Ближе к вечеру клонящееся к закату солнце окрасило склоны гор бледным золотом с фиолетовыми вкраплениями, а в самых глубоких складках и трещинах – темно-синими. Это время дня всегда дарило Клеманс утешение, ласковый вечерний свет стал бальзамом для ее израненной души. Для нее это было часом релаксации, мирной паузой до наступления темноты, пока остальной безумный мир устало катился вперед. Час тишины и покоя.
Клеманс подошла к Флоранс, которая сидела под тентом перед домом, нервно листая журнал, и протянула ей стакан сладкого кофе со льдом и ванилью.
– Как вы себя чувствуете? – спросила Клеманс.
Флоранс взяла стакан и, сделав глоток, вздохнула:
– Ну… вы сами знаете.
– Мне так жаль, – произнесла Клеманс и, не получив ответа, продолжила: – Может, вы расскажете мне о вашей жизни с сестрами в ранней молодости?
– Вы имеете в виду в Дордони, во Франции, да?
– Да. – Клеманс не стала уточнять, что ей очень хотелось узнать побольше о том месте, где рос ее сын.
– Видите ли, когда маман вернулась в Англию, мы стали жить там втроем. Элен работала медсестрой у местного врача. Элиза держала маленькое кафе, а я занималась домом: животными и садом. Я обожала готовить. И по-прежнему очень люблю.
– К сожалению, стряпня не входит в число моих достоинств, – заметила Клеманс, вызвав тень улыбки на бледных губах Флоранс.
– Не сомневаюсь, что у вас есть много других талантов. Так или иначе это было поистине волшебным временем, и мы были очень счастливы, пока не началась война.
– И что потом?
Флоранс с тяжелым вздохом покачала головой:
– Потом все стало отнюдь не так волшебно.
– Я представляю. Ну а ваш дом? Каким был ваш дом?
Глаза Флоранс мечтательно затуманились, и Клеманс поняла, что попала прямо в точку.
– У нас был прелестный старый дом на окраине деревни.
– Похоже на сельскую идиллию.
– Все верно. Итак, я хозяйничала на кухне. Там был слегка щербатый каменный пол, и я сушила травы, подвешивая их к балкам под потолком.
– Обожаю запах сушеных трав, особенно лаванды.
Флоранс улыбнулась:
– Мы любили голышом плавать в реке, а потом обсыхать на солнце. До деревни можно было добраться по широкой дороге или напрямки через маленькое поле.
– Деревня была большой?
– Не слишком. Всего несколько лавок, а площадь была… была… – Флоранс сбилась и осеклась.
– Продолжайте, пожалуйста.
– Вы уверены? – (Клеманс кивнула.) – Мне так жаль. Но, видите ли, площадь… – (В разговоре наступила мучительная пауза. Клеманс боролась с подступившими к глазам горячими слезами.) – Именно на этой площади и казнили Виктора.
Клеманс вдруг захотелось заткнуть уши и бежать, бежать от этого разговора, но ноги внезапно налились свинцовой тяжестью. Ну а кроме того, нельзя было оставлять Флоранс в одиночестве. Взяв себя в руки, Клеманс спросила:
– Как по-вашему, Элиза захочет рассказать мне о том, что случилось с Виктором?
– Не знаю. Она никогда об этом не говорит. Никогда. Для нее это стало ужасной утратой, которая разбила ей сердце, и со временем она наглухо заколотила дверь в прошлое.
– Понимаю.
– Несколько лет спустя она вышла замуж за Анри. Для нас это было неожиданностью. Впрочем, его первую жену Сюзанну убили во время освобождения, то есть они оба потеряли дорогих им людей при ужасных обстоятельствах. А так им стало легче.
– Да.
– Сюзанна не поддерживала нацистов. И даже наоборот. Этого не должно было случиться. Но так или иначе Элиза теперь живет в шато Анри, а не в нашем старом доме.
– Звучит впечатляюще.
– Полагаю, что так. Но… ну… я не знаю… но, думаю, Викки не любит Анри и обижается на мать за то, что та вышла за него замуж.
– Как нехорошо.
– Да. Если бы моя сестра поговорила с дочерью о Викторе, той наверняка стало бы легче. Но Элиза просто не смогла.
– Я понимаю ее. – Клеманс на секунду замолчала, раздумывая, как заставить Флоранс продолжать говорить. Что угодно, лишь бы хоть на несколько секунд облегчить душевную боль, терзавшую эту несчастную женщину. И Клеманс спросила: – А как насчет вас с Джеком? Где вы живете?
Флоранс ответила легкой печальной улыбкой:
– В прелестном коттедже с соломенной крышей под названием Мидоубрук в Девоне. Мне очень повезло.
– А Элен?
– Она живет на Мальте, в старом дворце, который мы трое унаследовали от маминой сестры Розали… Вы не поверите. Неплохой рывок для медсестры из маленькой французской деревушки.
Услышав шаги, они дружно повернулись в сторону извилистой ухабистой тропы, идущей к касбе от деревни.
– Это она? Ваша сестра? – спросила Клеманс, увидев высокую женщину, поднимавшуюся по тропе в сопровождении темноволосого мужчины.
Флоранс не ответила. Она бросилась бежать, семеня и спотыкаясь, вниз по тропе и упала прямо в раскинутые руки сестры. Они обнялись так крепко, что Клеманс удивилась, как им хватило дыхания. Разжав объятия, сестры чуть-чуть отступили и с улыбкой посмотрели друг другу в глаза.
– Итак?.. – спросила Элен.
Флоранс кивнула, несомненно понимая, что имела в виду сестра. Клеманс всегда мечтала иметь сестру и сейчас невольно почувствовала укол зависти: такая невероятная нежность исходила от этой высокой, атлетически сложенной женщины. На долю сестер выпало много испытаний, через которые им пришлось вместе пройти, и эта встреча свидетельствовала о прочности связывающих их уз.
– Пойдем, я познакомлю тебя с мадам Петье, бабушкой Викки. – Флоранс крепко вцепилась в руку сестры, словно боялась ее отпустить. – Раньше никто из нас даже не подозревал о ее существовании. А она, оказывается, живет здесь. И вы, Этьен, тоже проходите. Простите, я не сразу вас заметила. Спасибо, что приехали.
Сопровождавший Элен жилистый мужчина расцеловал Флоранс в обе щеки и заговорил с сильным французским акцентом:
– Мы здесь, чтобы сделать для вас все, что в наших силах.
Флоранс подвела сестру и ее спутника к Клеманс, которая поднялась поприветствовать вновь прибывших.
Она протянула руку Элен, и та, обменявшись с хозяйкой дома рукопожатием, посмотрела ей прямо в глаза. Элен была выше Клеманс, скорее интересная, нежели хорошенькая, очень мускулистая. Ее крепкое рукопожатие и уверенные манеры сразу сказали Клеманс, что в это кошмарное время Элен станет для всех голосом разума и необходимой опорой.
– Добро пожаловать в касбу. Вас наверняка мучает жажда, – улыбнулась Клеманс. – Что я могу вам предложить?
– Лично мне просто холодной воды, – ответил Этьен и, повернувшись к Элен, спросил: – А тебе?
– То же самое, пожалуйста.
Клеманс поспешила на кухню узнать у Надии насчет комнат для гостей, после чего попросила приготовить поднос с напитками. Пока Надия готовила напитки, Клеманс размышляла о том, насколько интересно наблюдать за Флоранс и Элен, такими похожими и одновременно такими разными. Однако прямо сейчас Клеманс не терпелось увидеть третью сестру, Элизу, маму Викки, женщину, которую любил Виктор. Женщину, которая его хорошо знала.
Флоранс с сестрой и Этьен, сидя голова к голове в тени тента, о чем-то тихо беседовали, но при виде Клеманс тут же подняли на нее глаза. Клеманс, в душе которой по-прежнему творился настоящий ад, внезапно почувствовала себя голой. Поэтому она, поставив поднос на медный столик, поспешно ушла, чтобы разобраться со своими мятущимися чувствами.
При каждом повороте, после каждого шага, за каждым углом Клеманс мерещилась тень Тео, и это буквально выносило мозг. Его тень, казалось, нависала над ней, и она то и дело поворачивалась, чтобы заговорить с ним, дать ему знак, взять за руку. Но он, конечно, уже уехал. Она заставила его уехать. Прогнала, совсем как прежде. Хотя на самом деле не совсем так. Я скорее вырву себе сердце, чем соглашусь снова пережить столь тяжкую утрату. Пытаясь справиться с непослушным сердцем, бьющимся где-то в горле, Клеманс хотела найти утешение в тишине своей спальни, где в воздухе стоял аромат цветков апельсина, который всегда действовал успокаивающе. Клеманс ускорила шаг, практически преодолев бегом последние несколько ярдов, распахнула дверь и тоскливо посмотрела на смятую постель, где еще недавно спала с Тео. Она до сих пор чувствовала его ласковые прикосновения, боль утраты оказалась настолько невыносимой, что у нее не осталось иного выхода, как сдаться. Она кинулась к кровати, в открытую дверь тут же проскользнули, поджав хвосты, жалобно скулившие босероны. Разрешив им лечь рядом с собой на покрывало, она взбила подушку, положила ее себе на голову, обняла Коко за шею и наконец разрыдалась. И рыдала до тех пор, пока не выплакала все слезы.
Уже позже, в ванной комнате, Клеманс пробежалась рукой по плитке зеллидж в сине-зеленых тонах: цвета морской воды, бирюзовой, нефритовой. Этот яркий блеск всегда поднимал настроение, но не сегодня. Клеманс сполоснула лицо холодной водой и, открыв одну из баночек с ароматическими маслами, втерла несколько пахнущих мускусом капель в запястье. Что подумают люди, увидев ее в таком раздрае? Она посмотрела на свое отражение в зеркале. Глупая. Глупая старуха. Почему она ведет себя так, будто ей столько же лет, сколько Викки, а не семьдесят четыре года? Нет, это просто смехотворно. Она смехотворна.
Уже потом, после обеда, когда Клеманс стояла, вдыхая сладкий запах ванили, смешанный с древесными запахами земли, она увидела Флоранс, бродившую в темноте в тонком хлопковом халате, накинутом на ночную рубашку. После секундного колебания Клеманс подошла к гостье:
– Я могу вам помочь?
Флоранс повернула к хозяйке дома осунувшееся лицо:
– Джек задремал, Элен и Этьен, устав с дороги, рано легли спать. А я вышла в сад посмотреть на звезды.
– Я тоже иногда так делаю. Прихожу сюда, чтобы поразмыслить о звездах, о жизни, обо всем. – Клеманс не стала упоминать, как еще совсем маленьким ребенком сбегала в сад, где, омытая светом звезд, чувствовала себя свободной от ночных страхов.