Этот испуганный голосок заставил Дэвида немедленно разжать руки и отступить назад. Он будто опомнился от какого-то помутнения разума и, поняв, что сделал, начал судорожно извиняться.
– Прости, прости, – быстро шептал он, – на меня что-то нашло. Наверное, это из-за того, что сейчас день…Прости.
– Ничего, – заплетающимся языком сказала Ольга, – я пойду.
Она выскользнула из ванной и в мгновение ока оказалась за дверью своей спальни, спрятавшись в ней от Дэвида. Её била крупная дрожь, так что было трудно стоять на ногах. Нервно хватая ртом воздух, она доползла до постели и без сил опустилась на неё. В таком состоянии с бешено колотившимся сердцем, то и дело испуганно вздрагивая, девушка просидела несколько минут, пока к ней не начала возвращаться способность думать. И первой мыслью, которая пришла ей в голову, была мысль о побеге – сейчас же одеться и, бросив всё, вернуться обратно в свою долину, забыть, как страшный сон всё, что с ней произошло. Она могла бы вмиг собраться, взяв только самое необходимое, и умчаться в аэропорт, а оттуда на самолёте попасть домой. В тот момент в ней говорил голос паники, оглушённая которым она даже с облегчением подумала, что Дэвид один не сможет последовать за ней и останется в Москве.
Поиски
Тёмные мысли заполнили разум Ольги, с одной стороны, побуждая её к действию – немедленному побегу, а с другой – завораживали её внимание, рисуя перед внутренним взором пугающий, гипертрофированный образ сошедшего с ума Дэвида, находившегося где-то за спасительной дверью спальни. Так она в нерешительности застыла посреди комнаты на полпути к шкафу с одеждой, не зная, стоит ли сейчас пытаться убежать или лучше подождать немного, пока оборотень успокоится. Поразмыслив, Ольга решила для начала выяснить обстановку, для чего она цыпочках подошла к двери спальни и стала прислушиваться к тому, что происходило в другой части квартиры.
Сначала она не услышала ничего, кроме бешеного стука собственного сердца – казалось, что всё в доме затихло. Прождав так минуты две, Ольга, наконец, решилась приоткрыть дверь, но едва она коснулась ручки, как звук шагов, раздавшийся из дальнего конца квартиры, заставил её остановиться и в страхе замереть на месте. Шаги были явно человеческими – знак того, что Дэвид не превратился обратно в волка – и они медленно приближались к спальне, отчего затаившейся там Ольге хотелось провалиться под землю. Но, к облегчению девушки, Дэвид так и не дошёл до её комнаты, а остановился где-то около выхода из квартиры. Ольга не сразу поняла, зачем он это сделал, но услышав, как открылась защёлка двери, догадалась, что он собрался уйти. Последовавший за этим звук захлопнувшейся двери подтвердил правильность её догадки – Дэвид покинул квартиру.
Первой реакцией Ольги на уход Дэвида было облегчение, даже радость, она и не подумала о том, что на улице он уже не сможет сохранять человеческий облик, а снова станет волком. В тот момент она понимала лишь, что он ушёл, а, значит, она могла его больше не бояться. Однако минуту спустя Ольгу посетили сомнения, она представила, как Дэвид один бредёт в волчьем облике по улицам Москвы, как оглядываются на него удивлённые его видом прохожие. Каково ему будет там? Не случится ли с ним чего-нибудь плохого? Задавшись этими вопросами, она сразу мысленно увидела, как волка хватают работники санитарной службы и сажают его в клетку, или как его пытается пристрелить какой-нибудь живодёр с пистолетом, возомнивший себя борцом с бродячими собаками. Да и вообще, мало ли на улицах современного города опасностей для бездомного животного? В конце концов, волк мог просто попасть под машину или заболеть.
Представляя себе всё те беды, которые могли обрушиться на Дэвида на улицах Москвы, Ольга постепенно избавлялась от страха перед оборотнем, который сменялся опасениями за его жизнь и здоровье. В то же время она начала понимать, что ничего ужасного Дэвид не сделал, и она совершенно зря так отреагировала на его слова. С разума девушки словно спала пелена какого-то недолгого помешательства, и всё, что недавно произошло между ней и Дэвидом предстало ей в совершенно другом свете. Она будто увидела всю ситуацию со стороны и поняла, как глупо повела себя, когда показала Дэвиду, что испугалась его, и тем более, когда убежала из ванной, спрятавшись от него в своей комнате.
«Что я наделала, – с ужасов подумала Ольга, – он теперь не вернётся! Ну зачем, зачем я кричала на него? Зачем показала, что испугалась его так, будто он монстр? Он ведь поэтому и ушёл – потому, что я смотрела на него, как на чудовище! Что же теперь делать?».
Что делать, Ольга сообразила быстро – не переодеваясь, только накинув на домашнюю одежду куртку и запрыгнув в уличные мокасины, она выскочила из квартиры вслед за Дэвидом. В спешке она даже сначала забыла о лифте, но, вспомнив о нём на пятом этаже, всё равно не стала вызвать, чтобы не ждать, пока он приедет. Добравшись до первого этажа, она выпрыгнула из подъезда на улицу, и только здесь холодный осенний дождь и ветер вернули её к действительности, заставив вспомнить, что одета она вовсе не для прогулок. Естественно, Дэвида уже и след простыл. Пытаться разыскать его, бродя по улицам в халате, не следовало, иначе поиски могли закончиться очень быстро в ближайшей психбольнице. Поэтому Ольге пришлось вернуться домой, чтобы одеться подобающим образом.
Десять минут спустя она снова вышла на улицу и под проливным дождём принялась обыскивать все близлежащие дворы. Но поиски эти были малоуспешны, так как Ольга не представляла, в какую сторону мог пойти волк, и спросить, не видел ли его кто-нибудь, было не у кого. И всё же девушка не сдавалась, она упорно продолжала искать до тех пор, пока не начало темнеть, и к этому времени успела облазить все подворотни в радиусе нескольких километров от её дома, но увы, это не дало никакого результата.
Лишь в глубоких сумерках Ольга вернулась обессиленная к своему подъезду и поднялась в квартиру, а там, едва она переступила порог, на неё напало уныние. Пускай Дэвида не было рядом с ней всего несколько часов, но девушка уже чувствовала, как ей его не хватает, а мысль о том, что она может больше его не увидеть, отзывалась в её сердце глухой тоской. Пока Ольга бегала по улицам, разыскивая своего волка, она не ощущала так явно, насколько её испугал его уход. Только оказавшись в пустой квартире, она начала понимать, как много значило для неё присутствие Дэвида и как тяжело ей было выносить одиночество. До его появления даже будучи совсем одна, она не чувствовала себя одинокой, а теперь, когда она привыкла, что Дэвид в образе волка или человека постоянно был рядом, с его уходом ей стало холодно и неуютно. Как часто это бывает, Ольга начала понимать, что значил для неё Дэвид, лишь после того, как потеряла его.
За этот вечер Ольга много раз мысленно возвращалась к тому моменту, когда Дэвид, поддавшись порыву или, быть может, в забытьи начал говорить ей о своих чувствах. Конечно, он мало что успел сказать прежде, чем она прервала его, но и этого было достаточно, чтобы понять… И каждый раз, думая об этом, Ольга задавалась вопросом, что же именно так испугало её? Только ли внезапность и форма проявления чувств Дэвида или само наличие подобных чувств к ней? Сначала девушка мысленно уверяла себя, что её вывело из равновесия именно то, с каким жаром, почти на грани помешательства говорил Дэвид. Она убеждала себя, что испугалась того, будто это сущность оборотня затуманивает его человеческий разум, что ей показалось, словно Дэвид потеряет над собой контроль и ненароком убьёт её. Однако постепенно Ольга начала понимать, что, пытаясь объяснить свою реакции подобным образом, она просто обманывает себя. На самом деле испугалась она вовсе не сущности зверя, якобы рвавшегося из Дэвида наружу, а вполне человеческих его чувств.
«Он сказал, что смотрит на меня, как на девушку…, – говорила себе Ольга, в задумчивости прохаживаясь из одного конца гостиной в другой. – Это же очевидно, он всего лишь хотел сказать, что… влюбился в меня? Нет, с чего бы это вдруг? Но, с другой стороны…, почему бы и нет? Во всяком случае, это всё объясняет. А как же я себя повела? Потребовала, чтобы он отпустил меня, словно он мне противен, но ведь это не так…».
А как это было на самом деле, какие чувства Ольга сама испытывала к Дэвиду, она сказать не могла. Во всяком случае, в тот момент она совершенно точно знала, что Дэвид, хотя он и был оборотнем, не вызвал у неё отвращения или неприязни, иначе почему она решила помочь ему? Но он, скорее всего, подумал иначе, когда она потребовала отпустить её и убежала. Никому не хочется быть отвергнутым, а если это происходит, то у отвергнутого, естественно, появляется желание немедленно уйти…
Весь этот хаос переживаний, так внезапно возникший перед ней, ставил Ольгу в тупик, так как она впервые в жизни столкнулась с подобным. Конечно, она теоретически знала, что бывает в жизни влюблённость и порождённые ею сложности во взаимоотношениях людей, однако на практике ей ещё ни разу не приходилось решать задачи, в которых одной из переменных было бы чувство к ней какого-либо парня и тем более такого, мягко говоря, необычного, как Дэвид. Подобные вещи, хотя и происходили неоднократно в непосредственной близости от неё – например, с её друзьями, – никогда не затрагивали её собственную жизнь. Любовные переживания ни разу не затрагивали её сердца, и потому Ольге было очень нелегко разобраться в сложившейся ситуации.
И всё же, несмотря на полное отсутствие опыта в этом отношении, девушка, благодаря какому-то, вероятно, чисто женскому чутью, сумела понять, что даже если бы Дэвид не был оборотнем, она всё равно испугалась бы его внезапного объяснения. И причина этого была вовсе не в том, что Ольга не чувствовала никакой взаимности, а как раз в том, что слова Дэвида пробудили в ней внутренний отклик. Она испугалась совсем не его поведения, а тех эмоций, которые оно вызвало в ней самой, эмоций для неё совершенно новых, а потому пугающих. Ольга всю свою сознательную жизнь относилась к тем людям, у которых мысль довлеет над эмоцией, идеи всегда руководили её действиями с той же ярой силой, с какой поведением других людей порой руководят чувства и сиюминутные порывы. Поэтому, внезапно, ни с того ни с сего осознав в себе движение какой-то новой, непонятной и волнительной с