– Кто поверит в эту дурацкую историю о подглядывающем камне, видении на дне шляпы и золотых табличках?[113] Вся эта книга была предлогом, чтобы избавиться от индейцев, – проворчал Томас.
Роуз услышала его и начала смеяться.
– Все эти истории – бред сумасшедшего, если в них вникнуть, – сказала она.
Ее слова заставили Томаса задуматься. Какая духовная книга лучше? Святая Библия, преисполненная силы и поэзии, также полна небылиц. Томас находил их увлекательными, но, в конце концов, все они были просто историями, менее важными, чем история Небесной женщины, повесть о небожителях манидуг, сотворивших мир, и рассказы о Нанабожо[114]. Всем им, особенно книге без юмора, которую оставили ему Эльнат и Вернон, Томас предпочитал сверхъестественную фигуру Нанабожо. Он обманул уток, разозлился на собственную задницу и сжег ее. Наложил гору дерьма, чтобы спуститься, когда застрял высоко на дереве. Он располагал волком-племянником и не имел совести. Он нарисовал зимородка яркими красками и обманом накормил своих детей, когда те голодали. Он перекинул свой член через плечо, превратился в пень и сделал пенис похожим на ветку, на которую взгромоздился зимородок. Он убил бога, выстрелив в его тень, и создал все полезное и много необходимого, например смех.
План Господа
Постепенно стало ясно: Норберт даже не притворяется, будто его интересует что-то, кроме секса. Он не согревал ее. Никаких конфет для Бетти. Никаких разговоров о любви, никакого притворства. Они не ходили пить газировку, не катались по живописным местам, не ходили в кино в дни, когда показывали новый фильм, и даже не слушали радио, когда он останавливал машину. Он тут же переходил к делу. И это не могло понравиться Бетти, хотя она по-прежнему была не против того, чтобы запрыгнуть к нему на заднее сиденье. Однажды ночью ей удалось его притормозить. Все шло хорошо, ей становилось все жарче и радостней, но вдруг дверь машины открылась, и Норберт мгновенно соскользнул с Бетти. Во время соития он был прижат к двери, а его голова – к окну. Дверь, к сожалению, открылась, когда он менял позу и оказался между ее грудей. Он съехал с ее тела и, размахивая руками, упал животом на скользкую дорогу. Бетти было подумала, что защелка двери открылась сама по себе, но снаружи кто-то произнес:
– Не уделите ли мне минутку, чтобы я мог рассказать о плане Господа для вашей души?
Делегация
Луис не хотел оставлять своих лошадей. Мозес лежал с больной ногой. Их требовалось уговорить. В противном случае делегация, направляющаяся в Вашингтон, состояла бы всего из трех человек – Джагги Блу, Милли Клауд и Томаса Важашка. Они получили предложение остановиться в доме Рут «Ондатры» Бронсон. Она была исполнительным секретарем Национального конгресса американских индейцев и заправляла всей связанной с ним кутерьмой из своего дома, потому что у этой организации еще не хватало средств на офис в Вашингтоне. Вскоре после того, как они согласились, она сообщила, что все-таки не сможет их принять. Ужас. Но они нашли дешевый отель.
– Не думаю, что у меня получится, – проговорила Милли, обращаясь к Джагги. – Я не смогу спокойно сидеть перед кучей сенаторов. Я не доверяю своему голосу.
– Вы когда-нибудь раньше теряли голос?
– Нет. Но я могу что-нибудь ляпнуть.
– Такое с каждым может случиться.
– Мои ляпы просто ужасны.
Джагги умолкла. Милли действительно порой говорила вещи, которые оскорбляли людей или выводили их из себя. Что, если она скажет нечто подобное какому-нибудь сенатору и тем все испортит?
– А не могли бы вы сами рассказать на слушаниях о моем исследовании? – спросила Милли.
– Нет, черт возьми, – отрезала Джагги. – Я уже и так готовлюсь к тому, чтобы прочитать заявление Томаса, если он потеряет голос. Я совсем растеряюсь, коли мне придется думать и о вашем выступлении тоже.
– Давайте попросим Патрис занять мое место.
– Вы сошли с ума?
– Вы видели ее новые очки? Она выглядит очень серьезной. Патрис единственная, кто согласится штудировать мое исследование до тех пор, пока не выучит его вдоль и поперек. И у нее хорошо подвешен язык.
Джагги и Милли поехали на подшипниковый завод и стали ждать, когда Патрис закончит работу. Едва она показалась на парковке, они подошли к ней.
– Могу я подвезти тебя домой? – обратилась к ней Джагги. – Мы с Милли хотим тебя кое о чем спросить.
– Нет, спасибо, – сказала Патрис, но они продолжали настаивать, пока она не помахала рукой Дорис и Валентайн, давая им понять, чтобы они ехали без нее.
– Итак? – спросила она, садясь на заднее сиденье «ДеСото».
Милли обернулась и уставилась на нее сквозь свои неповторимые очки. Патрис уставилась на нее в ответ сквозь свои очки, столь же неимоверные.
– Теперь понимаете, что я имела в виду, говоря насчет очков? – проговорила Милли, когда они выехали на главную дорогу. – Они скрывают глаза Пикси. В них она гораздо менее симпатична, но это даже хорошо.
– Почему?
Патрис отчего-то чувствовала себя сбитой с толку. У нее появилось ощущение, словно такое уже происходило с ней раньше. Ах да, она вспомнила. Сначала был Баки, а потом, в последний раз, когда ее насильно посадили в машину, все закончилось тем, что ей пришлось надеть ядовитый костюм водяного быка и плавать в стеклянном резервуаре.
– Хорошо почему? – повторила она.
– Хорошо для дачи показаний в Вашингтоне, – пояснила Милли. – Я не могу этого сделать. Мне требуется все записывать, прежде чем я пойму, что должна сказать. А ты умеешь говорить решительно, по делу и без долгих раздумий.
– А зачем нужно уметь говорить без долгих раздумий? Разве вы не можете просто зачитать текст исследования?
– Меня станут расспрашивать.
– О нет. Я не в силах отвечать на вопросы. И я не знаю о вашем исследовании всего. Я не смогу этого сделать.
– Нет, сможешь, – убедительно произнесла Милли. – Ты не настолько глупа.
Патрис уже привыкла к манере Милли вести разговор.
– Я совсем не глупа, Милли. Но я нужна дома, должна работать.
– Совет племени поговорит с твоим начальником. А я помогу твоей семье.
– Вы все равно у нас часто бываете, – сказала Патрис.
– Делаю заметки, – откликнулась Милли. – Думаю, я могла бы переключиться с экономики на антропологию.
– Что бы это слово ни значило, – подытожила Джагги.
– Я не стану вас подменять, – решила Патрис. – Но я помогу вам готовиться к слушанию, Милли, так что вам все удастся и вы нас не подведете.
– И все-таки ты должна поехать с нами, – продолжала настаивать Милли. – На тот случай, если я действительно потеряю контроль и начну вести себя неприемлемым образом.
– Я бы совсем не возражала против этого, – наконец сдалась Патрис.
– Я призываю присутствующих на собрании к порядку.
Томас начал с формальностей, и, поскольку Милли сказала, что знает стенографию, именно ей было поручено вести протокол, включавший также заметки, сделанные Джагги на последнем собрании. Основная задача нынешнего заседания совета заключалась в том, чтобы решить, кто поедет в Вашингтон.
– Мозес?
– У меня болит нога. Так что я беру самоотвод.
– Луис?
– Плохое время года для лошадей.
Луис заставил чиновников округа и штата подписать письмо о поддержке требований индейцев. И он все еще работал с местными отделениями Американского легиона. Он мог подойти к кому угодно и получить подпись благодаря своему бычьему телу и милой улыбке. Он даже мог заставить людей жертвовать наличные деньги. Но он не хотел ехать в Вашингтон.
– Тебе обязательно нужно к нам присоединиться, чтобы все видели, какая у нас делегация.
– От меня не будет никакой пользы, – вздохнул Луис. – В конгрессе я смогу думать лишь об одном: о том, что они погубили моего сына.
Томас посмотрел на лежащую перед ним стопку бумаг и провел рукой по лбу. В тот день он очень устал и боролся с головокружением.
– Мы знаем, что Милли не хочет ехать, – продолжил Томас. – Но Патрис может отправиться с нами и поддержать ее морально, а то и заменить, если мы соберем еще немного денег. Кроме того, она может дать показания о подшипниковом заводе. А как насчет тебя, Джагги? Не подведи меня.
– Уж я-то не упущу возможности увидеть Вашингтон. Она подворачивается не каждый день.
– Это будет не туристическая поездка.
– Понятно. Но я готова зачитать ваше заявление, если вас затошнит на городской воде.
– Этого не случится, – возразил Томас, махнув рукой. – Я в завязке.
– Вам всем лучше быть в завязке, когда вы туда отправитесь, – предупредил Мозес.
– Тебе все-таки лучше поехать и присмотреть за нами, – рассмеялась Джагги. – Никто не знает, что может вытворить кучка сумасшедших чиппева.
– Нечего обманом втягивать меня во все это. Я старый человек.
– Это же твой единственный шанс прославиться, прежде чем ты умрешь, акивензи.
После окончания собрания, пока все шумно болтали друг с другом, Томас подвез Патрис и Милли. Как это часто теперь случалось, Милли зашла к Патрис. Войдя в дом, она села за стоящий у печки стол, достала карандаш, тетрадь и принялась зарисовывать одно из растений, которые регулярно собирала Жаанат. Милли пыталась восстановить форму его высохших листьев.
– Я должна вернуться летом, – вздохнула Милли. – Я не могу распознать эти растения, когда они все вот так высохли.
– Это мискомин, – сказала Патрис. – Мама использует ее для всего. Это женское растение. Помогает при спазмах, укрепляет матку, прибавляет молока. Но она использует ее и для других целей. Вот почему ее запасено так много. И вот это, гаагигебаг, тоже женское растение.
– Действительно, – пробормотала Милли.
Патрис воспользовалась практическим занятием по консервированию у торгового агента и принесла домой ящик с банками для матери. Поки сделал прочную стойку из стволов молодых березок и прикрепил ее к стене. Ряды банок, наполненных измельченными листьями и очищенными корнями, заинтриговали Милли. Другие лекарства были развешаны в углу или заплетены в длинные хвосты, как дикий лук, который так любила использовать Жаанат.