Увидев, что в комнату вошла уборщица, Клеманс поспешно произнесла:
– Пожалуй, здесь не самое подходящее место для разговоров. Мы возвращаемся к Этте.
– Как хорошо вы знакомы с Патрисом Калье? – спросила Викки.
– Больше ни слова. Все, мы уходим отсюда. А потом ты мне все расскажешь.
Глава 23
Клеманс и Этта удивленно смотрели на ворох грязной одежды, по-прежнему валявшейся на полу квартиры, где жили девушки. Одежду, которая была на них в ту ночь, когда… Викки закрыла глаза. От нахлынувших жутких воспоминаний ей стало нехорошо. Казалось, это было давным-давно, хотя на самом деле совсем недавно. Викки очень хотелось, чтобы это действительно было давным-давно и уже кануло в Лету. Но разве столь ужасные вещи способны исчезнуть без следа? Или теперь они будут вечно разъедать ей душу?
– Викки? – позвала Клеманс, после того как Этта оставила их одних.
Викки часто-часто моргала и не могла говорить. Клеманс стерла с руки внучки кровавый потек и посмотрела ей прямо в глаза:
– Итак, что ты хотела мне сказать?
– Я не уверена, что Том будет в безопасности, если мы оставим его в больнице одного, – переведя дыхание, ответила Викки.
– Почему?
Викки прислушалась к доносившемуся из окна шуму большого города, затем посмотрела на Клеманс. Патрис Калье был ее другом. Поверит ли она внучке? Викки тщательно перебрала в голове то, что собиралась сказать. Все это звучало безумно. Она в очередной раз горько пожалела, что залезла в чужой сад. Убийство Джимми стало самой ужасной, самой душераздирающей вещью, какая когда-либо с ней случалась. И вот теперь она в бегах, а тогда, ради всего святого, зачем было ввязываться в эту историю?!
Она покосилась на Клеманс. Та выжидающе смотрела на нее:
– Викки, я очень устала. Не тяни время. Хотя, если хочешь, можем поесть кускуса на площади, а заодно и поговорить.
Викки закусила губу и неохотно выдавила:
– Мне нельзя покидать квартиру.
– Почему?
– Потому что мы с Беа видели, как Патрис Калье застрелил нашего друга Джимми. Мы боимся, что Патрис нас засек. И понял, что мы все видели.
– Боже правый! – едва слышно ахнула Клеманс.
– Мы не чувствовали себя здесь в безопасности. И решили поехать к вам в касбу. Том вызвался нас отвезти. Мы ему все рассказали. Рассказали, как… – Викки внезапно осеклась и разрыдалась.
Клеманс усадила внучку на диван, села рядом, ласково обняла ее и осталась сидеть в таком положении, пока поток слез не иссяк.
– Вот, возьми. – Клеманс достала из сумки чистый носовой платок. – Я понимаю, почему ты не хочешь оставлять Тома. Ты боишься, что Патрис может причинить зло кому-то еще.
– Да, – прошептала Викки.
И она рассказала Клеманс все, начиная с того момента, как Беа прихватила чужой альбом для эскизов, и кончая сценой убийства, свидетелями которого они стали, когда прятались за кустами в саду, и последующим за этим поспешным бегством из города. Клеманс сидела молча и внимательно слушала.
– Патрис непременно узнает, что Том помогал нам скрыться. Если он той ночью действительно засек нас в саду, то наверняка догадался, что мы рассказали Тому об убийстве.
На секунду задумавшись, Клеманс сказала:
– Если бы он действительно вас увидел, то прочесал бы сад с пистолетом в руках.
– Возможно. Но мы ужасно испугались. И не знали, что делать.
– Альбом с эскизами по-прежнему у тебя?
– Ив Сен-Лоран считает, что альбом украл некий Джорджо, хотя на самом деле это сделала Беа.
– Не волнуйся. Мы все уладим.
– Прямо сейчас?
– Нет. Когда опасность будет позади. А прямо сейчас ты должна принять душ.
Уже позже Викки лежала, задрав ноги, на диване и пыталась читать, хотя мысли ее продолжали метаться. Газель. Том. Беа. Полиция. Джимми. Элиза. Викки сейчас остро не хватало матери. Доносившийся с улицы шум стал другим, непривычно пугающим: крики, которые раньше были лишь неотъемлемой частью дневной и ночной жизни, вдруг показались угрожающими. Рев мотоцикла испугал Викки до полусмерти. Клеманс тоже встрепенулась и, развернувшись к окну, напряженно прислушалась. И при всей ее внешней невозмутимости, судя по тому, как она беспокойно ерзала на стуле и нервно притопывала ногой, ей было явно не по себе.
– По-моему, Беа должна была к этому времени вернуться, – заметила Викки. – Она наверняка поймала попутку. А может, ее уже нашла полиция.
– Этта отправилась в полицейский участок. Она скоро узнает, как обстоят дела.
– Я должна сама отправиться на поиски Беа.
– Нет. Уже начинает темнеть.
– Боже мой! – Викки внезапно встрепенулась. – С этой аварией я совершенно забыла и вообще…
– Что именно?
– Мы остановились, чтобы сделать привал, и я видела, как мимо проехал джип.
– И?.. – нахмурилась Клеманс.
– Джип был зеленый, с тонированными стеклами. Совсем как тот, что столкнул нас с Джимми с дороги. – Викки в ужасе прикрыла рот ладонью.
Клеманс бросила на внучку озадаченный взгляд:
– Что? В чем дело?
– Боже мой! А вдруг Патрис добрался до Беа? А что, если он уже поджидал нас в своем джипе и не упустил удобного шанса?
– Но ты не можешь уверенно утверждать, что именно Патрис столкнул вас тогда в кювет.
– Да. Хотя исключить этого тоже не могу. Джимми сперва столкнули с дороги, а потом убили.
Клеманс, которая прикидывала в уме, как лучше поступить – успокоить внучку или сообщить ей горькую правду, в результате сказала:
– Патрис – действительно нехороший человек. И я очень надеюсь, что никто больше не пострадает.
– А вы знали, что он убийца?
– Нет. Конечно нет.
Беспокойство, терзавшее Викки, совсем не было похоже на страх провалиться или быть отвергнутой, сопровождавший ее всю жизнь. Нет, тут имел место совсем другой эмоциональный уровень. То был страх за жизнь кузины, да и за свою собственную тоже; страх за свою безопасность и смутная тревога. Почему она тратила столько времени на переживания по поводу сущей ерунды? Почему ее так сильно задевал тот факт, что она кому-то не нравится? Почему так боялась стать белой вороной? Ведь настоящий страх – это разъедающий внутренности, всепоглощающий ужас, чудовищный ком в горле, тяжесть в груди, ощущение, что сердце разучилось нормально биться.
Швырнув книгу на пол, Викки покосилась на бабушку, которая задумчиво хмурилась, словно ей нужно было решить серьезную проблему или принять важное решение. Как бы то ни было, она казалась нервозной до крайности.
– Что случилось? – спросила Викки.
– Да так, пытаюсь сообразить, что к чему. – Похоже приняв какое-то решение, Клеманс прочистила горло и сказала: – Нам нужно подкрепиться. Я, пожалуй, спущусь вниз. Соображу нам чего-нибудь поесть и кое-кому позвоню с телефона Этты.
– Кому?
– Другу. А если Этта уже вернулась, попрошу ее посидеть с Томом, пока мы не организуем охрану получше. Хотя сомневаюсь, что Патрис способен заявиться в больницу и у всех на глазах хладнокровно убить человека.
– Значит, вы все-таки мне поверили.
– Конечно. – Клеманс замялась. – Человек, которому я собираюсь позвонить… это старый… ну… мы были знакомы много лет назад. Учитывая серьезность ситуации, нам может понадобиться его помощь. Полагаю, полиция уже успела связаться с родителями Тома. Они наверняка захотят быть у постели сына.
– Спасибо.
– Не волнуйся, ты теперь не одна. Запри дверь. Я буду внизу. Попрошу Этту что-нибудь нам приготовить, если у нее найдется лишняя еда.
– Я не голодна.
– Это тебе так кажется. Но если мы хотим справиться с теми трудностями, которые в любом случае ждут нас впереди, то нам обеим нужно хорошенько есть и спать.
На следующее утро Викки по-прежнему терзалась неизвестностью. Ночью она практически не сомкнула глаз – переживания за Тома и Беа не давали уснуть.
Ход ее мыслей нарушил стук в дверь. Клеманс, велев внучке не вставать, сказала, что откроет сама.
– Это ваш друг? – спросила Викки.
– Возможно. Дыши глубже и не переживай. Я с этим разберусь.
Клеманс открыла дверь, однако это был вовсе не ее друг, а двое вчерашних полицейских, которые приходили в больницу. Они беседовали с Клеманс по-арабски и при этом уныло качали головой. По их вытянутым лицам Викки поняла, что новости не слишком радостные.
Потеряв терпение, Викки вскочила на ноги:
– В чем дело? Что они говорят?
– Они обнаружили брошенный рюкзак Беа, но ее саму не нашли.
У Викки подкосились ноги, она тяжело осела на диван, но тут же встала и побежала в ванную, где ее вывернуло наизнанку так же неукротимо, как и тогда, на обочине дороги после аварии, когда в ушах стоял стон искореженного металла. Викки сполоснула лицо и, беззвучно рыдая, скрючилась на кафельном полу. Прошло несколько минут. Она с трудом встала, посмотрела на свое отражение в зеркале и ужаснулась, увидев красные воспаленные глаза и землистую кожу.
Вскоре в дверь ванной постучала Клеманс. Она сообщила, что полицейские ушли, а когда внучка вернулась в комнату, протянула ей стакан воды.
– И что теперь? – спросила Викки.
– Будем ждать.
Викки прошла на веранду, чтобы посмотреть на деревья в тихом внутреннем дворике и послушать пение птиц. Она нуждалась в нормальности. В доме. В чем угодно, кроме той ужасной реальности, имевшей место здесь и сейчас.
Вечером Клеманс позвонила знакомому французскому врачу с просьбой осмотреть внучку. Врач пощупал синяки у нее на ногах и прописал успокоительное, объяснив, что ей в первую очередь нужен отдых. Викки не хотела принимать таблетки, но Клеманс настояла, пообещав обо всем позаботиться, пока та спит. Смирившись, Викки съела немного печенья, проглотила таблетки и, несмотря на внутреннее сопротивление, вскоре забылась тяжелым сном без сновидений.
Глава 24
Клеманс заглянула к внучке, которая спала как младенец в соседней комнате. Моя сладкая девочка