Никаких признаков Рэйчел. Я ищу ее все время.
Позвонил Джейк. Наконец-то. С новостями.
У нас новый «проект». Судя по деньгам, которые он платит, могу предположить, что это будет что-то крупное. Я должна встретиться с ним в Краби через три дня, а это значит, что пора покинуть Кантианг-Бей.
Я не уверена, что у меня хватит смелости сделать это еще раз. Я так ему и сказала. Джейк презрительно усмехнулся и заявил, что не может быть и речи о том, чтобы я вышла из дела.
Я могла бы просто сбежать. Он бы завербовал кого-то еще.
Но если я все-таки останусь, это будет в последний раз и обеспечит меня деньгами для новой жизни. Я найду себе работу в Сингапуре, напишу отцу и сообщу ему, что от меня больше не будет поступать наличность. Когда я скоплю денег, то поеду и сниму дом в Непале, точь-в-точь как планировала вместе с Рэйчел. Я напишу ей и расскажу, где я, и, возможно, когда-нибудь она объявится, выйдет вдруг из-за ближайшей горы.
Или я могла бы выйти из дела прямо сейчас. Могла бы завтра сесть в Краби на самолет, и Джейк никогда меня не найдет. Он даже не станет пытаться. У меня не будет никаких денег, и мне придется быстро подыскать себе работу, но это не важно. Я справлюсь, потому что другие справляются.
Деньги, которые он мне заплатит, сразу же обеспечат мне домик в Гималаях, я в этом уверена. Однако это безумно и неправильно в столь многих отношениях, что я не могу даже себе представить, о чем только думала все это время. Неужели я действительно проделала это уже четыре раза?
Мне пора идти. Кто-то поднимается по ступенькам.
Позже
Я была в ужасе, когда ее увидела. Я подумала, что Рэйчел вернулась, чтобы меня отчитать. Я обвинила ее в том, что она ходила в полицию. Я ожидала, что они придут и арестуют меня.
На самом деле я должна не забывать хорошенько прятать эту тетрадь. Мне следовало бы вообще выбросить ее в море, и я так и сделаю. Я собираюсь выбросить ее с балкона, через каменистый склон, прямо в воду.
Рэйчел говорит, что ей необходимо было уйти и все серьезно обдумать. Она ведет себя со мной иначе, чем прежде: я постоянно вижу, как она молча и пристально смотрит на меня. Но она утверждает, что ей было плохо без меня и она не смогла вот так уйти. Мы должны все обсудить.
Сегодня вечером на пляже жгут большой костер, и, как всегда, появились люди с гитарами, неизвестно откуда взявшимися. Прямо сейчас какие-то местные парни играют и поют «Американский пирог». Мы с Рэйчел собираемся спуститься и присоединиться к ним. С удовольствием напьюсь и спою в пьяной компании.
Еще позже (слегка навеселе)
Мы сидели на берегу в горячем ночном воздухе и разговаривали. Если кто-то подходил близко, мы прекращали, но в целом я только что провела четыре часа, выпивая и разговаривая с Рэч. Я рассказала ей все, каждую мелочь. Про отцовский бизнес, Оливию и Олли – все.
Рэйчел хотела знать, как я это делаю. Я рассказала ей о состоянии экстаза, о том, как чувствую полную уверенность, словно я примерная школьная староста. Я поведала, как провожу время во время перелета, читаю, пишу или смотрю фильм, абсолютно спокойная и уверенная в себе. Я рассказала о ледяном хладнокровии, которое нисходит на меня, когда я вижу нужную сумку на ленте транспортера. Я описала, как толкаю тележку или несу на спине рюкзак, проходя таможню в абсолютной уверенности, что выгляжу самым обыкновенным образом, не испытывая ни малейшего страха.