— Тебя ждал. Ну и, возможно, каких-то известий от милиции. Они уже возбудили дело об убийстве Артемовой, провели расследование по свежим следам, и кто знает, может, уже что-то нарыли.
— Свежак — это хорошо, — согласился Гера. — Плох тот следачок, что не любит свежачок. А о моих делах послушать желаешь?
— Ты же все рассказал по мобильному. Или потом до тебя тоже что-то дошло?
— По мобиле все не расскажешь, — вздохнул Гера. — Местный шериф мне сразу не понравился. Думаю, я ему тоже. Уж больно он заискивал да в глаза заглядывал. Хотел узнать, какого черта и кого конкретно мы там искали. Короче, пока я листал журналы — ты только матом не ругайся, Леня в гараже впарил в его «Волгу» «жука» самой последней тайваньской модели, согласно моей санкции.
— Ты понимаешь, что творишь? — насторожился Турецкий. — Ты что, забыл, где работаешь?
— Борисыч, остынь! Я знаю, что ты против партизанщины! Я же не утверждаю, что аудиозаписи, полученные таким, прямо скажем, незаконным способом, могут служить вещдоком для нашего родного суда. Это всего лишь способ проверки твоей же и Вячеслава Ивановича версии относительно причастности подмосковной милиции к серии убийств, совершенных нашим ночным снайпером. И только! Я ведь как рассудил? Он же должен позвонить заказчику насчет нашего приезда? Должен. Причем срочно. Но не из отделения же, правильно? И не из дома, куда надо еще добираться. А из «Волги», чтоб никто посторонний не услышал. Ты следишь за моей логикой?
— Где ты взял эту подслушку?
— Борисыч, ну ты же важняк, а не наивняк! Да их сейчас по Москве — навалом. В Митине на радиорынке купил на свои кровные. Нельзя? Имею я такое право в нерабочее время, когда я не работник правоохранительных органов, а рядовой покупатель, раз они там открыто продаются?..
Его оборвал звонок телефона, и Турецкий снял трубку. Выслушал, кивая, сообщение, потом взглянул на Геру:
— Из милиции звонили. Нашли винтовку с оптическим прицелом. Как только передадут нам дело, мы ее осмотрим… Что касается твоей прослушки, ты мне ничего не говорил, а я ничего не слышал, — спокойно продолжал он. — И я ничего не знаю и знать не желаю. Кроме одного: где можно послушать запись разговоров из машины начальника катуарской милиции?
— У меня дома. Я переадресовал на свой домашний номер, автоответчик все запишет. Лизе я сказал, чтобы сегодня не поднимала трубку до моего возвращения домой.
— Она что, еще в Москве?
— Да! — с вызовом ответил Гера. — Продлила командировку! А что, и это нельзя? Или противозаконно? Что ты так на меня смотришь?
— Дело ваше… Ты хоть снял там свою реплику, куда, на какой номер попал абонент?
— Обижаешь… Это самым первым делом. Нечто я не понимаю? Чтоб никаких щелчков и посторонних голосов в трубке. И мне сейчас прямо не терпится домой. Слушай, поехали ко мне, возьмем по пиву… Лиза нам чего-нибудь приготовит, ну? Или тебе надо собираться в Париж?
Дома у Геры было непривычно чисто. Смущенная Лиза, откидывая непослушные пряди русых волос с раскрасневшегося лица, спешно домывала полы.
Когда пили чай, Лиза спросила у Турецкого:
— Александр Борисович, ну и как вам эти телефонные счета из Архангельска, пригодились?
— Спасибо, — пожал плечами Турецкий. — Но, как выяснилось, это Коптев звонил в Москву своей сестре Наталье. Непродолжительные разговоры, типа здравствуй, как дела… Пока мы вплотную не проверяли, все ж заняты.
— А вы разве не обратили внимание на даты и периодичность звонков? — спросила девушка. — Коптев, за день до гибели Афанасьева в исправительном лагере и своей гибели в этом автобусе, звонил несколько раз подряд сюда, в Москву. И это были, кстати, самые продолжительные звонки! Может, она была посредником и передавала их дальше, по назначению?
Турецкий и Гера переглянулись.
— Черт… — присвистнул Гера. — А я и не заметил… Александр Борисович вот тоже не обратил внимания… Что ж ты сразу-то не сказала!
— А ты не чертыхайся! — сказала она. — Ты и не спрашивал. Думаешь, я просто так сюда летела?
— Ну почему просто… На крыльях любви… — Гера обнял ее за плечи.
— Лиза, вы это точно помните? — спросил Турецкий.
— Вы мне не верите? — обиделась она.
— Извините… — качнул головой Турецкий. — Раз так, то кое-кому из присутствующих давно пора на пенсию… Это мне уже второй звонок…
— Уйдем только вместе, — сказал Гера. — Ну так что, послушаем автоответчик? Может, там ничего и нет.
— Странно… — будто не слышал его Турецкий. — Ну да, нам почему-то казалось, вернее, так хотелось, чтобы эти звонки были адресованы прямо заказчику, и тогда мы его сразу вычислим… А раз этого не случилось, мы были разочарованы, что не сможем сразу закрыть это нехорошее дело… Бывает… Завтра же, ты слышишь, посмотри телефонные счета! — сказал он Гере. — А сейчас давай послушаем твой автоответчик.
Гера кивнул, нажал на перемотку. Стали слушать. Сначала шли звонки людей, попавших не на тот номер. Но потом пошел разговор, сразу вызвавший повышенный интерес присутствующих.
— «Это я… — сказал голос. — Извини, если помешал…»
— Это, похоже, начальник их милиции, — пояснил Гера. — Ну, местный шериф.
— «А что стряслось? — спросил другой голос.
— Слушай, тут ко мне следаки нагрянули из Генпрокуратуры. Журналы смотрели…
— Да? Это интересно… А кто именно приехал? И чего у тебя искали?
— Вот записал… Один Герман Шестаков…
— Есть такой. — Второй голос казался теперь еще более встревоженным. — А второй?
— Барышников Леонид. Эксперт. Знаешь такого?
— Знаю. А что хоть искали?
— Шестаков рылся по журналам, смотрел личные дела, больше интересовался теми, кто воевал в Чечне…
— М-да? Это уже серьезно. И что дальше?
— Поехали домой к одному из них, к Воронину, что уволен с полгода… А тот уже лыка не вяжет. Других не было дома. Но Шестаков решил их не ждать, только посмотрел на Воронина и уехал обратно в Москву.
— А кем служил этот Воронин?
— Снайпером, я рассказывал тебе про него.
— А, тот, запойный?.. Помню.
— Ну и как? Что об этом думаешь?
— Серьезно. Серьезней некуда. Знают, где копать. А что делал второй, он-то чем занимался?
— А, этот, Барышников? Машинами. В нашем гараже торчал, искал там чего-то.
— Что значит — искал чего-то?! — повысил голос собеседник катуарского „шерифа“. — Что именно он осматривал? При нем в гараже был кто-нибудь из твоих сотрудников?
— А зачем? Кто понимает, чем он там занимается?.. ну посмотрели — он под машиной лазит, чего-то там мажет… Пусть себе ковыряется.
— Слушай, а шины ты там заменил, как я тебе говорил?
— Григорьич, ты бы только знал…
— Не забывайся! Сколько раз предупреждал!
— Извини… Не, в натуре, ведь тут каждому дай дефицит! Только мы новые получили, шипованные, немецкие, и сразу очередь выстроилась. И прокурору нашему, и председателю исполкома на его „Волгу“, и директору рынка, у него тоже лысые…
— Все, заканчиваем разговор!
— Зря ты, ничего такого они не нашли, я бы знал…
— Заканчиваем, говорю! Сейчас бросай все, садись в машину, ничего там не трогай, никому не звони, и сразу ко мне! И не вздумай мне снова звонить! Я тебе, мудило, все на месте объясню…»
Послышались длинные гудки, и Турецкий с Герой озабоченно переглянулись, после чего одновременно взглянули на часы. Гера посмотрел на отметку времени на дисплее автоответчика.
— Черт… Получается, четыре часа прошло после их разговора… эх, поздно мы спохватились!
— Я, честно признаться, ничего не поняла. — Лиза порозовела, переводя взгляд с одного мужчины на другого.
— Я тебе потом все объясню, — ответил Гера.
— Почему, можно и сейчас… — сказал Турецкий. — Гера и Леня установили подслушивающее устройство в милицейской «Волге», в том гараже, где стоит «уазик», который, по нашему предположению, был использован при совершении убийства.
— А разве это законно? — спросила она.
Турецкий только развел руками.
— Одним словом, — продолжил он, — если бы мы услышали этот разговор в режиме реального времени, то, зная «Волгу» и ее номер, могли бы ее перехватить и проследить адрес, по которому она направляется. Ясно же, что этот «Григорьич», как только услышал про Барышникова, оставленного в гараже, сразу просчитал, что Леня обязательно поставит в машину начальника местной милиции «жучка». И ведь угадал! Как если бы всю жизнь работал с ним вместе… Тертый попался…
— И что теперь? — спросил Гера. — Разве не сбылась догадка МУРа и лично Вячеслава Ивановича, что это именно та машина?
— Сбылась… Посмотрим, что скажет экспертиза по поводу шин твоего «уаза», — задумчиво сказал Турецкий. — Хорошо, что их не сменили, по-моему…
— Ты не уверен, что это те самые? — удивился Гера.
— Не в том дело. Я просто пока не знаю, что предпримет этот «Григорьич», как его по неосторожности назвал твой шериф из Катуара. Вернее, не знаю, что я предпринял бы на его месте. Тем более что он теперь знает, кто им занимается и что мы вышли на верный след. Сейчас наверняка у него в руках твой «жучок» с Митинского рынка.
— Думаешь, подаст на нас жалобу в суд? — хмыкнул Гера.
— Нет, конечно, но теперь он точно знает, что знаем мы и откуда ему угрожает опасность.
Турецкий взглянул на часы и поднялся.
— Спасибо! — Он пожал руку Лизе. — Мне, пожалуй, пора домой. И до встречи. Что вам привезти из Парижа?
— Эйфелеву башню, — сострил Гера. — Эту самую большую в мире нефтяную вышку, не давшую ни грамма нефти.
— Ничего не надо, не слушайте вы его, Александр Борисович! — отмахнулась она от Геры. — Я сама послезавтра улетаю в Архангельск, так что не знаю, когда свидимся…
— Когда снова прилетите в Москву, — улыбнулся Турецкий. — Уже насовсем… Ну а ты сам знаешь, чем без меня тут заняться, — сказал он Гере.
Утром Барышников принес и выложил на стол Герману Шестакову результаты экспертизы. Следы от шин «уазика» катуарской милиции и те следы, что оставила машина возле школы, были идентичны. Каких-то других следов в машине, идентичных тем, что обнаружили уже в школе или под Архангельском, где был убит заключенный Афанасьев, обнаружено не было.