– Ты не открыл банку?
– Нет. Очень хотел. Очень. – Кип провёл пальцами по этикетке. – Но я подумал: а если он поможет и я смогу бегать, я же захочу большего. И буду хотеть всё больше и больше. И никогда не успокоюсь.
Молли удивилась, насколько прав её брат. Вспомнила, как невыносимо ей хотелось получить следующее письмо, а за ним – следующее.
– Скажи мне, – попросил Кип, глядя ей в глаза, – почему дерево давало тебе письма от мамы с папой?
Уткнувшись взглядом в колени, Молли мяла грязный, изорванный подол платья.
– Похоже, ты и так знаешь…
– Ты должна сказать.
Сжав зубы, Молли вызвала в памяти те вещи, которые так долго и мучительно оттуда изгоняла. Где‐то в темноте среди деревьев бежала и шумела река.
– Каждый раз, когда я слышу реку, я вспоминаю море.
И до Молли донеслись их голоса, крики среди бушующих волн. Она набрала воздуха в грудь.
– Ты не помнишь, как мы бежали из Ирландии. В порту ты уже горел в лихорадке.
Кип понурил голову.
– Это не твоя вина. Болели многие. И на корабле никому не становилось лучше. Нас набили туда, будто мы не люди, заперли в трюме, как животных, почти без еды и воды. Для них мы и были животными, скотом. – У Молли невольно сжались кулаки. – Вторую ночь мы все вчетвером спали на узенькой койке. Начался шторм. Корабль бешено раскачивало, люди падали с коек. Снаружи лил дождь. Гроза и ветер бушевали над морем. Через порты для пушек стала заливаться вода. На палубе бегали и перекрикивались моряки. Мы просили выпустить нас, но они не слышали. Всё это время мама держала тебя на руках и пела тебе – как в детстве.
Молли смотрела на пламя и слышала мамин голос.
– И вот судно раскололось. Будто сама земля развалилась на две части. Вода полилась сверху, с палубы. Она уже доставала до щиколоток. И тогда папа с другими мужчинами выломали дверь, и все выбежали на палубу. Я помогала маме нести тебя. Одна из мачт переломилась пополам. Паруса изорвало в клочья. Дождь лил косой стеной. Волны вздымались, как горы. Вся команда судна исчезла: они бросили нас умирать.
Кип вцепился в костыль:
– Шлюпок не было?
– Осталась одна шлюпка. Люди превратились в зверей – так дрались, чтобы попасть в неё. Но папа дрался лучше всех. Мы успели сесть в лодку – и её сразу отвязали. Но нам сказали, что места в ней всего на двоих.
Молли отвела глаза. Медленно вдохнула.
– Мама с папой положили тебя мне на руки и оставили в лодке. Я кричала, умоляла их не делать этого, но они не слушали. Мама прижала меня к себе и обняла. «Заботься о нём, он теперь твой…» – попросила она и разжала руки… – По щекам у Молли текли слёзы.
Она закрыла лицо ладонями и наконец дала волю слезам, которые сдерживала столько времени. Она вся содрогалась от рыданий и не знала, говорил ли что-то Кип, шевелился ли он. Не слышала и не чувствовала. Наконец, она вытерла лицо.
– Клянусь, я хотела тебе сказать. А потом мы добрались до суши, ты пришёл в себя и спросил, где мама, где папа… – Молли снова зарыдала. – И я не смогла. Я просто не смогла произнести эти слова. – Она сжала губы. – Поэтому я рассказала тебе историю.
Даже в красноватых отблесках огня было видно, как побледнел Кип.
– Ты не рассказала историю. Ты соврала, – тихо произнёс он.
– Я знаю, что это никак не исправить. – Молли потянулась к брату, но он отпрянул. – Мне было страшно. И я очень хотела, чтобы моя история оказалась правдой. Хотела думать, что они где‐то здесь, в этом большом мире, что у них интересные приключения. Какая‐то часть меня верила в то, что это может оказаться правдой. Судно утонуло, но ведь они могли уцелеть!
– Они не уцелели, – жёстко сказал Кип.
Молли кивнула:
– Я знаю. Знаю. И я собиралась рассказать тебе правду. А потом… потом я нашла дерево. И письма. Написанные маминым почерком. И я подумала: «А если они настоящие?» Если чудо случилось и мама с папой живы? Если они уцелели? И тогда моя ложь перестала бы быть ложью. Тогда мы бы перестали быть одни. Я не жду, что ты простишь меня. Ни сейчас, ни потом. Просто пойми, что я пыталась защитить тебя. Пыталась сделать как лучше.
Кип тяжело вздохнул:
– И сколько же людей, погребённых под деревом, были уверены, что поступают как лучше?
Молли молчала. Она не знала, как ответить. Брат посмотрел на неё и опустил голову:
– Я бы хотел тебя возненавидеть. Хотел бы драться, кричать из-за того, что ты врала. Но ты врала не мне. Это ведь было твоё желание. А я хотел другого. Даже сильнее, чем хотел того, чтобы вернулись мама с папой. – Кип сжал в руках жестяную баночку. А когда снова посмотрел на сестру, в его глазах стояли слёзы. – И кто я после этого?
Молли обняла брата и прижала к себе:
– Ты самый обычный человек. Не лучше и не хуже других.
Он крепко-крепко обнял её в ответ, сдавив грудную клетку, и Молли уткнулась носом в его лохматую рыжую голову. Они долго не отпускали друг друга, переплетя руки и прижавшись. Это были не просто объятия. В них не было нежности. Они давали друг другу силы: брат держал сестру так же крепко, как она его.
Наконец, всхлипывая, Молли вскинула голову к звёздам.
– Мне кажется, я поняла. Помнишь, Хестер спросила, в чём разница между историей и ложью? И тогда я ответила, что история помогает людям. «В чём помогает?» – спросила она. И теперь я знаю ответ. История помогает людям посмотреть миру в глаза, даже если он пугает. А ложь – совсем наоборот. Она помогает спрятаться от мира.
Кип разжал объятия.
– Похоже, тем дерево и занято, – сказал он и отстранился, чтобы видеть сестру. – Оно помогает человеку обманывать самого себя и притворяться, что окружающего мира не существует.
Он взял с бревна жестяную баночку с лекарством. И с грустной улыбкой – наверное, представив себя здоровым, – швырнул её в огонь. Банка затрещала, зашипела, разбрасывая вокруг себя искры… Мечта сгорела, превратившись в прах. Молли наблюдала, как мужественно брат перемешивает угли над почти сгоревшей жестянкой.
– Кип, ты самый смелый человек из всех, кого я встречала! – сказала она.
Кип вытер нос и спросил, глядя на пламя:
– Знаешь, чего я хочу?
Молли покачала головой:
– Нет. Давай обойдёмся без желаний.
Брат повернулся к ней:
– Хочу, чтобы мама с папой нас сейчас видели.
Молли рассмеялась, размазывая по лицу слёзы.
– Они бы пришли в ужас.
– Чего это? – расплылся в улыбке Кип. – Они бы гордились нами. И тобой особенно.
Молли отвела глаза, чтобы снова не разреветься.
– Знаешь, что они сказали бы?
– Что, Кип? – спросила она и сжала губы.
– Они бы сказали: «Кип, Молли, мы вас очень сильно любим и хотим, чтобы у вас была счастливая, настоящая жизнь… – Он замолчал и обернулся на лес. – …Но в том доме осталась целая семья, которую надо спасти».
Молли смотрела на брата во все глаза. В тёплых отблесках костра его черты почти повторяли черты отца. Кип был прав. Они бежали от Садовника и бросили Виндзоров. А Констанция лежит там бледная и тает. И в земле ждут могилы. И там осталась Пенни.
Кип поймал её взгляд.
– Они же в опасности, сестрёнка. Надо вернуться и предупредить их, пока ещё не поздно. А кроме нас, у них никого нет. – Он кивнул в сторону повозки. – Ну ещё Галилей.
Молли сделала глубокий вдох. Больше всего ей хотелось покинуть это место и никогда больше сюда не возвращаться. Но она понимала, что бегство ничего не решит, они обязаны вернуться.
Она стиснула ладонь брата:
– Будем верить, что мы втроём справимся.
42Возвращение в Прокислый лес
Кип с Молли решили отложить возвращение в поместье Виндзоров до рассвета – ведь пока Садовник приходил только по ночам, и дети надеялись, что солнечный свет защитит их. Они встали с первыми лучами солнца, проспав несколько беспокойных часов у догорающего костра, и сразу же сели на повозку. Не произнося ни слова, доехали до равнины: в тишине не хотелось ничего говорить. Кип крепко держал вожжи, полностью следуя плану, который они выработали накануне. Его задача – забрать вещи из конюшни и похоронить доктора Крюка, если будет кого хоронить. Молли же пойдёт в дом и в последний раз попробует убедить мистера Виндзора забрать семью и уехать. План, конечно, получился незамысловатый, но попробовать стоило.
Казалось, им предстояло проделать самые простые вещи. И всё же… Как только Галилей свернул на дорогу к поместью Виндзоров и показался дом, у Кипа внутри всё сжалось.
– Может, неразумно туда возвращаться?
– Совсем неразумно, – ответила Молли и взяла его за руку. – Только между «разумно» и «правильно» есть разница. Мама и папа всегда хотели, чтобы мы поступали правильно.
– Ну, не дыши, – сказал Кип, и они въехали на мост.
Кип смотрел на реку внизу. Вспоминал, как они впервые попали на этот мост, какой необъяснимый ужас он тогда испытал при виде поместья и дома. Казалось, с тех пор прошла вечность, а на самом деле они провели с Виндзорами чуть больше месяца.
На другом берегу мальчик остановился.
– Что ты делаешь? – спросила Молли, когда брат спустился на землю.
– Да так, хочу посмотреть кое‐что.
Кипу пришла в голову идея. У них есть шанс не просто предупредить членов семьи, а сделать чуть больше – для всего леса, для всей деревни! Он достал из‐под лавки Мужество и сунул себе под мышку.
– Я быстро.
– Уж постарайся, – попросила Молли, хватая поводья. Бросила неспокойный взгляд на реку. – Осторожнее возле воды.
Кип улыбнулся:
– А ты возле дерева.
Над Прокислым лесом светило солнце.
– Пол-утра прошло. Если мы хотим вывезти Виндзоров до заката, поторопись.
Молли кивнула и, щёлкнув поводьями, направила Галилея к дому. Кип смотрел, как силуэт сестры становится всё меньше: копна вьющихся волос над хрупкой фигуркой. Она стала другой – меньше походила на старшую сестру, четырнадцатилетнюю девчонку, а больше на взрослого человека. Нет, она не стала чужой, но всё же теперь её мысли, радости и горести были тайной для мальчика.