Служба по делам индейцев
– Какие у тебя сигареты?
– «Лаки страйк».
– О, хорошо. То есть, черт возьми.
Джагги протянула Барнсу сигарету, и они сели на кухне за стол с белой эмалевой столешницей, на которой Джагги обычно сразу после ужина месила тесто. Ранним вечером она принялась протягивать дрожжевое тесто между большим и указательным пальцами, сомкнутыми в кольцо, и делить его на порции, все время напевая под музыку, доносящуюся из радио. Теперь все булочки испеклись и лежали на противнях под чистыми кухонными полотенцами на стойке для выпечки. Воздух благоухал запахами свежего хлеба и табачного дыма. Она сделала радио потише, но все еще могла слышать одну из песенок Джонни Рэя[104].
– Вот это жизнь, – произнесла она довольным голосом.
– Вот это жизнь, – грустно промямлил Барнс.
– Да что с табой такое?
– Это ни для кого не секрет.
Уголки его рта опустились.
Черт возьми, все в этом человеке, похоже, поникло, подумала Джагги. Хорошо, что у моего парнишки нет этой проблемы. Потом ей стало стыдно за свои мысли. И она отнеслась к Барнсу так, как, верно, хотелось и ему самому: она его пожалела.
– Просто выкинь из головы, – посоветовала она.
– Тебе легко говорить. Ведь это твой сын увел у меня Пикси.
– Знаешь, Стог Сена, ты должен меня сейчас выслушать. Никто не в силах украсть сердце девушки, особенно такой, как Пикси. Она выбрала мужчину, которому захотела отдать сердце, вот и все. Просто выкинь из головы.
– От тебя никакой помощи.
– Оглянись вокруг. Черепашьи горы славятся красивыми женщинами.
– Так мне говорили.
– О, перестань нести чушь. «Мне так говорили!» Это правда, и ты это знаешь. Просто позволь взгляду поблуждать по сторонам. Ты начинаешь выглядеть круглым дураком.
– Мне все равно.
– Ты встречался с Валентайн?
– Я ее боюсь. Она кусается. А еще она пару раз смеялась надо мной после буш-данса.
– Она, между прочим, наполовину моя племянница.
– Что?
– Не бери в голову. Просто сходи с ней на свидание.
– Она слишком остра на язык. Она бы меня отбрила.
– Я попрошу ее за тебя.
– Скажи ей, чтобы она не кусалась.
– И этого боится такой большой мужчина, как ты? Настоящий цыпленок.
– Я заболею бешенством.
Он улыбнулся. Может быть, укус такой девушки был не так уж плох. Барнс затушил сигарету в правительственной пепельнице. Джагги взяла тяжелую стальную ложку с надписью «СДИ». Служба по делам индейцев. Она помешивала чай этой гигантской ложкой, ожидая ответа. Он больше ничего не сказал, и она восприняла это как согласие.
Валентайн жила вне резервации, на главной дороге. У ее семьи был небольшой бизнес по ремонту автомобилей, так что машины стояли повсюду, готовые к разборке на запчасти. Джагги подъехала и припарковалась рядом со старым, но до сих пор элегантным фордом «Модель Т»[105], стоявшим без колес на паре бревен. Лемон, ее брат по отцу, вышел из дверей симпатичного дома, покрытого облупившейся краской.
– У тебя славный табун машин, – сказала Джагги.
– По крайней мере, они остаются на месте, – отозвался Лемон. – Не то что Гринго прошлой осенью.
Джагги рассмеялась.
– Старина Гринго вечно выкинет какое-нибудь коленце. Где Валентайн?
– Зачем тебе понадобилась Валентайн? Она вот-вот вернется домой.
– Мне нужно ее кое о чем спросить. Я подожду.
Когда они шли по утоптанному серому снегу двора, послышался звук двигателя и Дорис Лаудер свернула на подъездную дорожку. Валентайн, смеясь, вышла из машины и помахала подруге рукой, чтобы та уезжала.
– Ты по какому делу? По женскому? – спросил Лемон.
– Да. Можешь идти, – сказала Джагги, подходя к Валентайн.
– Привет, тетушка.
– Привет, девчоночка. Стог Сена хочет пригласить тебя на свидание.
– Знаешь, – произнесла Валентайн, скроив недовольную гримасу и глядя на свои варежки, которые она надевала только тогда, когда рядом не было Дорис или Пикси, – я устала подбирать использованных кавалеров Пикси.
– Пикси никогда им не пользовалась, – возразила Джагги. – Он совершенно новый, по крайней мере сейчас.
– Да, никогда не пользовалась, но все же. Он какой-то подержанный.
– Ради всего святого! Ты единственная, кто им пользовалась. Ты его погрызла. Он тебя боится. А к тому же, – солгала Джагги, – он устал от Пикси.
– Вот как?
– Очень устал.
– Ну, тогда он может пригласить меня на свидание сам.
Тон голоса Валентайн был оскорбительным.
– Не знаю, зачем ему это, мисс Зазнайка, – ответила Джагги. – На самом деле я не думаю, что ему стоит с тобой связываться. Я бы на его месте передумала.
Джагги потопала к своей машине, бормоча что-то себе под нос.
– Подожди! – крикнула Валентайн.
Но Джагги уже нажала на газ и с ревом умчалась.
В тот вечер, вскоре после ужина, Барнс подошел и предложил Джагги еще одну сигарету.
– Я уже ухожу, – проворчала она.
– Просто хотел поблагодарить.
Барнс выглядел на удивление жизнерадостным. Джагги выглядела просто удивленной.
– Валентайн пришла сама и пригласила меня на свидание.
– Ну и ну, – произнесла Джагги, беря сигарету. – Моя маленькая племянница приходит в себя. Это впервые.
– Не смей так говорить о моей девушке! – вскипел Барнс.
– Девушка! Моя, моя, моя. – Она выпустила колечко дыма, затем еще одно, прямо сквозь первое, и удовлетворенно ухмыльнулась: – Хочешь совет?
– И да, и нет.
– Я все равно его дам. За еще одну сигарету. Последнюю перед тем, как я действительно уйду. Не гоняйся за ней. Не уделяй ей слишком много внимания. Она из тех, кому нравится, когда мужчина немного сдерживает себя.
– Ты думаешь, я слишком гонялся за Пикси?
– В последнее время да.
– Ладно, забудь о ней. Я понял. Буду сама вежливость и любезность.
Черта с два ты таким будешь, подумала Джагги. Это как раз то, что сказал бы человек, который не является ни тем, ни другим.
– Будь как Кэри Грант[106], – проговорила она наконец. – Не позволяй чувствам отражаться на лице. Просто используй глаза. И уголок рта.
Рта?
Выражение отчаяния промелькнуло на лице Барнса. Он подумал о красивом ротике Валентайн и о блеске ее острых зубок между губами. Как мог мужчина, готовый принять удар правой, так нервничать из-за голливудской улыбки?
Бегун
По дороге домой с работы Томас краем глаза заметил что-то тревожное. Мальчишка бежал рядом с машиной, не отставая от него. Томас набрал скорость двадцать миль в час, перешел на тридцать, разогнался до сорока, потом до пятидесяти, а мальчишка все бежал и бежал. Томас чувствовал на себе его взгляд. Он знал, что если оглянется, то не сможет снова внимательно следить за дорогой. Потому что, конечно, мальчишкой окажется Родерик. Он знал, что бегун был галлюцинацией и что двух-трех часов сна в сутки на протяжении недели было недостаточно. Мальчишка свернул в сторону, как только Томас добрался до поселка, и остаток пути домой он ехал очень осторожно. К тому времени от страха он почти проснулся и теперь боялся, что не заснет.
– Я снова видел Родерика, – сообщил он Роуз за завтраком: немного оленины, картофель, овсянка. – Бежал рядом со мной по дороге.
– Я поеду с тобой сегодня вечером, – сказала Роуз.
В тот вечер она поехала с ним на работу. Стоял сильный холод, и дул сильный ветер. Поземка ползла по дороге, рисуя причудливые узоры, которые извивались и изгибались в свете фар.
– Иногда меня гипнотизируют эти снежные змеи, – признался Томас.
– Я ущипну тебя, если будешь смотреть остекленевшим взглядом, – пообещала Роуз.
– Ну, тогда ущипни меня хорошенько за подходящее место.
– Противный. В любом случае я не собираюсь для тебя петь.
Единственными песнями, которые когда-либо пела Роуз, были бессловесные и монотонные колыбельные, которые сразу же усыпляли детей.
– Кроме того, я приготовила тебе на ланч несколько сюрпризов, – сообщила она. – И в качестве самого большого сюрприза я собираюсь заставить тебя отдохнуть. Я буду дежурить, а ты хорошенько вздремнешь.
– Я полагаю, это против правил.
– Кто узнает?
Они тихо покатили дальше.
– Разве один Родерик, – улыбнулась она. – Но он никому не скажет.
– А ну, не смей шутить насчет моего призрака, – сказал Томас. – Мы неплохо возобновили стародавнюю дружбу.
– Вы разговариваете друг с другом?
– В основном это монолог. Но, опять же, иногда я слышу слова в голове. Вещи, которые он сказал давным-давно.
– Ты сходишь с ума, дорогой.
– Вот этого я и боюсь, милая.
– Как долго продлится вся эта заваруха?
– После того как мы съездим в Вашингтон, я сделаю перерыв.
– Ты не замечаешь, но нам всем тяжело.
– Замечаю.
Томас взял ее за руку, за сильную узловатую руку, которая никогда не знала девичьей нежности. Еще в ту пору, как она была маленькой девочкой, ее уже знали как хорошую работницу. По этой части она могла превзойти кого угодно. Так сказала ее родная мать. Основой их брака была работа, каждый включался в нее, когда другой слабел, как сегодня вечером. Он сжал ее руку. Она ответила тем же. Вот как они иногда разговаривали. Они подошли к двери как раз в тот момент, когда Лабатт из нее выходил. Он отдал честь. Вышел и с трудом убедил свою машину завестись. Они слышали, как она несколько раз чихнула и фыркнула, прежде чем Лабатт с ревом и снопом искр, посыпавшихся из глушителя, рванул по дороге, пока его не остановил новый громкий хлопок, после которого он, наконец, медленно покатил к дому.
– Он ездит на работу на собственной машине, – сказал Томас. – Но ему следует показать ее Лемону.
Роуз положила вещи на скамейку, придвинув ее к письменному столу. Она последовала за мужем, когда он отправился в первый обход, а затем долго сидела в туалете. Ей не могла не понравиться сантехника. Когда она вышла, то улыбалась. Ее волосы были причесаны, а губы накрашены.