Осторожно, медленно, держась одной рукой за холодную шероховатую стену, а вторую вытянув вперёд, чтобы не наткнуться на какое-нибудь невидимое препятствие, Ольга ползла вверх по лестнице. Следом за ней шёл Дэвид, и так они поднимались не меньше пятнадцати минут, пробираясь сквозь непроглядную темноту, а подъём все никак не заканчивался. Девушке уже начинало казаться, что они поднимаются не на чердак, расположенный на высоте не более трёх с половиной метров над последним жилым этажом дома, а на вершину огромной башни – таким долгим и монотонным был этот путь. К счастью, это было не так, и спустя примерно двадцать ступенек с одним поворотом она поняла, что находится на ровной площадке шириной в несколько шагов. А ещё через пару секунд рука Ольги упёрлась в какую-то вертикальную поверхность, оказавшуюся деревянной дверью. Ощупью девушка нашла изогнутую металлическую ручку и легко открыла дверь.
Как только дверь чердака оказалась открытой, навстречу Ольге и Дэвиду вырвался тяжёлый, затхлый запах давно непроветриваемого помещения. Судя по нему, никто не открывал на чердаке окна несколько лет, да и вообще не заходил сюда очень давно. Инстинктивно проведя рукой по правой от входа стене, девушка наткнулась на выключатель и, нажав на него, с удивлением обнаружила, что он работает. Чердак осветил неяркий свет единственной старинной кованой люстры, на мощных цепях свисавшей с потолка в самом его центре. Благодаря этому свету забравшиеся на чердак Ольга и Дэвид смогли увидеть содержимое этого давно забытого всеми места.
Точно как говорила горничная, на чердаке было очень пыльно и грязно, повсюду висела паутина, обтягивая люстру, накрытую белыми чехлами мебель, старое пианино, разные сваленные в беспорядке мелкие и крупные предметы. Чего здесь только не было: и потемневший от времени набор серебряных столовых приборов в накрытом стеклянной крышкой ящике, и маленький, обитый железом деревянный сундучок, и пара выцветших, частично обгоревших подушек с вышитыми на них белыми слонами и цветами, и несколько картин разной величины в позолоченных рамах, стопкой приставленные к одной из посеревших от пыли стен чердака. В той части помещения, где была расставлена накрытая чехлами мебель в количестве одного круглого столика и пары кресел, а также стояло чёрное пианино, на стене возле закрытого очень старыми тёмно-зелёными шторами окна висело большое, покрытое толстым слоем пыли овальное зеркало в деревянной раме, расколотое по диагонали. Под ним на крышке пианино стояло несколько фотографий в серебряных рамках. Взяв в руки одну из них, Ольга протёрла от пыли стекло, и её глазам предстал старый чёрно-белый снимок семьи из четырёх человек. В центре на фоне огромного, украшенного замысловатой лепниной камина стояли две женщины: одна возрастом примерно за сорок лет с приятным лицом и аккуратно уложенными тёмными волосами, а вторая – молоденькая светловолосая девушка, симпатичная и с прямым, открытым взглядом. По бокам от них стояли двое мужчин разного возраста, одному должно было быть не меньше сорока пяти лет, а второму не могло быть больше двадцати трёх. Они были похожи друг на друга как родственники – оба темноволосые, светлоглазые с почти одинаковыми, аристократическими чертами лица и очень высокого роста.
– Дэвид, – прошептала Ольга, глядя на снимок, – это они!
Дэвид, прежде с интересом изучавший какую-то книгу, найденную им среди свалённых не чердаке вещей, положил свою находку на место и подошёл к девушке. Взглянув на снимок, он несколько секунд молчал, а потом произнёс:
– Да, это они. – Он взял фотографию из рук Ольги и долго, пристально смотрел на неё, словно хотел навсегда запечатлеть в своей памяти лица изображённых на ней людей. Затем он поставил рамку со снимком обратно на крышку пианино и сказал. – Идём отсюда, я уверен, что дневника здесь нет. Здесь вообще ничего нет, кроме призраков прошлого…
Ольга не стала возражать, видя, что Дэвид не намерен продолжать поиски. Как только он увидел фотографию своих давно умерших родственников, настроение его изменилось, и девушка не могла его в этом винить. Поэтому, ничего не оставалось, кроме как покинуть это пыльное и тоскливое место, в котором они всё равно не смогли бы найти ничего ценного, а только печальные воспоминания.
Дэвид вернулся к двери, ведущей прочь из чердака, и остановился перед ней, поджидая Ольгу. Но едва девушка к нему приблизилась, как произошло нечто такое, благодаря чему чердак, видимо, и получил славу обиталища потусторонних сил. Из той его части, где стояло пианино, раздался вдруг резкий удар, и, обернувшись, Ольга увидела, что крышка музыкального инструмента открылась. Мгновенье спустя клавиши пианино стали сами собой опускаться – заиграла музыка, какая-то незнакомая ей печальная и красивая мелодия, наполнявшая сердце невыразимой тоской. Но на этом чудеса не закончились. Книга, которую недавно брал в руки Дэвид и ещё несколько других, а также сваленные у одной из стен чердака картины, на которых, как оказалось, были изображены лесные пейзажи, взлетели в воздух и начали кружиться вокруг пианино в такт музыке. С изумлением наблюдая за этим паранормальным вальсом, Ольга услышал, как Дэвид повторил, коснувшись её плеча:
– Идём отсюда.
Тогда, с трудом оторвавшись от невероятного зрелища, она отвернулась от окружённого летающими книгами и картинами пианино и вслед за Дэвидом вышла из комнаты, выключив по пути свет. Закрыв за собой дверь, они начали обратный путь в кромешной темноте.
Спиритический сеанс
Вернувшись в свои покои, Ольга и Дэвид обнаружили, что пока их не было, им принесли обещанную сэром Рональдом одежду. На кровати лежали, с одной стороны, чёрный вечерний костюм с белой наглаженной рубашкой, а с другой – тёмно-синее шёлковое платье средней длины. Всё оказалось точно им по размеру, так что оставалось только удивляться осведомлённости старика и его предусмотрительности. Переодевшись, Ольга и Дэвид спустились на первый этаж поместья, где в дальнем конце центрального коридора, как объяснил им сэр Рональд, находилась парадная столовая.
Представшее взору Дэвида и Ольги помещение, когда они открыли обычную для этого дома чёрную дверь, действительно можно было назвать либо парадной столовой, либо банкетным залом. Первым, что бросалось в глаза здесь, была высота тёмного, напоминавшего свод пещеры потолка, составлявшая не меньше десяти метров. Но взлетавшие вверх при входе в зал взгляды вновь прибывших гостей быстро опускались, чтобы внимательнее рассмотреть убранство нижнего яруса. Примерно от начала нижней трети стен, включая пол и некоторые предметы мебели, в зале царствовал безупречный снежно-белый цвет, являвший резки контраст с тёмной каменной серостью потолка. Освещение тоже было сделано так, чтобы основной акцент падал именно на нижнюю треть зала, будто делая его центром жизни, над которым нависала отстраненная пустота и рождавшая подсознательный трепет тень расположенных выше двух третей помещения. Белый цвет стен и пола разбавляли стоявшие вокруг длинного стеклянного стола обтянутые бархатной голубой тканью стулья, а также яркие цветные картины с сюреалистическими сюжетами, развешанные по стенам столовой.
Когда Ольга и Дэвид появились в зале, большинство посадочных мест уже были заняты обитателями поместья. Здесь Ольга увидела как тех, кого она уже знала – Френсиса, сидевшего в самом центре стола, Чжао Линга, занявшего место неподалёку от сидевшего во главе стола сэра Рональда, Сарнай, тихо сидевшую вблизи противоположенного конца стола, где было меньше всего людей, и несколько знакомых ей учёных – так и тех, чьи лица она видела впервые. Среди незнакомых девушке людей здесь было несколько среднего и пожилого возраста мужчин и женщин, которые, вероятно, занимались научными исследованиями в институте, а также один смуглый щупленький паренёк. Вид у него был сонный и рассеянный, будто он не то недавно встал с постели, не то просто постоянно мысленно пребывал где-то далеко. Взглянув на него, Ольга предположила, что, скорее всего, это и был медиум Хавьер, имевший обыкновение просыпаться только ближе к вечеру.
Почти все собравшиеся в столовой обитатели поместья непринуждённо беседовали друг с другом, из-за чего в зале висел мерный приглушённые гул множества голосов. Однако когда Ольга и Дэвид вошли в зал, этот гул на мгновение стих, и взоры всех пришедших на обед обратились к ним. Далеко не все в доме уже успели увидеть недавно прибывших новых постояльцев, хотя каждый, несомненно, уже слышал о них. Сарафанное радио стремительно разнесло эту новость по поместью, поэтому теперь всем не терпелось поглядеть на новичков и узнать о них побольше – как это часто бывает в маленьких тесных коллективах. В то же время для сэра Рональда появление в зале Ольги и Дэвида стало сигналом, по которому он повысил голос и обратился ко всем находившимся в столовой людям.
– А вот и наши новоприбывшие, – возвестил сэр Рональд. – Вы все, наверняка, уже слышали об их приезде, а теперь у вас появилась возможность и увидеть их. Следуя правилам нашего института, я не буду сообщать о том, кто они и откуда прибыли. Об этом наши друзья расскажут сами, если пожелают, – старик ухмыльнулся. – Однако имена их я вам сообщить могу, поэтому прошу любить и жаловать: мисс Ольга и мистер Дэвид.
Столь несодержательная речь, конечно же, не могла удовлетворить любопытство сидевших за столом людей, а только больше разожгла его. Поэтому, идя к столу и усаживаясь на свободные места в его дальней части, Ольга и Дэвид не переставали ощущать на себе пристальные, заинтересованные взгляды множества пар глаз. К счастью, едва они сели, сэр Рональд заговорил уже о другом.
– Как вы знаете, каждый пятничный вечер я устраиваю общий обед для всех обитателей этого дома, – говорил старик не слишком громким, но отчётливым голосом. – Делаю я это для того, чтобы укрепить наш коллектив и дать возможность нам всем свободно пообщаться в неформальной обстановке. Обычно на этот обед собираются все те, кто в данный момент находится в институте, но, к сожалению, не в этот вечер. Кого именно нет среди нас, вы, разумеется, знаете, поэтому перед тем, как начнётся обед, я хотел бы пожелать нашей несравнённой Ребекке скорейшего выздоровления и возвращения в наши ряды. И пусть ваши и мои мысли, обращённые к ней, помогут Ребекке быстрее найти обратный путь…