– Роскошное шелковое платье, а весь подол был изрезан на лоскутки, – сказала Элен. – Хотя после этой находки мы узнали о тайном любовнике маман.
Сестры на секунду притихли.
– Потрясающая история! – добавила Элиза. – У меня нередко возникает вопрос: почему нам, женщинам, из поколения в поколение приходится бороться, чтобы жить дальше? Я никогда не понимала нашу мать, в отличие от тебя, Флоранс. Впрочем, мы с Викки тоже не понимали друг друга.
– К счастью, это уже в прошлом. – Викки подмигнула матери и едва не расплакалась, когда та, взяв ее за руку, поцеловала ладонь.
– Матери, дочери, сестры, – заметила Элен. – Разве бывают более прочные, пусть и запутанные узы?
– Мы боролись, мы плакали, мы любили, но ничто не могло сломить наш дух – ни война, ни лишения, ни нацисты, – едва слышно проронила Флоранс, и сестры согласно кивнули. – А давайте-ка лучше вспомним все хорошие вещи. То, как мы плавали в реке. Или выращивали овощи.
– Присматривали за твоими jolies petites chévres![12] – в один голос воскликнули Элен с Элизой, и их задумчивые улыбки были полны веры, надежды, любви.
– А взять хотя бы твою работу, Элен, – продолжила Флоранс. – Уход за больными.
– И твои поиски маминой сестры Розали. Последняя просьба маман, – кивнула Элен.
– Давным-давно потерявшие друг друга сестры. И вот пожалуйста! Еще один временной разлом, – подала голос Элиза.
– Мы были такими молодыми. А теперь мы прочно стоим на ногах, – сказала Элен. – Несмотря на все временные разломы. И секреты.
Викки искренне тронула та любовь, которая связывала всех троих. Хотя их пути разошлись и они разъехались по разным странам, сестер по-прежнему соединяло чувство любви. Словно суперпрочный клей. И от этого сердце невольно наполнялось счастьем. Счастьем со слезами на глазах.
– Ой, Викки! – воскликнула Флоранс. – Дорогая, только не нужно плакать!
– Это слезы радости. – Викки встала из-за стола. – Я ненадолго. Том живет прямо за углом. Закажите мне что-нибудь на свой вкус. Я сейчас могла бы съесть и слона.
– Ох уж эти юные влюбленные! – заметила Флоранс, заставив племянницу покраснеть.
Чуть позже Викки, дав Тому свой парижский адрес и рассказав ему, что Патрис мертв, закрыла за собой дверь риада. Уже в переулке она прислонилась к розовой стене дома и, вдохнув стоявший в воздухе пряный аромат специй, снова дала волю слезам.
То была не грусть. А нечто большее. Все в совокупности.
Хладнокровное убийство Джимми прямо у нее на глазах; не дававший покоя ни днем ни ночью страх ответного удара Патриса; жуткая авария, в которой пострадал Том; исчезновение Беа и ее благополучное спасение. Столько событий за такой короткий промежуток времени! Викки наконец-то нашла общий язык с матерью, обрела замечательную бабушку, подружилась с Тео и Ахмедом, который безотказно возил их вверх и вниз по горе. А еще она стала частью Марракеша, этого волшебного города, и бабушкиной касбы, что само по себе было привилегией. Ну и конечно, познакомилась с Ивом Сен-Лораном. И наконец, в ее жизни появился Том. Трудно сказать, как будут развиваться их отношения, однако, когда Викки думала о нем, в душе разливалось приятное тепло, что уже было хорошим знаком. Она улыбнулась сквозь слезы. Впереди ее ждет радость узнавания и, возможно, новая любовь. Она непременно снова навестит Клеманс, а значит, еще раз сядет в ночной поезд в Марракеш. Викки вспомнила свою первую ночь в Танжере. Она никому в этом не признавалась, даже себе самой, но тогда она была напугана до смерти. Впрочем, сейчас она стала гораздо сильнее.
Глава 55
Касба дю Паради, несколько дней спустя
Она сидела на кушетке под тентом на террасе и невидящими глазами глядела на гору впереди. Перед ее мысленным взором возникала Мадлен, которая смотрела на лежавший перед ней кусок своего любимого торта и, похоже не понимая, что это еда, пальцами крошила его на тарелку. А затем образ Мадлен вытеснили картины их прошлой жизни с матерью в поместье под Касабланкой, и картины эти, сменяясь будто в калейдоскопе, настойчиво крутились в голове. А когда круговерть слегка улеглась, Клеманс увидела себя и Мадлен словно наяву, словно это было вчера. Почему чем старше ты становишься, тем ярче воспоминания минувших лет? Почему все они текут в уме, точно вода? Никогда не останавливаясь. И ты начинаешь по-настоящему понимать, как коротка жизнь, лишь оказавшись на финальном отрезке своего пути. Бедная Мадлен. Никому не пожелаешь такого ужасного брака, как у нее. Но она была счастлива в своей квартирке с видом на океан, пока ее не подвело психическое здоровье. Клеманс клеймила себя за то, что так поздно узнала о материнской деменции.
Она вспоминала вечера, когда они сидели вдвоем в саду в окружении звуков наступающей ночи, пока на небе не зажигались первые звезды. Они болтали и смеялись вплоть до возвращения отца, наслаждаясь свободой от его безжалостной тирании. А теперь жизнь матери подошла к концу.
До приезда Викки и возвращения Тео Клеманс иногда казалось, что и она тоже готова уйти. Неотступный страх разоблачения висел над ней дамокловым мечом. Клеманс измучил постоянный контроль над давным-давно похороненным прошлым, способным в любую минуту прийти за ней. Однако сейчас у нее появился смысл жизни, и ей хотелось жадно ловить каждый момент.
Ход ее мыслей прервала Надия, которая, улыбнувшись, поставила на стол поднос.
Поблагодарив девушку, Клеманс заставила себя немного поесть. К своему удивлению, она с удовольствием съела сэндвич и выпила кофе, сразу почувствовав себя гораздо лучше. И все-таки на террасе было слишком жарко, к тому же Клеманс умудрилась пролить кофе на платье, поэтому она прошла в спальню, где быстро приняла душ и надела чистый бледно-зеленый кафтан.
Переодевшись, Клеманс вернулась во флигель. Она подошла к сидевшему у постели Мадлен Тео, ласково положив ладони ему на плечи.
– Все по-прежнему. Без изменений, – на секунду задержав ее руку в своей, сказал он.
Клеманс опустилась на стул рядом с ним и посмотрела на мать. Цвет лица у Мадлен стал землистым, а кожа – пятнистой. Видеть, как на твоих глазах умирает мать, – тяжкое испытание. На Клеманс внезапно нахлынула волна беспокойства. Она вдруг засомневалась, сможет ли все это вынести. Она не думала, что будет плакать, тем не менее расплакалась.
– Извини, – сказала она Тео.
– Не глупи.
– Всем нам рано или поздно приходит пора умирать. Умом я могу это принять, но мое сердце… Я ничего не могу с собой поделать. – У Клеманс внезапно задрожал голос.
– Я все понимаю, – кивнул Тео.
– Правда? Лично я не уверена, что могу это понять.
– В последнее время на твою долю выпало слишком много тревог и волнений. И поэтому твои защитные механизмы сейчас не в лучшей форме.
– Полагаю, что так.
Внезапно веки Мадлен чуть заметно затрепетали.
– Маман, – негромко сказала Клеманс. – Ты меня слышишь?
Мадлен что-то произнесла. Ее слабый голос звучал совсем тихо, и Клеманс пришлось наклониться пониже. Однако Мадлен снова впала в забытье. Ее хриплое дыхание становилось все более прерывистым.
– Тео, ты слышал, что она сказала? – спросила Клеманс.
Он молча покачал головой.
Клеманс взяла мать за руку. Рука была холодной, тонкая кожа казалась почти прозрачной.
– Маман, я сожалею. – Клеманс осеклась и, проглотив слезы, продолжила: – Прости, что я во всем обвиняла тебя. Тут не было твоей вины. Прости, что так поздно тебя нашла. Умоляю, прости меня. – Заметив, что дыхание Мадлен выровнялось, Клеманс бросила умоляющий взгляд на Тео. – Может, стоит дать ей немного воды?
– Не нужно. Она без сознания. И приходит в себя буквально на несколько мгновений.
– Мне этого не вынести.
– Тебе вовсе не обязательно тут сидеть.
– Нет. Я должна.
– Она выглядит счастливой.
Клеманс посмотрела на Тео:
– Ты так думаешь?
– Да. Она возвращается домой.
Лицо Клеманс сморщилось, она улыбнулась сквозь слезы:
– Ты прав. Она наконец-то возвращается домой.
– Любовь моя, мы все когда-нибудь отсюда уйдем. Но сейчас пришло время Мадлен.
Клеманс вгляделась в лицо матери. Мадлен еще дышала, но несколько минут спустя Клеманс заметила, что мать почти не подает признаков жизни.
– Она уже не дышит! – взволнованно прошептала Клеманс. – Тео, она не дышит.
Тео склонился над умирающей. Мадлен на секунду застыла, затем сделала два судорожных вдоха, и ее лицо обмякло.
В комнате стало совсем тихо.
Клеманс напряженно ждала очередного вдоха. Ждала, но так и не дождалась. Все было кончено. У Клеманс внезапно встал ком в горле, по щекам покатились горячие слезы. Стиснув безжизненные руки матери, она осыпала их поцелуями.
– Лети домой, маман. Лети домой.
Скрестив руки Мадлен на груди, она погладила ее по голове и вышла из комнаты.
Вот и все. Мадлен отошла в мир иной.
Ну а потом Клеманс с Надией еще предстояло обмыть усопшую. Чисто женская работа. Мадлен в свое время, давным-давно, выбрала любимую ночную рубашку и дала строгие инструкции насчет похорон. Несмотря на деменцию, она, похоже, все понимала. Люди придут отдать последний долг. На стол подадут изысканную еду, говорить будут о том, какую хорошую жизнь она прожила, хотя жизнь ее была настоящим адом на земле. Ахмед отправится в Марракеш, чтобы сделать необходимые приготовления к похоронам.
Но прямо сейчас Клеманс заперлась в спальне и оплакала мать, выпустив наружу всю боль и вину, которые так долго таила в себе. Клеманс плакала, потеряв счет времени. У нее запершило в горле, опухли глаза, разболелась голова, а душа была вывернута наизнанку.
Глава 56
Август 1967 года, год спустя
Клеманс, чувствуя себя вялой и безучастной, смотрела на обломки своей прежней жизни и, когда Надия показала ей картину, лишь передернула плечами: