Он большой, на глаз весит килограммов семь: у него клюв размером с ледоруб и когти с мои пальцы.
Когда такая птичка летит кому-то прямо в голову, это производит впечатление.
Драккайнен непроизвольно присел и вскинул руку, желая заслонить лицо и соскочить с мостка, когда пикирующий, словно камень, ворон ударил крыльями и, крутанувшись на месте, снова выстрелил вверх.
Откуда-то неподалеку до Странника донесся странный металлический звук и грохот – словно от раскручивающейся цепи.
Плющ начал двигаться.
Это напоминало гнездо внезапно проснувшихся змей.
Отростки двигались с мягким шумом, вились по стенам, из-под крыши выстрелили вверх еще лозы, изгибаясь, словно кончики кнута.
Ворон молотил крыльями, минуя очередные метры, а сразу под ним разворачивался отросток черного плюща. Среди замедленного времени был слышен свист, с каким стебель, листья и тернии резали воздух.
Резкий металлический свист.
Еще удар крыльями – и ворон ушел от одного стебля, но второй перерезал ему дорогу перед самым клювом. Был намного длиннее.
Драккайнен услышал собственный предупредительный возглас, который разлился протяжным басовым громом.
Очередные отростки метнулись прямо в его сторону – слишком быстро, чтобы отреагировать осмысленно.
Странник уклонился и увидел, как ветвь пролетает у него перед лицом, а потом выпрямился и, глядя на сворачивающийся, словно кончик кнута, побег, сделал с двух ног тяжелое полусальто назад.
Еще в воздухе почувствовал, что получил самым кончиком стебля в бедро. Запекло отчаянно, будто его хлестнули расплетенным стальным тросом.
Он приземлился, покачиваясь, за мостиком и отскочил на несколько шагов назад. Едва залеченная щиколотка отреагировала резкой болью растянутых сухожилий.
Лиана втягивалась волнообразным змеиным движением. Он поднял ногу, чтобы наступить на нее, но в последний миг отказался от этой идеи. Пучок черных как сажа листьев прошелся по балкам мостка, оставляя на них глубокие шрамы – будто стальным клинком. Вторая ветка проползла рядом и посекла на мелкие кусочки маленькое деревце, росшее во рву.
Он взглянул на свое бедро. Штаны висели клочьями, ровно прорезанные в нескольких местах; кожа под ними тоже была рассечена, вся боковая сторона бедра уже пропиталась кровью.
– Мои лучшие штаны! – рявкнул он.
В воздухе кружилось несколько черных перьев. Ворон триумфально закаркал, кружа вне пределов достижимости плетей, рубивших воздух над подворьем.
– Этого только недоставало. Кажется, ты спас мне жизнь, – сказал Вуко. Поднял небольшой камешек и бросил.
Тот пролетел над мостиком и был ударен в воздухе небольшой веткой. Раздался металлический бряк, блеснули искры.
– Понимаю, – процедил Драккайнен. – Реагируют на движение.
Плети снова принялись виться в отвратительном щупальцеобразном ритме, отдирая щепки от балок и выцарапывая шрамы на камнях.
И тогда из поместья донесся крик. Отчаянно хоральный ор нескольких мучимых людей. Крик не был артикулированным, было слышно и мужчин, и женщин, что орали хриплыми голосами.
Драккайнен отступил еще на несколько шагов, ругаясь по-фински, и тогда щупальца перестали двигаться. Крик сменился хором стонов и плача, после чего постепенно стих.
Странник остолбенел.
– Нужно бы им помочь, – проворчал. – Только как, если не подойти?
Он обошел двор на безопасном расстоянии, но ничего не придумал.
– Взорвать его к чертям? – задумался. – Въехать на танке?
Ворон закаркал, кружа над ним.
– Что за ухреначенный мир, – вздохнул Драккайнен. Взглянул вниз и увидел, что трава вокруг двора покрывается инеем. – Dobrodoszli. Снова то же самое.
Двор опять взорвался воплями. Лианы, которыми заросли стены с тыла, принялись виться. Он слышал звон ползущих по балкам лоз и сталкивающихся листьев, скрежет сжимающихся побегов, скрипящих, будто стальные канаты. И вой мучаемых людей внутри. Ужасающий, словно из ада.
И еще один крик человека, от ворот.
Он побежал туда и увидел молодого моряка, того самого, который разговаривал с местным у прилавков: тот лежал на спине и беспомощно дергался, с белым, перекошенным лицом и ногами, тесно оплетенными лианами. Те медленно волокли его по мостку прямо на подворье.
Вниз, по покрытой подгнившими бревнами дороге, убегали его товарищи.
– Не двигайся! – крикнул Драккайнен. – Замри – совершенно!
Волочимый моряк с отчаянием и удивлением поглядел на него, но будто послушался. Держащие его лианы немного замедлились, но продолжили волочить жертву по бревнам – только чуть ленивее.
Вуко отчаянно осмотрелся, но не увидел ничего, что можно было бы использовать. Более всего пригодился бы дорожный спасательный набор. С гидравлическими ножницами для резки металла и лебедкой.
Он побежал к ближайшему дому, одному из покинутых, что спокойно клонился к упадку в двухстах шагах поодаль. Там не осталось ничего – только провалившаяся крыша, бурьян и поросшее кустами подворье. От черного плюща не было и следа.
Поразмыслив, он подхватил сбитые из досок двери, висевшие на одной кожаной петле, и вырвал гвозди, удерживавшие их у фрамуги. Вскинул двери над головой и побежал обратно.
К кладке подходил осторожно. Все медленнее, пока не встал, замерев совершенно неподвижно на самой границе, за которой лианы начинали реагировать. Несколько отростков предостерегающе приподнялись, но тут же сделались неподвижны. Драккайнен стоял минуту-другую с дверями над головой, ощущая, как дрожат мышцы, а потом сделал глубокий, очень медленный вдох и метнул доски прямо в ворота.
Отростки с визгом ударили и оплели дверь еще в воздухе. Ветки сжались змеиным движением на досках, выцарапывая на них глубокие следы – как цепь бензопилы.
– Не двигайся, – повторил Драккайнен. – Даже не дыши.
Гиперадреналин тек в его венах, однако он должен был этим овладеть. Мог опередить движение щупалец и выдернуть лежащего, но оторвал бы ему ноги.
Он склонился плавным, почти незаметным движением, будто в сонном кошмаре. Как если бы двигался, погрузившись в застывшую смолу. Медленно. Очень медленно. Миллиметр за миллиметром. Так, чтобы не шевельнуть воздух. Согнул колени, его правая рука двигалась к ножнам у пояса. Медленно. Очень медленно.
Так медленно, как растет плющ.
Не сумел бы сказать, сколь долго это продолжалось.
Казалось, что недели. Что солнце зашло и встало, прежде чем он наконец присел над лежащим моряком с ножом в руках и сумел приложить острие к отростку, оплетавшему тому щиколотки.
Где-то далеко раздавалось пение и удары барабана. Шумело море. Кричали чайки.
Трещали и лопались доски двери, разрываемые лианами у самых ворот.
Кончик ножа уперся в бревно, образовав рычаг, и очень медленно, но с постоянным нажимом, острие придвинулось к отростку, оплетавшему щиколотки морехода. Теперь требовалось движение вниз.
Мономолекулярное острие, изготовленное на авиазаводах «Нордланд», против железного отростка черного плюща. Материал с твердостью алмаза против усиленной холодным туманом магии заклинания. Миллиметр за миллиметром.
Волокно за волокном.
Кричали чайки.
Ему казалось, что он слышит, как волокна растения постепенно уступают натиску острия, издавая тихие мелодичные звуки рвущихся струн.
Лиана поддалась.
И тогда одна крупная капля пота оторвалась от переносицы Странника и полетела вниз, на балки, разбрызгавшись на скользком дереве и сдвинув миниатюрную волну воздуха.
Щупальца выстрелили с хрустом раскрученных цепей.
Время рванулось вперед и затормозило, утонув в водопаде гиперадреналина, который наполнил его вены.
Очень много вещей произошло одновременно.
Он бросил нож за спину, ударил ладонями в бревна, подбрасывая тело в воздух и ухватив моряка за пояс, стараясь при этом не вырвать ему внутренности.
Ворон пал с неба с карканьем, растянутым в мычание трансформатора.
Отростки прорезали воздух тысячью черных лезвий, колеблясь, словно водоросли в приливе.
Какой-то темный вращающийся предмет пролетел совсем рядом с головой Странника и с грохотом воткнулся в балки помоста, прибивая к ним летящие лианы.
Оба, Драккайнен и моряк, повалились на спину на траву и камни.
Он услышал крики нескольких человек и внезапно с удивлением понял, что слышит понятные слова и что время течет нормально. Свет казался ему удивительно ярким, звуки – ненормально резкими.
Он сел в траве.
Один из прибывших, жилистый моряк с красными волосами, резал штаны сотоварища и пытался остановить повязкой кровь.
– Кости целы. Ходить сумеешь, – заявил.
– Я думал, мой кум сбежал.
– Он побежал за нами. Мы бы тебя вытянули.
– Нет, – коротко ответил моряк. – Вы бы туда даже не вошли. Оно порезало бы вас в клочья. Это сей муж меня спас.
– Как он это сделал? – спросил огромный тип без рубахи и с татуированным черепом.
– Осторожно, – ответил Драккайнен и встал, ища нож. – Зачем ты туда полез?
– Никто, у кого есть хоть капля ума, не разговаривает таким тоном с Атлейфом Кремневым Конем, стирсманом Людей Огня!
– Никто рассудительный не станет обижаться на рассудительное замечание, Грунф, – ответил юноша. – Я пошел, потому что услышал крик страдающих людей. Я не любил дядюшку, но жизнь бы отдал за Хродин, мою тетку. Думаю также, что даже такой козел, как Скифанар, не должен так страдать. Никто не должен.
– Я тоже их слышал, – сказал Драккайнен. – Но мне пришло в голову, что люди не могут жить без еды и воды, мучимые несколько лет.
– А то, что ветки обычно не двигаются, не пришло тебе в голову?
Драккайнен нашел нож и спрятал его в ножны.
– Сожжем это, – сказал рыжий моряк, обвязывая приятелю лодыжку. – Будешь хромать, опираясь на костыль, как дед… Сожжем весь двор.
– Думаю, оно не захочет гореть, – заметил Вуко с сомнением. – Оно как железо.
– Мы это так не оставим, – заявил Атлейф, пытаясь подняться.