Во-первых, я приказал моим быстрейкам приготовить пики подлиннее, чуть ли не в локоть длиной, приспособленные к упору в землю. Во-вторых, я возлагал надежду на кору восковца. Зверушки мои сорвали со ствола несколько пластов этой коры, толстой и гибкой. Я намеревался склонить их к разрезанию ее на прямоугольные кусочки, которые, будучи изогнутыми, могли бы превратиться в щиты. Я приказал им тыкать копьями в кору, и оказалось, что тростник не может ее пробить, а заостренный кончик соскальзывает по изгибу.
Однако изготовление щитов оказалось сложным и изматывающим. У быстреек острые зубы, однако они не умеют обгрызать дерево, как бобры. Вырезая щиты, им приходилось часто меняться, пасти их кровоточили, однако я не отказывался от этой идеи и постоянно играл, принуждая к усилиям.
Пытался также научить их высекать огонь, но, хотя на острове и нашлись кремни, это мало помогло. Я понял, что на это жалко тратить время.
Однажды я заметил интересную штуку. Один из моих зверьков нашел на берегу закрытую раковину моллюска и, подняв ее над головой обеими лапками, внезапно метнул ее в дерево. Скорлупа мелькнула в воздухе и лопнула, ударившись о ствол. Я вынул свирель и приказал быстрейке повторить сделанное с подобранной на берегу галькой. Камешек свистнул в воздухе, и я понял, что у меня есть новое оружие.
Вскоре вокруг поселения вырос вал из утрамбованной глины, а на ближайших трех пляжах, скрытых в кустарнике, стояли засеки из заостренных крестовин, соединенные поперечинами, и ждали кучки округлых камешков. На каждом пляже день и ночь, спрятавшись в камышах, сидели зверушки и высматривали врагов. На скрытой от взгляда того, кто мог воспользоваться «длинным глазом», площадке мои сильнейшие из быстреек бегали строем, ощетинившись длинными, в локоть, пиками и прикрытые рядами «щитоносцев». Другая группка метала камешки в дерево – так, что от того отскакивала кора.
Однажды я нашел на берегу выброшенный водой, разлагающийся труп крупной щуки и, поскольку вонючие останки уже не пригодились бы для еды, приказал быстрейкам разрезать их раковинами и отволочь в муравейник. Благодаря этому я получил горсть острых, словно иглы, костей длиной с мой палец, три колючки из плавников и еще несколько фрагментов скелета, что могли пригодиться в качестве оружия. Получили их в большинстве своем «щитоносцы» и «пращники», чтобы иметь хоть что-то для собственной защиты, если строй сломается. Это требовало особых умений, а потому я сидел и играл, выдумывая все более сложные сигналы, а зверьки мои тыкали костяными кинжалами большую привезенную с берега дыню. Я заметил, что они имеют склонность отбрасывать оружие и кидаться на дыню с зубами и когтями. Поэтому, когда я вбил уже в их головки, для чего служат кости, ограничился простыми категорическими сигналами, которые означали что-то вроде: «Атакуй! Коли!»
Все это время я наблюдал за остальными островами. Вокруг беседки Кимир Зила появлялись все новые головы, надетые на колышки, а шерсть на них была как серой, так и рыжей. Я раздумывал над тем, что сделал бы, увидев там головы желтых зверьков, и чувствовал, как меня охватывает ярость.
На острове Чагая изменилось немногое, и, кажется, он даже не заметил исчезновения части зверьков. Однако там появилась одна вещь, которая меня поразила: куча корма, насыпанная на пляже восточного берега. Тогда я понял, что Чагай предпочитает платить дань, в надежде, что Кимир Зил оставит его в покое.
Однажды я осторожно спросил Ремня, что, собственно, нам дозволено в такой игре, а что не дозволено, и можно ли – пусть теоретически – допустить, чтобы между зверями случилось пролитие крови. Он некоторое время молчал, пыхая своей трубкой.
– Однажды ты, быть может, сядешь на Тигриный Трон, – сказал наконец Учитель. – Если тебе удастся завершить великое дело своего рода, Амитрай не будет больше нападать на чужие страны, но предпочтет с ними торговать, обитатели же его станут наслаждаться свободой, которую мы им дадим. Начнут строить – для себя и своих детей, вместо того чтобы уничтожать. Однако может прийти и день, когда появится сильный враг. Прибудут варвары, чтобы уничтожить все, что мы построили, покорить страну, а жителей превратить в рабов. Что тогда ты сделаешь? Кого попросишь, чтобы они прервали развлечения и не допустили пролития крови?
Я ничего не ответил. Но понял, что иного выхода нет. Я мог платить, как Чагай, и ждать, пока старший брат начнет от скуки уничтожать и моих быстреек. Или мог принять бой и победить.
Поэтому я пошел в Комнату Свитков и стал искать вдохновения в писаниях старых кирененских стратегов. Однако я вспомнил падение страны, в которой они обитали. Рассказ, передаваемый в моем роду из поколения в поколение. Рассказ о временах, когда через перевалы Острых гор обрушилась волна амитраев, и тогда то, что мои предки считали великими и победными битвами, оказалось ничего не значащими стычками с отрядами разведчиков. О большой объединенной армии, собранной со всех кланов. О воинах в прекрасных доспехах, на огромных, будто драконы, лошадях, и отрядах вооруженной до зубов пехоты, состоявшей из свободных землепашцев из их родов. О прекраснейшей армии в мире, которую стоптали неисчислимые отряды амитрайской тяжелой пехоты. Простые, низкие, недоедавшие люди в примитивных дешевых доспехах, которых, однако, были тысячи и которые равнодушно умирали под ударами кирененской стали. Предки мои сражались и гибли, каждый убивал десятки врагов, но амитраи все прибывали. Бесконечно. Похожие друг на друга, как фигурки из терракоты, в дешевых кожаных доспехах, прикрываясь деревянными щитами, но ползущие бесконечными рядами, словно муравьи. Не было у них никакой стратегии или мужества. Лишь грохот тысяч пар тяжелых сандалий, тянущийся до горизонта лес копий и бесконечная стена щитов. Они шли и умирали. А защитники бились три дня, тая, словно весенний снег.
Битва в долине Черных Слез.
Конец моей страны, которой я никогда не знал.
Которая потонула в Амитрае, словно в море, растоптанная ордой варваров.
Я знал, что войну выигрывают умением, а потому искал вдохновения в писаниях старых мастеров.
Я сомневался, чтобы Кимир Зил намеревался выполнить быстрый грабительский набег на меня, как на остров Чагая. Скорее, я подозревал, что он пожелает занять мою территорию, сокрушить сопротивление и вывесить на моей беседке багровый флаг. Потом он без труда покорит Чагая и победит.
Я украдкой ходил по саду и пытался увидеть, что происходит на острове Кимир Зила. Если он хотел на меня напасть, ему следовало строить лодки. Наверняка он держал их скрытыми в тростнике. И я обнаружил целую полянку скошенного тростника и камыша, что означало: он готов их строить.
Единственное, что я отметил еще, была большая куча глины, которую его зверушки насыпали посредине плаца, перед его беседкой. Крутились они при ней, словно муравьи подле дохлого вола, а я не мог понять, в чем там дело.
Несколько дней не происходило ничего особенного, и мне казалось, что я заболею от напряжения. У зверьков моих было не слишком много времени, чтобы работать. Они учились бою в строю и метанию камней, разучивали, что каждый должен делать во время тревоги. Небольшая часть продолжала собирать еду, но теперь все шло в камеру амбара, как запас на время войны. Они ежедневно получали скупые рационы корма и постоянно ходили голодными.
Приходило мне в голову, что, возможно, я дал разыграться фантазии, и Кимир Зил вовсе не собирается нападать.
Я не мог уснуть, спал плохо, то и дело просыпаясь и выбегая на террасу, чтобы проверить, спит мой остров в темноте ночного озера или раздаются оттуда отголоски битвы, не пылает ли там огонь.
Я не мог есть и был не в состоянии ни на чем сосредоточиться. Кимир Зил же лишь смотрел на меня исподлобья и таинственно улыбался. Такую физиономию он имел, когда готовил исключительно злобную интригу или когда ему удавалось досадить кому-то из нас. Я тогда свирепел, и мне многого стоило не выдать, что я в курсе его замыслов.
Однажды утром за завтраком меня зацепил Чагай.
– Есть у тебя корм для животных? – спросил он.
– Может, есть, а может, и нет, – ответил я неопределенно.
– Одолжи мне немного, где-то с полкорзины. У меня закончился. Как только Ремень даст мне новую, я тотчас тебе отдам.
– Твои звери могли бы выживать и сами, собирая насекомых, семечки, моллюсков и коренья, – ответил я. – А у меня недостаточно корма, чтобы тебе одалживать.
В глазах Чагая стояли слезы. Он отвернулся, чтобы я их не заметил. В Доме Стали не хвалили за слезы, несмотря на причину, по которой те пролились. И уж наверняка не перед лицом поражения, разочарования или проблем. Даже не по причине боли, разве что она и вправду была сильной.
– Я дам тебе за это перстень моей матери, – сказал он. – Или что захочешь.
Он действительно был в нужде, но я ничем не мог ему помочь.
– Нет, Чагай, – ответил я. – Я не желаю твоих вещей. У меня просто нет лишнего корма. Его у меня ровно столько, сколько нужно для моих животных.
Чагай без слов отошел, разочарованный и расстроенный, сглатывая слезы, я же остался на веранде, ужасно себя чувствуя.
Было мне его жаль. Впрочем, так бывало часто.
Будто и этого мало, Ремень придумал еще одну вещь.
Однажды утром мы сидели за завтраком, но перед каждым поставили разные порции. На моем подносе стояла миска с небольшим количеством красной дурры, приготовленной на подсоленном молоке, и ничего больше. Чагай получил лишь миску каши и стакан воды, а Кимир Зил, безжалостно издеваясь над нами, поглощал кусочки вяленого цыпленка, макая его в острый соус, заедая солеными грибами и черпая коркой хлеба рыбный паштет из мисочки. Наливал себе из кувшина ароматный ореховый отвар, от которого щипало в носу из-за обилия приправ, – и притом чуть не лопался со смеху.
Я съел свою пищу, выслушивая его издевки, а после отправился искать Ремня. Совсем уж чистой совести у меня никогда не было, но в последнее время я не сделал ничего особенного. С другой стороны, я предпочитал знать, какие из моих темных делишек раскрыты.