Только этого не хватало, подумал Николай Григорьевич. Все та же вечная проблема: никогда не знаешь, где найдешь, а где потеряешь. Вовремя мы поставили «достоевского» на прослушку. А ведь и не собирались — кому он больно нужен?
— Чего молчишь? — спросил после паузы Свирид.
— А что «достоевский»? — спросил вслух Николай Григорьевич. — Он-то что ответил?
— А этот, писатель твой, нет чтобы послать доцента куда подальше, стал оправдываться, что нужда заела. Будто дочка у него тяжело больна, нужна операция за границей, а это стоит больших денег.
— Так оно и есть, — подтвердил Николай Григорьевич. — Операция стоит тридцать штук. Это все, что он ему сказал?
— Да, словом, раскололся. Клялся, обещал показать медицинские бумаги… Вот что значит иметь дело с интеллигенцией нового типа. А я тебя предупреждал!
— Ладно. Моя проблема. Что еще?
— А потом самое интересное! Мы профессора поставили на прослушку, а сегодня ему звонил журналист Игорь Залогин, ну ты знаешь, сам про него рассказывал. И спрашивает, каков, мол, результат? Нашли, кто это все написал? Короче, когда ты у меня будешь, дам почитать эту запись.
— А что он ему ответил? — нетерпеливо перебил Николай Григорьевич.
— Профессор говорит, мол, сначала сам хочу разобраться. Ответил ему в том духе, что должен с этим «достоевским» еще раз переговорить, чтобы убедиться на все сто. А кто он — не сказал. И велел перезвонить через три дня. Что скажешь, а?
Кажется, Залогин опять занялся своими журналистскими расследованиями с последующими разоблачениями, подумал Николай Григорьевич. Позвонить через три дня. Значит, время есть. К счастью, профессор Петр Арнольдович оказался достаточно щепетильным.
— Из Швейцарии от ребят ничего не слышно? — спросил он.
— А чего, гастроли проходят нормально, заказчики не нахвалятся, сами пока отдыхают. Полиция ничего не может понять. Следов ведь никаких. А труп — вот он. Деньги на твой счет уже перевели, и я ребятам отстегнул со своего счета, так что все пока нормально. А после акции в казино сразу появились новые заявки.
— Пока не будем спешить. Пусть как следует оценят, а мы подождем, когда поднимутся цены и станут настойчиво просить.
— Разумно, — согласился Свирид.
— Чем, говоришь, они сейчас занимаются?
— Я им велел пока отдохнуть, чтоб прицел не сбился… Михайлов вчера звонил, что все путем, как всегда готовность номер один, ждут только отмашки, а предполагаемые цели мимо так и ходят… Одна дороже другой…
— Договаривай, — холодно сказал Николай Григорьевич. — Что-то случилось?
— Да ничего особенного, не бери в голову! Ну, говорит, произошел в ихнем отеле, где отдыхали, небольшой инцидент. Словом, чуть не попали в историю, но все обошлось. Сменили мотель, и все тихо.
— И без подробностей? — встревожился Николай Григорьевич.
— Без. Но по голосу вроде спокойный. Привет тебе передавал. Спросил, когда можно будет созвониться.
— Еще наговоримся, — недовольно сказал Николай Григорьевич. — Успеем надоесть друг другу… Пока нет такой необходимости. Кстати, как назывался мотель, где они остановились, напомни?
— Кажется, «Карлхен», где-то в горах под Базелем, что ли. Тебя беспокоит что-то?
— Пока нет… Если нет другой информации, до завтра.
— Так ты насчет своего «достоевского» побеспокойся, — сказал Свирид. — И насчет Толяна подумай. Не Мамонт он, а слон в посудной лавке, если Пашку замочил… Даже сейчас не верится, чтоб Пашка вот так дал себя ухандокать. В общем, возьму за тридцать кусков твоего Толяна плюс что остался должен за аренду. Итого сорок набегает… Больше, извини, не могу.
— Договорились, — согласился Николай Григорьевич. — Значит, жду твоего звонка о ремонтной фирме, которая будет перестраивать дачу Портнова. Полчаса тебе хватит?
Отвязавшись на время от вечно жующего Свирида, Николай Григорьевич включил компьютер, подсоединился к Интернету. Быстро нашел адрес газеты «Цюрихе цайтунг», где обычно печатались все криминальные известия, которых в Швейцарии не так уж много. Можно сказать, почти нет. Подключил русско-английский переводчик «Сократ», потом раскрыл виртуальный архив газеты, поскольку это случилось не сегодня… Через несколько минут он нашел заметку о происшествии в горном мотеле «Карлхен», как раз там, где остановились Михайлов с Корнеевым.
Итак, «мерседес» с неким бизнесменом Куртом Топлихом и его невестой сорвался в пропасть. Ну и что? Какое это отношение может иметь к Михайлову и Корнееву? Для швейцарцев — не имеет. А для нас имеет значение то, что Михайлов до сих пор об этом ничего не рассказал. А чего тут на первый взгляд скрывать, если есть приказ сразу обо всем из ряда вон докладывать… Значит, есть что скрывать. Не исключено, рыльце у них в пуху. Черт, за всеми не уследишь. Но, как сказал живой классик, будем решать проблемы по мере их поступления. Начнем с «достоевского». А ребят пока отзовем.
Подумав какое-то время, он набрал соответствующий номер.
— Здравствуйте, Семен Яковлевич! Это Николай Григорьевич вас беспокоит.
— Да, здравствуйте, Николай Григорьевич! — живо отозвался «достоевский»
— Я, кажется, просил вас не называть меня по имени вслух.
— Извините, — смешался тот.
— Как ваши дела, что нового? Что слышно?
— Да, спасибо, все по-старому, хочу поблагодарить за вашу заботу, за те лекарства, что вы передали для нашей Сонечки.
— Не за что. А так новостей никаких? — уточнил Николай Григорьевич.
— Нет, что вы, я обязательно вам бы позвонил, как мы и договаривались, — поспешно ответил «достоевский».
— Вам, кажется, уже пришло приглашение из французской клиники? — помедлив, спросил Николай Григорьевич. — Не помню ее название.
— Да, спасибо, вчера пришло! Это в Лионе, в клинике профессора Дюжена. Совсем забыл, все из головы вылетело…
Еще один забывчивый, подумал Николай Григорьевич. Бывает. Что ж, попробуем напомнить.
— Оно у вас на руках?
— Да, конечно, — вздохнул «достоевский». — Вот осталось только собрать деньги…
— А сам профессор вам не звонил? — спросил Николай Григорьевич.
— Какой профессор? — насторожился «достоевский», он же Семен Яковлевич.
— Ну как какой?.. — Николай Григорьевич снова помедлил. — Тот самый. Уж вам ли не знать, о ком идет речь.
Это тебе последний шанс, подумал он. Посмотрим, как ты его используешь.
— Нет, он только прислал любезное письмо с приглашением, — промямлил «достоевский». — Написал, что у них предусмотрена система гибких скидок.
— Договоримся так, — сказал Николай Григорьевич, сделав новую паузу. — Завтра вы получите деньги на лечение. Все, сколько нужно на операцию и проживание. Пусть ваша супруга с дочкой вылетают завтра же вечером. Билеты им будут заказаны, не беспокойтесь.
Семен Яковлевич издал в трубку нечто вроде нервного всхлипа. Похоже, он не верил услышанному.
— Я сделал для вас все, что в моих силах, — сказал Николай Григорьевич. — Насколько я понимаю, с такой операцией лучше не медлить.
— Да, он это тоже написал, — хрипло сказал «достоевский». — Просто не знаю, как вас благодарить.
— Не надо вам меня благодарить, — раздраженно сказал Николай Григорьевич.
В это время послышались трели сотового.
— Итак, пусть ваши жена и дочка готовятся к завтрашнему отлету, — повторил Николай Григорьевич, взяв в руки трубку сотового. — Завтра вас известят.
— А можно?.. — спросил было «достоевский», но Николай Григорьевич положил уже трубку на рычаг, как крышку на гроб. И сразу включил «сотовый».
— Есть адрес, телефоны и факс фирмы, которая будет перестраивать дачу Портнова, — доложил Свирид.
— Оперативно, — похвалил Николай Григорьевич. — Исправляешься. Завтра же берем их в разработку, не теряя времени. И завтра я буду у тебя, подготовь к моему приходу записи, о которых мне говорил.
12
Герман Шестаков, прилетев в Москву, связался с Турецким, и тот велел немедленно ехать на службу.
— Ну, что ты там накопал в вечной мерзлоте? — спросил Турецкий, едва он вошел в кабинет. — Показывай свои наработки. Ты смотри мои бумаги, а я — твои. Может, найдешь что-нибудь интересное незамыленным глазом.
— Имеем кое-что, — сказал Гера, передавая Турецкому папку с документами.
— Понятно… — протянул Турецкий, листая его бумаги. — Выходит, стреляли в этого Афанасьева из той же самой винтовки?
— Получается, что так, — кивнул Гера. — Вот это и есть самое непонятное. Возникают вопросы. зачем, во-первых, было убивать этого Афанасьева? второе — только об этом и думаю денно и нощно: зачем было тащить туда, в архангельские леса, дорогостоящего снайпера, чтобы застрелить безобидного зэка, про которого все давно думать забыли? Ведь никому от него ни холодно ни жарко. И третье — зачем было стрелять в него из той же «замазанной» винтовки, из какой убили Артемова, а до этого еще двоих? И тоже ночью.
— М-да… Какой-то ночной снайпер на нашу голову, — сказал Турецкий. — Который не расстается со своей винтовкой! Может, она у него заговоренная?
— Ну, Афанасьева он как раз шлепнул средь бела дня, во время построения. Там сначала не поняли, в чем дело, может, пырнул кто-то сзади? Что, не могли дать ему другую винтовку? Снайпер хорош, когда нужно кого-то чисто замочить, чтобы не осталось следов. И тех парней, которых убили и сожгли в автобусе, наверняка с той же целью зачистили, не иначе… А с другой стороны, будто специально подкинули нам эту пулю, попавшую Афанасьеву в лоб, — сказал Гера. — Чтобы мы лишний убедились, что стрелял тот же самый стрелок! Это что, вызов?
— Давай по порядку, — нахмурился Турецкий. — Я бы обозначил это по-другому: зачем убивать помощников депутата, а потом устраивать покушение на него самого? Нельзя ли было сделать это сразу?
— Все-таки ты хочешь сказать, будто его запугивали, предупреждали, убивая его партнеров-помощников, прежде чем добраться до самого? — спросил Гера.
— Чтобы он не выступил со своими разоблачениями, — встряхнул головой Турецкий. — Ведь пытались-то его взорвать, когда он ехал в Думу со своими разоблачениями! А они об этом узнали. Но это только на первый взгляд. Ну не тянет он на бескорыстного борца с коррупцией и привилегиями, хоть ты меня убей… Такое впечатление, что меня подталкивают именно к этой версии…