– Я знаю. Мне тоже этого не хватает. – От сопереживания у меня защемило сердце. И хотя среди дел и забот я об этом даже не задумывалась, теперь, когда она об этом заговорила, я тоже начала тосковать о наших вечерах. Мне захотелось выгнать из комнаты Винифред и втащить Сину. Всю мою жизнь мы с Синой вместе проводили закатный час. Но нельзя – ведь Винифред ужасно переживает за своего отца. У неё настоящая беда. Я не могу бросить её.
– Вот я и решила зайти и посидеть немного с тобой. На лестницу я идти не хочу, потому что недавний опыт подсказывает, что стоит нам устроиться в тишине, как вокруг уже полно людей: можно подумать, муравьи набежали к открытой банке с медом. Вот я и решила навестить тебя в спальне, где нас никто не найдет.
– Это было бы чудесно, – начала я, но Винифред ущипнула меня и покачала головой, – только я же говорила, я совсем уже сплю. Давай завтра.
Увы, подумала я, узы товарищества, сближающие нас с друзьями, часто вырастают из верности и таких вот задушевных разговоров, как те, что я запросто веду с Синой, но эти узы могут быть разом разорваны в минуту недопонимания. Я буду поражена в самое сердце, если такое случится со мной и Синой.
– Что ж… – проговорила Сина, – давай я просто зайду и пожелаю тебе спокойной ночи.
– Дверь заперта, – ответила я. И это было правдой. Винифред заперла её. Слава богу, одна из нас была предусмотрительной. – А я слишком устала, чтобы вставать и отпирать её.
– Ох, – вздохнула Сина. Я услышала, как она отшатнулась от двери. У меня снова заныло сердце. При всей своей стати она была такой уязвимой. – Ну ладно. Что ж… спокойной ночи.
– Спокойной ночи, Сина, – сказала я.
В тишине нам было слышно, как она уходит, бормоча себе под нос:
– Они перерастают свою потребность в тебе. Конечно перерастают.
Я крикнула через дверь:
– Ничего я не перерасту, Сина!
Но она уже ушла к себе – слышно было, как закрылась дверь, – так что, думаю, она меня не услышала.
– Не бери в голову, – посоветовала Винифред, по-своему на редкость целеустремлённая и бесчувственная. – Она переживёт. Гляди, вот и отшельник.
И в самом деле, вон он идёт через поле, а вот открывает калитку Ночного сада.
– Он не перелезает через забор, он отпирает калитку! – вскрикнула я в гневе. – Откуда у него ключ?! Старый Том говорил, что замок давным-давно проржавел.
– Старый Том соврал, – заметила Винифред, беззаветно и бесстрастно преданная своей цели. Я начала сожалеть, что она мой товарищ в этой ночной вылазке к хижине отшельника. Но было слишком поздно. Мы беззвучно выскользнули из дома. Отшельник был занят в саду, и мы, пригнувшись, перебежали поле, а затем, уже в лесу, зажгли фонари.
Лес ночью совершенно иной, чем днём. Он полон теней, камней и корней, о которые можно запнуться. До хижины отшельника мы шли вдвое дольше, часто то я, то Винифред хотели повернуть обратно, но мы не отступались, подгоняемые её тревогой за отца. Добравшись до места, мы не пожалели, что пришли: мы сразу же зашли в хижину – и письма просто лежали там, никуда не спрятанные. Мы прочли их в том порядке, в каком они лежали:
1. НАКОНЕЦ ПРИШЛО ВРЕМЯ.
– Ох, – сказала Винифред. – Мама говорила, что папа может наделать глупостей. Она наверняка знала, что пришло время для какой-нибудь дури. Зря я в ней сомневалась. Я идиотка.
– Ничего ты не идиотка, Винифред, – решительно заявила я. – Ты просто человек, которому не хватает информации. Давай теперь прочтём остальные письма и вычислим, что это за секрет между Зебедией и вашим отцом.
2. БУДЬ ОСТОРОЖЕН.
3. НЕ БОЛТАЙ, НО РАЗУЗНАЙ ПОБОЛЬШЕ.
4. ПУСТЬ ОН СКАЖЕТ ТЕБЕ КОД.
5. ПОНЕДЕЛЬНИК – НАШ ДЕНЬ. ЕСЛИ Я БОЛЬШЕ ТЕБЯ НЕ УВИЖУ, СКАЖИ ВСЕМ, ЧТО Я ИХ ЛЮБЛЮ.
Винифред так и застыла, зажав последнее письмо в руке, как будто окаменела.
Тогда я нарушила молчание:
– Дело хуже, чем мы думали.
Что передали по радио
Схватив письма, мы выскочили из хижины и, спотыкаясь, припустили по тропе. К счастью, отшельник все ещё работал в саду и мы с ним не столкнулись.
– Почему код? Что за код? – заладила я. – У кого спросить код?
– Откуда мне знать? – отвечала Винифред. – Это всё какая-то бессмыслица. И нет смысла спрашивать Зебедию ещё раз. Если он прочёл последнее письмо и оно не заставило его сердце забиться сильнее, я думаю, можно смело сказать, что от него мы ничегошеньки не узнаем. Остается только одно. Нам с Вилфредом придётся позвонить матери. Мы поделимся с ней тем, что знаем, и предупредим о подстерегающей опасности. Главное – сказать ей, что завтра «их день», что бы это ни значило. Если только папа с Зебедией не разыгрывают нас и не играют «в понарошку».
– Да, конечно, – подхватила я. – Наверняка это просто игра.
– Ты не знаешь отца, – встревоженно пробормотала Винифред. – Но мы можем сказать матери, и уж она разберётся.
– Да, попросим Сину отвезти нас к «Брукману» прямо утром, и ты сможешь позвонить матери, – поддакнула я.
Оставшуюся дорогу домой мы бежали бегом. А утвердив план действий, легли спать. Я спала крепко – спасибо экстренной вечерней прогулке. За Винифред не ручаюсь, думаю, она ворочалась и металась в кровати, как все те, кого томит тревога за близких людей.
И действительно, когда на следующее утро мы спустились к завтраку, обычно аккуратно расчесанные длинные волосы Винифред были спутаны и все в колтунах. Увидев их, Глэдис аж вздрогнула.
– Хех, – усмехнулась она, – кажется, мне стоит одолжить тебе один из моих модных журналов.
Я едва сдержалась, чтобы не сказать, что ей самой модные журналы, похоже, не помогли. В волосах Глэдис можно было открыть музей прежних обедов и ужинов.
Мы с Винифред немного опоздали к завтраку, так как проснулись позже обычного. Сина уже позавтракала и ушла к себе в студию. Зебедия умчался в лес, а Старый Том и Вилфред, по всей видимости, работали в одном из садов. По плану мы должны были предупредить Вилфреда, объяснить ему всё, а затем попросить Сину отвезти нас к «Брукману», чтобы позвонить. Но когда мы вышли во двор, Вилфреда и Старого Тома нигде не было видно. Мы сходили к коровам, заглянули в свинарник, в амбар, проверили в садах, на картофельном поле и прошлись от одного луга до другого. Никого.
– На этой ферме слишком много полей, – ворчала я, пока мы ходили взад-вперед.
Наконец мы сдались и пошли к студии. Глэдис сидела, прислонившись к стене, и говорила:
– Говорит инопланетянин. Переключите канал на бибоп.
– Уходи, Глэдис, – отвечала Сина.
– Где Старый Том и Вилфред? – спросили мы, врываясь в студию.
Сина ходила кругами вокруг новой версии русалки. Теперь у неё были рожки.
– Никогда не слышала о рогатых русалках, – удивилась я.
– Я думала, рожки сыграют неожиданно, – вздохнула Сина, – но ты права. Получилась ерунда. Не имеет значения, с рожками она или без – у меня не выходит то, что я хочу передать. Ну почему у меня не получается ухватить главное?! Почему?! – И она опрокинула статую на пол и прыгнула на неё.
– А что вы хотите передать? – нерешительно спросила Винифред. Крупная женщина, прыгающая по кому глины, – это пугающее зрелище.
– Нечто. Что не выразить словами, – сказала Сина, – не определить. Или же вот! – Она прибавила громкости на радиоприемнике. – Это Моцарт, Дивертисмент ре мажор, Andante.
Мы замерли, зачарованные. В музыке звучало такое щемящее томление. Этой музыкой изливалось то знакомое всем чувство, которое никак нельзя выразить словами.
– Это не бибоп! – крикнула Глэдис. – И что с ребятами с Си-би-си такое, что они всё время проигрывают одно и то же?!
– Помолчи, – велела Сина. Затем она стряхнула наваждение. – Старый Том взял Вилфреда на рыбалку. Он сказал, что они могут не вернуться до завтра. Если не будет сильного волнения, он думал пройти вдоль берега и остановиться в Фрайдей-Харбор. Он говорит, Вилфред заслужил выходной, а в садах у них все переделано наперед.
– Неееет! – завизжала Винифред.
Сина посмотрела на неё вопросительно. С самого начала она ждала, что так или иначе влияние Ревуньи Элис даст о себе знать.
– Мы должны кое-что сказать Вилфреду, – пояснила Винифред, начиная дышать с неестественной частотой.
– Ну что ж, делать нечего, придётся подождать. Не можем же мы вызвать их из океана. Какие у вас планы на сегодня? Яйца вы уже собрали?
– Пока нет. Мы потом расскажем тебе про наши планы, – сказала я и вытащила Винифред на улицу, чтобы обсудить ситуацию.
– Мы должны что-то предпринять, – проговорила она, дыша по-прежнему слишком часто, и глаза её стали совсем круглые.
– Ладно, хорошо, – я схватила её руку и немного потрясла в надежде, что она придёт в себя. – Чтобы позвонить твоей матери, Вилфред нам не нужен. Пойдём обратно и расскажем всё Сине.
– Нет, – отказалась Винифред, отнимая руку.
– Винифред, ты должна следовать хоть какому-то плану действий, – убеждала я.
– Мамочки, как же всё сложно! Я думаю, что мы должны рассказать матери, а потом мне кажется, что не стоит поднимать тревогу, пока мы не уверены, что что-то не так. Почем нам знать – может, отец и Зебедия просто играют.
– Мы это уже обсуждали. Твоя мать знает, что что-то происходит, иначе она не поехала бы в Комокс, так? Для неё это не станет неожиданностью, – напомнила я. – Я считаю, нам надо позвонить ей и зачитать письма.
– Я не знаю, – простонала Винифред. – Ну почему Вилфреда здесь нет?!
Ну действительно, подумала я. И даже обрадовалась, что у меня нет брата, от чьего мнения можно сделаться настолько зависимой.
– Может, нам спросить отшельника, что происходит? Сина могла бы его спросить. Ей-то он должен сказать, – предложила Винифред.
– Ничего он не скажет, – возразила я. – И её надо ещё уговорить. Она считает, что нечего лезть в чужие дела.
– А если положение критическое? – вопросила Винифред.
– Она скажет, что, если положение критическое, необходимо связаться с твоей матерью.