– Обычный хлеб. Обычная цена, – гораздо менее довольным голосом ответил Толливер.
– Тебе виднее. – Хестер перегнулась через прилавок. – А если я тебе скажу, что эти детишки – моя родня, сколько ты с них возьмёшь?
Толливер переступил с ноги на ногу:
– Ну, Хестер. Я не знаю. Два пенса, например…
– Толливер! – Голос Хестер был полон упрёка.
– …За две буханки! – быстро закончил он. – Ты мне договорить не дала. Два пенса за две буханки, вот что я собирался сказать. Клянусь!
Хестер расплылась в улыбке и кивнула Молли. Та быстро оплатила четыре буханки хлеба и положила их в корзину, пока торговец не передумал. Карлица повернулась к булочнику и, перегнувшись через прилавок, заговорила:
– А теперь, Толли, давай‐ка расскажи остальным фермерам и лоботрясам, что этим двоим продавать можно только по цене для Хестер – и ни крошки с них больше не брать. А уж если я услышу, что кто‐то пытается ободрать бедных детишек, придётся мне поведать всем и каждому пару-тройку историй о том, как ты подмешиваешь в муку толчёные кошачьи косточки.
Молли не поверила про кошачьи косточки, но, судя по лицу булочника, перепугался он не на шутку.
– Ну зачем ты так, Хестер? Я всё сделаю. – Он повернулся к Молли с Кипом, и теперь в его голосе звучала напускная доброта: – Друзья Хестер – друзья всех обитателей Пустоши. А если вы вдруг решите рассмотреть поближе мой прилавок и там пропадёт пара-тройка бисквитных печений, я и не замечу! – Булочник снял фартук, вытер руки и направился к мяснику, торговавшему напротив.
Карлица довольно посмотрела ему вслед.
– Слышали? – спросила она, показывая рукой на полку с печеньем, оставшуюся без присмотра. – Лопайте на здоровье.
Кипа не надо было просить дважды. Он прихромал к полке и засунул в рот печенье, прежде чем Молли успела его остановить. Меньше всего ей хотелось быть у карлицы в долгу. Она не стала брать печенье, да и хлеб подумывала вернуть.
– Вы же соврали ему!
– Когда это? – поинтересовалась Хестер, пряча несколько печений в птичью клетку, привязанную к тюку. – Пообещала, что могу рассказать про него историю когда‐нибудь. Разве ж это ложь?
– Вы ему сказали, что мы ваши родственники.
– Так и это правда в своём роде! – Она наставила на Молли печенье, будто указательный палец. – Я сказительница и легко узнаю другого сказителя. Так разве мы не члены одной семьи?
– Всё верно, Молли отлично рассказывает сказки, – вмешался с набитым ртом Кип. – Ве-ли-ко-леп-но! Да сколько бы вам ни платили за ваши истории, ей бы давали в два раза больше!
Молли вспыхнула. Зачем Кип говорит о ней как о какой-то особенной? Тем более зачем сравнивает её с этой старой каргой?
– Да ничего во мне особенного. Я просто служанка. А вы просто нищенка.
Хестер покачала головой:
– Дорогуша, не надо путать то, чем ты занимаешься, с тем, что ты есть на самом деле. И в наёмном труде нет ничего постыдного. Сам Эзоп всю жизнь провёл в рабстве. Ни одного вдоха свободного человека, а ведь он целые миры создавал, начиная всего с пары слов: «Давным-давно». И где его могущественные хозяева? Догнивают в могилах, если им достались могилы. А Эзоп? А он жив до сих пор – на кончике языка любого человека, кто хоть раз рассказывал сказку. Вспоминай об этом каждый раз, когда драишь полы. – И Хестер подмигнула ей.
Конечно, Молли слышала об Эзопе, но не знала, что он был рабом. Вряд ли стоит в этом верить Хестер! А если она и говорит про Эзопа правду, то самой‐то Молли от этого не легче…
– Спасибо, что помогли нам купить хлеб, мэм, – сказала она и взяла Кипа за локоть. – Нам надо вернуться домой до заката.
– Небо ещё совсем ясное. А у нас с тобой есть дельце. Помнишь, ты обещала рассказать мне историю о некоем доме посреди Прокислого леса? – Карлица скрестила руки на груди, будто хотела показать, что готова бороться за обещанную историю, если это понадобится.
Молли колебалась. Кип наблюдал за сестрой и ждал, что она скажет. Если бы это зависело от него, он бы рассказал карлице всю правду. Но Молли не доверяла Хестер Кеттл. Конечно, та улыбалась, и подмигивала, и называла её «дорогушей», но было в ней что‐то настораживающее и тёмное, мелькавшее в глазах. Чего же на самом деле хотела Хестер?
– Боюсь, и рассказывать‐то особо нечего, – передёрнула плечами Молли. – Большой старый дом. Много пыли и паутины. Много домашней работы. Ничего особенного.
– Так-таки ничего особенного? – Хестер подошла ближе. – А ну‐ка расскажи мне, что это за работа такая, от которой у молоденькой девочки чахнут волосы и напрочь исчезает румянец?
Молли переступила с ноги на ногу. Дома она спрятала волосы под чепец, но, видимо, недостаточно тщательно. Она снова посмотрела на Кипа. Тот кивнул: мол, рассказывай правду.
– Просто я устала, – ответила она, выпрямляясь. – Немного приболела. Вот и всё.
Хестер хмыкнула:
– Да знаю я, чем ты приболела! – Она одарила Молли недобрым взглядом. – Тебе явно что‐то известно. А ещё более явно, что ты не хочешь об этом рассказывать. Ладно, я не буду настаивать. Оставь себе свою историю. Видимо, мы с тобой не такая уж и родня.
Она кивнула Кипу:
– А ты, молодой человек, смотри внимательно, какую работу выполняешь, чтобы не отдать ей все силы, как твоя сестра.
Хестер поправила на спине тюк и развернулась, чтобы уйти. Молли наблюдала, как карлица удаляется, позвякивая тюком с барахлом при каждом шаге. С одной стороны, она чувствовала облегчение, с другой – сожаление. Почему она не захотела рассказать ей о доме и дереве? Почему не поведала о ночном госте?
– И ничем она не болеет! – крикнул вслед Кип.
Карлица остановилась.
– Кип! – зашипела на него Молли.
Кип глянул на сестру:
– Ты обещала ей рассказать, Молли. Если ты не хочешь, то я сам.
И он побежал догонять Хестер, которая ждала его с нескрываемым интересом.
– В доме какой‐то дух живёт, который по ночам на всех охотится. Из-за него все болеют, бледнеют. Как моя Молли.
Сестра схватила его за руку:
– Замолчи, Кип.
Она хотела оттащить его, закрыть ему рот рукой, чтобы он не рассказывал старухе правду. Но Кип вырвался.
– А ещё там растёт дерево. Громадное, ужасное дерево. И каждую-каждую ночь этот человек его поливает, ухаживает за ним.
– Ты не выдумываешь?
Хестер смотрела на Кипа во все глаза. Молли положила руку брату на плечо, но теперь уже не чтобы остановить. Кип подошёл ещё ближе к Хестер и попросил:
– Вы же знаете здесь всё про всех. Скажите нам, знаете ли вы историю про ночного гостя и дерево?
Хестер Кеттл посмотрела на Кипа и Молли:
– Конечно, знаю.
31Легенда о ночном садовнике
Заявив, что рынок не лучшее место для долгих рассказов, Хестер повела Кипа и Молли в таверну на краю деревни. Молли сразу обратила внимание на вывеску: на деревянной доске была вырезана луна, опускающаяся в волны.
– «Луна под водой», – сообщила Хестер, толкая дверь. – Лучшее место для эля и разговора.
Молли зашла. Внутри оказалось темно и тепло. Скудные лучи света, проникавшие сквозь щели в закрытых ставнях, растворялись в густых клубах дыма, витавших над столами и скрывавших потолочные балки. За столами сидели люди – и мужчины, и женщины – и вели негромкие разговоры. Время от времени тишину прерывал взрыв смеха, или звон посуды, или скрип тяжёлого деревянного стула по половицам.
– О, Хестер! Ты пришла спеть нам новую песню? – поинтересовался мужской голос.
– Не сегодня, Вильям.
Молли с Кипом проследовали за карлицей в угол к пустому столику, который будто ждал их.
– Устраивайтесь поудобнее, – сказала Хестер, бережно снимая тюк со спины. А когда села рядом, оказалась одного с ним роста.
Кип раньше никогда не бывал в таверне и резво взобрался на стул в углу, откуда, на взгляд Молли, открывался лучший вид на помещение. Она тоже осталась довольна выбранным местом, потому что в случае угрозы ей будет проще защитить брата. Но пока из угроз появилась только толстая хозяйка с ярко-соломенными волосами и улыбкой во весь рот. Она бухнула на стол три тяжёлые кружки сидра, расплескав пену.
– Будьте как дома, – весело сказала она.
Хестер приложила ладони к груди:
– Дай тебе Бог, Франни. Я обязательно всем расскажу, что в прошлое воскресенье один слепой поел твоих чудесных пирогов и прозрел.
Франни хохотнула:
– А почему нет, Хестер!
Она вытерла руки о передник и вернулась за стойку. Только что заключённая сделка привела Молли в замешательство. Хестер обещала рассказать какую‐нибудь гадость про человека или, наоборот, что‐то хорошее и получала взамен награду! Но если все знали, что истории карлицы – сплошная выдумка, зачем они соглашались ей платить?
Молли когда‐то пробовала сидр и не особо впечатлилась его вкусом. А вот Кип, похоже, оказался ценителем. Молли и глазом моргнуть не успела, как брат ополовинил содержимое кружки.
– А ты не хочешь пить? – лукаво поинтересовалась Хестер.
– Яблоками пахнет, – сообщил Кип, слизывая пену с верхней губы.
Молли понюхала сидр.
– Подгнившими, – добавила она.
Карлица подняла кружку и произнесла тост:
– За разные мнения! Не всегда обязательно соглашаться.
Сидр она отхлебнула с изяществом, присущим истинным леди. Молли отставила кружку.
– Вы обещали нам рассказать.
– Обещала, – произнесла карлица и задумчиво пожевала ворот своей накидки. – Но сначала надо решить, какую историю вам рассказать.
Молли закатила глаза. Карлица умела уходить от ответа.
– Что значит, какую историю? Вы имеете в виду – со счастливым концом или с печальным?
Хестер подалась вперёд. Ей явно нравилось управлять ситуацией.
– Истории бывают разные. Сказки – лёгкие и воздушные. Они подходят, чтобы вызвать улыбку в грустный день. Байки нужны, чтобы покрасоваться. Они больше говорят о рассказчике, чем о самой истории. Ещё есть мифы, придуманные народами. И, наконец, бывают легенды. – Тут Хестер многозначительно подняла бровь. – Легенды не похожи на все другие истории, и никто не знает, откуда они берутся. Легенды не рассказывают, их передают из уст в уста. Снова и снова. И сегодня я приготовила для вас легенду!