Тем временем голоса становились всё ближе, обладатели их явно были нетрезвыми и, всё ещё оставаясь невидимыми, уже внушали Ольге жуткий страх. К ней подступала паника, она шла так быстро, как только могла, но этого было недостаточно – ворота парка по-прежнему были где-то очень далеко от неё. Наконец, Ольга решилась побежать, хотя, если бы ей и удалось покинуть парк, это всё равно не гарантировало ей безопасности, так как ближайшие к нему улицы вовсе не были многолюдными. И всё же она не могла придумать ничего лучшего, так как остаться в парке ей было просто страшно. Но за миг до того, как шедшие следом за ней люди уже должны были выйти на её аллею, перед Ольгой возникло невероятное видение. Словно серая комета в мгновение ока аллею парка прямо перед ней перебежал огромный мохнатый зверь. Он остановился на самом краю дорожки, на границе света фонаря и тени деревьев, и в прозрачных его глазах сверкнуло знакомое выражение.
– Дэвид, – прошептала Ольга, бросившись к волку.
Но едва она подбежала к тому место, где только что стоял волк, как он уже скрылся за стволами деревьев. Ольга, не раздумывая, бросилась за ним и скрылась с аллеи как раз в тот миг, когда на ней появились горланившие на весь парк мужики. О том, что где-то здесь была девушка, они ничего не знали и просто прошли по аллее до самого выхода из парка, а там свернули на одну из близлежащих улиц. Но Ольга к тому моменту уже и думать забыла о них, её теперь интересовало только одно – найти среди деревьев и кустов парка своего волка. А он и не думал от неё прятаться, поэтому девушке очень скоро удалось его обнаружить. Волк спокойно сидел, дожидаясь её посреди крохотной полянки, образовавшейся под раскидистыми кронами двух особенно больших дубов. Наконец, увидев его, девушка застыла на месте, словно боялась спугнуть, и в то же время не верила своим глазам. Она стояла неподвижно до тех пор, пока волк сам не решил к ней подойти. Лишь когда он оказался так близко, что она могла протянуть руку и коснуться его шерсти, с Ольги точно спал ступор, и она с судорожным выдохом опустилась на колени и обняла волка за шею.
Ольге казалось, что она целую вечность могла бы так сидеть на холодной, покрытой опавшей листвой земле, ощущая на своём лице прикосновение густой, жестковатой волчьей шерсти. Первые мгновения, когда они с волком встретились, девушка радовалась так, словно тот воскрес из мертвых, может быть, она даже плакала, хотя и не осознавала этого. В один миг боль и тоска, непрестанно преследовавшие её на протяжении последних двух недель, исчезли без следа, и на их месте теперь была только радость, а за ней пришёл и покой. Когда же Ольга смогла отпустить волка, она поняла по его горящему взгляду и усиленно вилявшему из стороны в сторону хвосту, что он рад встрече не меньше её.
– Прости меня, – сказала Ольга, как только нахлынувшие эмоции дали ей возможность говорить.
В ответ на это волк помотал головой, а потом положил голову ей на плечо, словно говорил, чтобы она не извинялась. Тогда Ольга решилась сказать:
– Я очень скучала по тебе, пожалуйста, пойдём домой.
На этот раз волк кивнул, и девушка поднялась на ноги.
Пару минут спустя волк вывел Ольгу на освещённую аллею парка, и они вместе отправились домой. А дома девушка в первую очередь принесла в ванную одежду Дэвида и оставила его там одного, чтобы он мог спокойно превратиться в человека и принять душ – во время бродяжничества у него вряд ли была такая возможность.
Ольга ждала Дэвида, на кухне, пребывая в смешанном состоянии радости и волнения, из-за которого ей было трудно что-либо делать. И всё же, несмотря на слегка дрожавшие пальцы, она заставила себя заварить чай и разогреть еду для парня, который, наверняка, давно ничего нормального не ел. Сама она об ужине и не помышляла, поскольку не смогла бы сейчас проглотить и кусочка из-за мандража. Ольга и сама не понимала, почему она так волнуется, раньше присутствие Дэвида не вызывало у неё беспокойства. Конечно, недавние события и всё, что она пережила в связи с ними, изменили её отношение к Дэвиду, но всё равно девушке было трудно понять, чего она боялась сейчас. Но, в конце концов, до неё дошло, что такой сильный трепет ей внушало ожидание разговора с Дэвидом. Однако когда парень появился на кухне, Ольге по его виду стало ясно, что он сам волновался перед этой встречей ничуть не меньше, чем она. Но первые его слова были совершенно обычными:
– Привет, – немного смущённо сказал Дэвид, войдя в комнату.
– Привет, – произнесла Ольга, опустив взгляд, и не зная, что ещё сказать. Но, когда молчание стало затягиваться, она добавила. – С возвращением.
– Приятно снова стать человеком, – улыбнулся Дэвид. По всей видимости, он также безуспешно старался найти тему для разговора, но не мог ничего придумать.
Как это ни странно, но двум людям оказалось гораздо труднее найти общий язык, чем волку и человеку. Всё-таки порой отсутствие возможности разговаривать значительно больше способствует взаимопониманию, нежели её наличие. В отношениях человека и животного не может быть никаких условностей, а в отношениях людей друг с другом они неизбежны. Именно это и произошло с Ольгой и Дэвидом в тот момент – они оба были скованы формальной необходимостью говорить в той ситуации, когда словами ничего нельзя было объяснить.
Наконец, спустя минуту лихорадочных размышлений со стороны обоих, которые грозили так и не привести ни к какому результату, Ольга вспомнила, что у неё в микроволновке стоит суп, специально разогретый для Дэвида.
– Ты, наверное, хочешь есть? – спохватилась она и открыла дверцу печи. – Я тут суп разогрела.
– Да, спасибо, – ответил Дэвид с радостью, что молчанию подошёл конец. – В городе, как оказалось, не больно-то и поешь, если не считать помоек, но к ним я обращаться не стал.
– А чем же ты питался всё это время? – с искренним интересом спросила Ольга, поставив тарелку с ложкой на стол.
– Охотился, насколько это было возможно, – сказал Дэвид, с аппетитом взглянув на еду. – Правда, доставались мне в основном голуби, но в парке можно было при удаче разжиться и уткой. В общем сытными мои трапезы редко бывали.
Дэвид принялся за суп, и Ольга не стала пока задавать ему новых вопросов, чтобы не мешать. Но ей много ещё хотелось узнать у него, например, где он бродил всё это время, что его ни разу не заметил никто из множества московских поклонников её творчества. Был и ещё один вопрос, который её очень интересовал – вернулся бы он, если бы они не встретились в парке? Но его девушка вряд ли решилась бы задать.
Тарелка с супом опустела в мгновенье ока, но от добавки Дэвид отказался – он вообще, как правило, мало ел для парня его роста и, к тому же, оборотня. Волчьим его аппетит назвать точно нельзя было. Пока он ел, Ольга стояла возле окна, и со стороны могло показаться, что она задумчиво смотрит на огни лежавшего внизу города, но в действительности она ни о чём не думала. В голове её вдруг наступила приятная пустота, вызванная то ли усталостью, то ли осознанием, что ей больше не нужно волноваться и разыскивать Дэвида по всей Москве. Так или иначе, к концу ужина она уже не чувствовала никакого волнения, а только лёгкость, за которой неизбежно должна была прийти сонливость.
В то же время, когда Ольга, наконец, успокоилась Дэвид, казалось бы, пришёл в ещё большее волнение, чем раньше. Когда же, девушка решила пойти в свою комнату, чтобы выйти в Интернет и отменить объявление о поиске волка, Дэвид последовал за ней, а, когда они оказались напротив гостиной, сказал:
– Оля, прости меня за этот глупый побег… Я не хотел ни пугать, ни огорчать тебя.
– Нет, не извиняйся, – покачала головой Ольга, пытаясь разглядеть в темноте коридора его лицо, – я сама виновата.
– Я не должен был тогда… Ты подумала, наверное, что я сошёл с ума? Да, иногда днём, если я превращаюсь в человека, мне бывает трудно контролировать себя, и я могу сделать то, на что не решусь ночью.
Услышав это, Ольга почувствовала, что её растущую сонливость как рукой сняло, мгновенно к ней вернулись и бодрость, и уже забытое волнение. Она ощутила, как кровь прилила к её лицу, заставив покраснеть щёки, и сразу обрадовалась, что кругом темно, и Дэвид не может этого видеть. А он между тем продолжал:
– Да, тогда я сказал тебе правду о своих чувствах. Это не был лишь мгновенный порыв, я давно понял, что привязанность моя к тебе сильнее, чем просто дружба или благодарность за помощь. Но если тебе неприятны мои слова, я обещаю, что больше никогда не буду говорить об этом и снова уйду, если ты того захочешь.
– Нет, не надо уходить! – воскликнула Ольга чуть эмоциональнее, чем сама хотела, вспомнив те кошмарные две недели, когда она разыскивала Дэвида. – И мне вовсе не неприятны твои слова и тем более чувства, я просто не была готова к твоему признанию. Со мной ещё никто так не говорил, и поэтому с непривычки я испугалась, но и не только поэтому… Я долго думала о том, что тогда произошло, и, в конце концов, поняла, что больше всего меня напугала моя собственная реакция… – Она замолчала, так как слова дальше просто не шли у неё. Ольга не могла сказать Дэвиду, что привязанность его взаимна, поскольку сама ещё толком не разобралась в своих эмоциях. Но и потерять его опять она очень боялась, поэтому заговорила вновь. – Я не могу сейчас сказать, что я почувствовала в тот момент и что чувствую сейчас, поэтому я прошу тебя дать мне немного времени… Но одно я могу сказать прямо сейчас: я не хочу, чтобы ты снова ушёл.
– Хорошо, – произнёс Дэвид мягко, – я не уйду и дам тебе столько времени, сколько потребуется. – И он пошёл в гостиную, оставив Ольгу наедине с её мыслями.
Воспоминания
Наступившая ночь была для Ольги нелёгкой, во всяком случае, первая её половина. Перед сном её долго мучили сомнения, она снова пыталась решить задачу, с которой никогда прежде не сталкивалась. Пока она разыскивала Дэвида, её мысли и чувства были предельно ясны – она скучала по нему, ей его не хватало, она хотела его вернуть. Но вот он вернулся, и она столкнулась с другой проблемой – его и своими чувствами, о взаимоувязке которых она не имела ни малейшего представления, поскольку до сих пор не решила, как она сама относилась к Дэвиду. А загвоздка как раз и состояла в том, что она пыталась решить вместо того, чтобы просто почувствовать. По неопытности своей Ольга пыталась с помощью ума решить задачу, в которой способно было разобраться только сердце. Так она промучилась до глубокой ночи, подсчитывая и взвешивая все рождённые умом доводы и выявленные им факты и, конечно же, так ни к какому удовлетворительному выводу и не пришла. Закончились эти мысленные терзания лишь с приходом спасительного сна, когда внешняя, рациональная часть её разума вынуждена была уступить место подсознанию, властвовавшему над снами. А во сне на свободу вырвались переживания, которые до этого подавлял её ум, приобретя форму ночных кошмаров.