— В нем нет нужды. Вы помните, как звали работника фирмы?
— Нет, с ним общалась жена.
— Когда он у вас работал?
— В середине августа. За пару недель до того, как мы привезли мебель.
— Вы его видели?
— Нет. Только Катрин. Она уже жила здесь с детьми.
— И больше он к вам не заезжал?
— Нет, пол уже готов, — ответил Йоаким.
— Еще один вопрос. У вас не было незваных гостей осенью?
— Незваных? Что вы имеете в виду? — спросил Йоаким, думая только об Этель.
— Грабителей, — пояснила Тильда.
— Нет, слава богу. А почему вы спрашиваете?
— Много домов ограбили за осень.
— Знаю, читал в газетах. Надеюсь, вы поймаете воров.
— Мы над этим работаем.
Тильда положила трубку.
Следующей ночью Йоакима что-то разбудило.
Этель…
Тот же страх, что и раньше. Он поднял голову с подушки и посмотрел на часы. Двадцать четыре минуты второго.
Он запретил себе думать об Этель и прислушался. Может, Ливия снова кричит? Но в доме было тихо. Несмотря на это, Йоаким все же надел джинсы и кофту и вышел в коридор, не зажигая свет. Слышно было только тиканье часов, из спален детей не доносилось ни звука.
Тогда Йоаким прошел в прихожую и выглянул в окно. Одинокая лампа освещала пустынный двор. И тут Йоаким заметил, что дверь в коровник снова открыта. Не до конца. Всего на полметра. Но Йоаким был уверен, что хорошо ее закрыл.
Дверь нужно закрыть.
Обувшись, он вышел во двор.
Небо было чистым и звездным, и красный огонек на южной башне ритмично мигал в такт биению сердца Йоакима. Подойдя к коровнику, он заглянул внутрь. Там было темно как в могиле.
— Эй! — крикнул Йоаким в темноту.
Никакого ответа.
Или? Ему показалось, что он слышит какой-то слабый звук в сарае. В темноте он нащупал рукой выключатель на стене и щелкнул им. Бледный свет залил помещение. Йоаким хотел крикнуть еще раз, но передумал. Снова раздался звук. Тихий, но упорный.
Йоаким подошел к крутой лестнице. Света лампы не хватало для освещения сеновала, но это не остановило Йоакима. Он начал подниматься наверх.
Он уверенно прошел по сеновалу, обходя старые вещи на полу. Теперь он знал лабиринт наизусть. Надо будет здесь прибраться. Но не сейчас. Сейчас его интересовала дальняя стена в конце сеновала.
Оттуда доносился звук.
Йоаким встал перед стеной, но не успел он прочитать имена, как снова раздался звук. Йоаким посмотрел вниз на пол. Это мяукал Распутин.
Кот сидел у стены, облизывая лапы. Он удивленно посмотрел на Йоакима, помешавшего его туалету. Вид у кота был довольный. И понятно было почему. Он хорошо поработал ночью. Перед Распутиным на полу лежали десять маленьких коричневых крыс, с которыми он расправился незадолго до его прихода. Распутин выложил убитых крыс в один ряд вдоль стены.
Это было похоже на жертвоприношение.
— Люди слишком много тревожатся по пустякам, — говорил Герлоф. — Ныне службу спасения вызывают даже при виде гусей за бортом. Раньше люди были умнее. Если уж лодка отдалилась от берега и поднялся ветер, то, ничего не поделаешь, моряки просто заходили в ближайшую гавань, вытаскивали лодку на берег и спали, пережидая шторм. А как ветер стихнет, шли дальше.
Герлоф замолчал и погрузился в свои мысли. Тильда протянула руку и выключила диктофон, сказав:
— Хорошо. Правда, хорошо получилось, Герлоф?
— Да-да, хорошо, — признал старик.
Перед ним и Тильдой на столе стоял стаканчик глёгга[7]. Неделя выдалась снежная, и Тильда решила захватить с собой бутылку вина, чтобы согреться. Она подогрела сладкое красное вино в кухне, добавила изюма и миндаля и на подносе отнесла глёгг в комнату Герлофа. Когда Тильда вошла и поставила поднос на стол, старик уже достал откуда-то бутылку настойки и плеснул немного в стаканы.
— Как ты будешь отмечать Рождество? — спросил Герлоф, когда они допили глёгг, и Тильда ощутила, как внутри нее разливается блаженное тепло.
— В тихом семейном кругу, — ответила молодая женщина. — Я поеду к маме.
— Это хорошо.
— А ты, Герлоф? Не хочешь поехать со мной?
— Спасибо за приглашение, но я лучше останусь здесь есть манную кашу. Дочери пригласили меня к себе, но я не выдержу такой долгой поездки.
За столом стало тихо.
— Еще что-нибудь запишем на диктофон? — спросила Тильда.
— Можно.
— Ты так здорово рассказываешь. Я столько узнала о моем дедушке.
Герлоф кивнул:
— Я не рассказал самого главного.
— Чего же?
Герлоф явно колебался. Наконец он сказал:
— Рагнар в детстве многому меня научил… Он рассказывал о погоде и ветре, о рыбе и сетях… Научил меня самым разным вещам… Но, когда я повзрослел, я понял, что не могу во всем ему доверять.
— Нет?
— Я узнал, что мой брат нечестный человек.
Между стариком и молодой женщиной снова повисла тишина.
— Рагнар был вором, — продолжил Герлоф после паузы. — Обычным вором. К сожалению, другими словами это назвать нельзя.
Тильда подумала было отключить диктофон, но не стала.
— Что же он воровал? — спросила она тихо.
— Он крал все, что только мог. Выходил по ночам в море и проверял чужие сети… Еще помню, однажды в Олудден привезли полуметровые медные трубы. Один ящик с трубами остался стоять на улице, и Рагнар его прихватил. Ему не нужны были трубы, но у него был ключ от маяка. Так что он спрятал ящик там. Он наверняка до сих пор так там и стоит. Брат украл просто потому, что не мог упустить подходящего случая. Он никогда не проходил мимо того, что плохо лежало. Вот так вот.
Герлоф сидел, наклонившись вперед; вид у него был взволнованный.
— Разве ты никогда не брал чужого? — спросила Тильда.
Старик покачал головой:
— Нет. Иногда я лгал насчет цен за перевозку другим фрахтовщикам. Но я никогда ничего не крал и никому намеренно не причинял боли. Я верю в то, что люди должны помогать друг другу.
— Ты прав, — признала Тильда. — На этом и держится общество.
Герлоф снова кивнул и сказал:
— Я редко вспоминаю старшего брата.
— Почему?
— Он так давно умер. Воспоминания постепенно стирались из памяти…
— Когда ты видел его в последний раз?
Прошла пара минут, прежде чем Герлоф вспомнил:
— У него дома. Зимой тысяча девятьсот шестьдесят первого года. Я поехал к нему, потому что он не отвечал на звонки. Мы поссорились. Если это можно назвать ссорой. Мы просто стояли и говорили друг другу гадости. Это был наш способ ссориться.
— Из-за чего вы поссорились?
— Из-за наследства. Не то чтобы оно стоило того, но…
— Какого наследства?
— Наследства, оставленного родителями.
— А что с ним случилось?
— Оно исчезло. Рагнар его забрал, не сказав мне ни слова. Он был очень жаден до денег… Особенно чужих.
Тильда смотрела на диктофон, не зная, что сказать.
— Рагнар очень скверно со мной обошелся, — продолжал Герлоф, качая головой. — Он забрал все вещи из родительского дома в Стенвике, распродал их на аукционе, дом продал дачникам и забрал себе все деньги. И отказывался это обсуждать. Только злобно смотрел на меня, как будто недоумевая, что я отважился подозревать его в чем-то.
— Он действительно забрал все?
— Я успел взять только пару памятных для меня вещей, а все деньги заграбастал Рагнар. Он считал, что мне они ни к чему.
— А почему ты ничего не сделал?
— А что я мог сделать? Подать в суд на родного брата? Здесь на острове мы так не поступаем. Вместо этого мы перестали общаться. Даже с братьями такое случается.
— Но…
— Рагнар считал, что все принадлежало ему по праву первородства. Он же был старшим братом. Он всегда брал то, что хотел, и не желал ни с кем делиться. Мы расстались врагами. А осенью он вышел на лодке в море во время шторма и замерз по дороге домой. — Герлоф вздохнул. — Братская любовь… Об этом написано еще в Библии. Помнишь историю про Каина и Авеля? Даже брат может стать врагом.
Тильда с грустью взглянула на диктофон и выключила его.
— Я, наверно, сотру последнюю запись. Не потому, что я не верю тебе, Герлоф, но…
— Пожалуйста, — сказал старик.
Когда Тильда убрала диктофон в сумку, Герлоф заметил:
— Мне кажется, я теперь знаю, как это устройство работает. По крайней мере, знаю, на какие клавиши нужно нажимать… Ты не могла бы оставить его мне на время? — прибавил он.
— Диктофон?
— Я хотел бы кое-то записать.
— Конечно. — Тильда вынула диктофон. — Записывай сколько хочешь. Вот чистые кассеты.
Вернувшись в участок, Тильда нажала кнопку автоответчика. Она начала прослушивать сообщение, но, узнав голос Мартина, со вздохом выключила автоответчик. Мартин подождет.
Приближалось Рождество. Ливию и Габриэля отпустили на каникулы, и Йоаким решил в честь этого свозить их в Боргхольм.
На улицах города было много народу. Все запасались подарками к празднику. Йоаким с детьми заехали в супермаркет, чтобы купить продукты на Рождество.
— Что будем есть на праздник? — спросил Йоаким.
— Жареную курицу с картошкой фри! — крикнула Ливия.
— Морс, — заявил Габриэль.
Йоаким купил курицу, картошку и морс детям, а себе колбасу, пиво, хлеб, фарш для фрикаделек и копченого угря, выловленного в водах Балтийского моря. Он не забыл купить и килограмм любимого сыра Катрин, который она всегда ела на Рождество с хлебом и маслом. Это была странная покупка, но еще более странным было то, что неделей раньше Йоаким купил покойной жене подарок на Рождество. Он поехал в Боргхольм выбирать подарки детям и в витрине магазина увидел светло-зеленую тунику. Как раз такую, какая понравилась бы Катрин. Он пошел в магазин игрушек, а по дороге назад купил тунику.
— Упакуйте, пожалуйста… Это подарок, — сказал он продавщице и вскоре получил красный пакет, перевязанный белой лентой.
На парковке перед продуктовым магазином продавали елки. Йоаким купил огромную королевскую ель высотой до потолка. Привязав елку к багажнику, он поехал домой.