азывал о своем детстве, о гибели своего лучшего друга во время аварии. Когда они встретились, она была ужасно зажатой, все эмоции держала в себе, и он деликатно помогал ей раскрепоститься.
Паническая атака Викки невольно вернула Клеманс в детство, напомнив о ее собственной истерике в тот день, когда ей сказали, что отец хочет поместить ее мать в больницу для людей, у которых «нелады с головой». Клеманс знала, что у матери нелады вовсе не с головой, а с сердцем. Однако к Клеманс никто не пришел на помощь, когда, услышав ужасные новости, она начала задыхаться и ловить ртом воздух. Отец, наоборот, заставил дочь вытянуть вперед руки ладонями вверх и принялся бить ее по ним металлической линейкой, пока ладони не стали кровоточить и она не начала умолять его о пощаде. С тех пор любимой фантазией Клеманс было то, как она жестоко убивает отца, подстроив ему автомобильную аварию. Фантазия эта сделалась своего рода игрой, в которую она играла обычно одна, а иногда и с Жаком.
Тео что-то говорил, и это вырвало Клеманс из власти воспоминаний.
– Прости, – сказала она. – Я задумалась.
– Мы приехали. – Он вышел из автомобиля, открыл Клеманс дверь и посмотрел на небо. – Похоже, собирается дождь.
Обещание дождя обрадовало Клеманс. Дождь мог бы принести облегчение после дикой жары и снять напряжение, в котором они все находились.
Через стеклянную дверь палаты Тома Клеманс увидела коренастого мужчину средних лет с густыми соломенными волосами. Мужчина стоял спиной к ней и смотрел в окно. Клеманс открыла дверь, и мужчина тут же развернулся и, нахмурившись, подбоченился:
– Кто вы такие, черт побери?!
– Клеманс Петье, – протянув ему руку, ответила она. – Я тут со своей внучкой, Викторией Боден. Она была в автомобиле вместе с Томом.
Мужчина сердито зыркнул на Викки, которая смотрела только на Тома. Клеманс проследила направление ее взгляда. Голова Тома была забинтована, над бинтами, словно корона, торчали вихры светлых волос. Кожа вокруг глаз отливала лиловым, один глаз затек так, что практически исчез.
– Ты! – Мужчина ткнул пальцем в Викки. – Кто виноват в аварии, в которую попал мой сын?
Клеманс тут же бросилась на защиту внучки:
– Я очень сочувствую вашему сыну Тому. Это был несчастный случай. В их автомобиль врезалась газель. А теперь скажите нам, как дела у Тома?
– Сами видите, что он спит.
– Значит, он в сознании, не в коме?
Мужчина кивнул.
Клеманс протянула мужчине руку, и тот, ответив на рукопожатие, не слишком приветливо произнес:
– Лайонел Гудвин.
Отвернувшись от Тома, Викки посмотрела на его отца:
– Мне на секунду показалось…
– Нет! – оборвал ее Лайонел.
– Мистер Гудвин, это действительно был несчастный случай, – дрожащим голосом продолжила Викки. – Я сообщила полиции то, что смогла вспомнить, но все произошло слишком быстро. Еще минуту назад мы были в полном порядке, а уже через минуту… через минуту… газель выскочила слишком быстро. Мы столкнулись, и Том врезался головой в ветровое стекло.
– И больше ничего?
Викки с судорожным вздохом на секунду закрыла глаза:
– Мы пытались найти кого-нибудь, кто бы мог нам помочь. Моя кузина Беатрис пошла за помощью, а я осталась с Томом… – Ее голос замер, когда она вспомнила о Беа, которая где-то там совершенно одна.
Клеманс обняла внучку за плечи:
– Видите ли, мистер Гудвин, Беатрис, кузина Викки, пропала. Полиция прочесывает местность, однако пока удалось найти только ее рюкзак.
– Мне очень жаль это слышать.
– А мать Тома приедет?
Мистер Гудвин насупился:
– Мать Тома не видела своего сына вот уже десять лет, так что я в этом сильно сомневаюсь. Виктория, а куда вы все трое направлялись?
Викки не ответила. Она стояла у постели Тома и не сводила с него глаз.
– По-моему, он просыпается, – сказала она.
Том открыл один глаз:
– Я… я…
– Сынок, тебе пока не стоит говорить. Врачи сказали, ты не сможешь широко открывать рот еще как минимум шесть недель. Я здесь, чтобы обеспечить тебе хороший уход.
– Патрис? – пробормотал Том и снова закрыл глаза.
Мистер Гудвин повернулся к Клеманс:
– А кто такой этот Патрис? Он что, тоже был с ними в машине?
– Полагаю, у вашего сына сейчас спутанное сознание, – безапелляционно заявила Клеманс. – Викки утверждает, что в машине их было трое: она, ее кузина Беатрис и Том. У меня нет оснований ей не верить.
Тем временем в палату вошел Тео:
– Я обо всем договорился. Через пару часов здесь будет установлен пост охраны для Тома. И я выяснил, с кем из полиции можно будет поговорить о том, свидетелем чего стала Викки.
Мистер Гудвин шагнул вперед, снова сделавшись агрессивным:
– Что все это значит?
Тео удивленно посмотрел на мистера Гудвина, но оперативно оценил ситуацию и улыбнулся:
– Вы, должно быть, отец Тома. А я Тео Уиттакер. Помогаю своему старинному другу мадам Петье утрясти кое-какие вопросы, не связанные с аварией.
– Вы американец. – Мистер Гудвин явно почувствовал облегчение, встретив еще одного англоязычного человека.
Типичный ксенофоб, подумала Клеманс, а Тео с улыбкой ответил:
– Да, так оно и есть.
– Слава богу! Счастлив познакомиться. – Он протянул Тео руку, и они обменялись рукопожатием. – Итак, вы помогаете вашему старинному другу решить кое-какие вопросы, не связанные с аварией… Я вас правильно понял? – (Тео кивнул.) – Тогда объясните, зачем нужен пост охраны у постели моего сына?
Глава 27
Потрясающий вид! – Тео разглядывал крыши и минареты с верхней террасы «Кафе де Франс». – Особенно сейчас, когда воздух стал свежим. И, силы небесные, сколько здесь птиц! Сколько птиц! Мы ведь уже поднимались сюда раньше, да?
Клеманс стояла несколько поодаль, периодически отводя взгляд, впрочем, как и Тео, который рассматривал продуктовый рынок для торговцев из горных районов. И хотя Тео был не робкого десятка, сейчас он испытывал то же самое, что и Клеманс. Смущение. Неуверенность. Когда их глаза встречались, Клеманс пыталась разобраться в своих чувствах. Тео улыбнулся, и она сразу ощутила себя чуть более раскрепощенной, почти такой, как в прежние времена. Впрочем, буквально через пару секунд тревога вернулась вновь. «Брось, Клеманс, – говорила она себе. – Ты ведь зрелая женщина».
– Клем?.. – Тео осторожно взял ее за руку.
– Я помню, как мы впервые поднялись сюда, – наконец ответила она, не совсем понимая, как радостное возбуждение от встречи с Тео могло уживаться со страхом за Беатрис. О девушке по-прежнему не было никаких новостей, и Клеманс чувствовала, как засевший в груди страх становится сильнее.
– В чем дело? – спросил Тео. – Ты сейчас словно где-то далеко. Хотя ничего удивительного.
– Вовсе нет.
– Я тебя хорошо понимаю. Мало того что у вас творятся ужасные дела, а тут еще мой приезд. Такое кого угодно может выбить из колеи.
– Мне очень стыдно. От Беатрис ни слуху ни духу, и я должна чувствовать лишь жуткое беспокойство. Ее родители наверняка сходят с ума. А еще я опасаюсь за Викки. Боюсь, Патрис Калье может сделать с ней что-то плохое.
Тео молча обнял Клеманс за плечи, и она благодарно прильнула к нему.
Они хотели, чтобы Викки была у них на глазах, однако она настояла на том, чтобы, пока не прибыл охранник, остаться вместе с медсестрой у постели Тома и в случае чего нажать на тревожную кнопку. Отец Тома отправился завтракать вне себя от ярости, что сын его отфутболил и никто больше не пожелал отвечать на его вопросы. Он ушел, но обещал скоро вернуться, а поскольку он выглядел как человек, способный за себя постоять и дать отпор любому, кто встанет у него на пути, Клеманс сдалась.
– Ты помнишь наши прогулки по горам? – улыбнувшись приятным воспоминаниям, спросил Тео.
Клеманс кивнула. В разговоре наступила короткая пауза. Клеманс не знала, о чем сейчас думает Тео, и на всякий случай решила сменить тему:
– Почему бы тебе не рассказать о своем доме?
Лицо Тео моментально просветлело.
– У меня чудесный дом на скале, на склоне Старой горы в Танжере, с изумительным видом на океан и наклонным садом. Потребовалось время, чтобы восстановить дом. Впрочем, оно того стоило. Мне бы хотелось когда-нибудь показать его тебе. Дом теплый, так как в Танжере бывает холодно и дождливо. Снаружи он просто беленый, но внутри весьма комфортабельный.
– Ты по-прежнему любишь читать? – улыбнулась Клеманс.
– А ты можешь представить меня без книжки в руках?
Тео разразился своим характерным раскатистым смехом, который всегда подкупал Клеманс, так же как и свет в его голубых глазах. Он с самого начала хорошо ее понимал. Можно сказать, видел насквозь, хотя и не имел доступа ко всем секретам.
– Клем, тебе не следовало меня бросать, – заслонив глаза рукой от солнца, сказал он.
Удивившись, что он с ходу взял быка за рога, Клеманс изобразила некое подобие улыбки:
– Если мне не изменяет память, это ты меня бросил.
– Самая большая ошибка в моей жизни, – положив руку ей на плечо, произнес он и, когда Клеманс в ответ тяжело вздохнула, добавил: – Что ж, очень выразительно.
– Полагаю, что так.
Не в силах противиться воспоминаниям, Клеманс мысленно вернулась к тем далеким временам, когда Тео провел в касбе несколько сказочных дней. Именно тогда она и влюбилась в него. Она вспомнила начало их романа, продолжавшегося долгих восемнадцать месяцев. Вспомнила, как возбуждал ее запах Тео, а его прикосновения пьянили, точно вино. И буквально через секунду снова перенеслась в прошлое…
Она спала на старом диване в саду касбы и внезапно проснулась, когда ей приснилось, будто она умерла. Проснулась она вовсе не потому, что боялась смерти, а скорее потому, что хотела заново родиться, но уже с другим прошлым. Пока она спала, Тео читал в тени, однако, заметив ее смятение, неторопливо встал с места – было слишком жарко для резких телодвижений – и предложил принести холодного лимонада.