– Ты правда видишь след? – спросил наконец. – В этой темноте?
– В темноте – уже нет. Потому-то мы и встали. И вторая луна зашла. А вообще – что-то да вижу, но по следу идти не могу.
– У тебя глаза светятся в темноте, как у волка, – хмуро заметил Грюнальди. И через миг: – А что делать, когда дойдем? Вчетвером-то?
– Наверняка не станем с рыком бросаться на них. Посмотрим. Устроим засаду, повыбиваем их по одному, может, устроим саботаж. Важнее всего – отбить детей.
– Что такое «заботаз»?
– Увидишь.
Вышли в путь, едва небо посерело.
Вверх, вверх и вверх. Между камнями. Цепляясь за скалы и таща за собой все сильнее упирающихся лошадей. Не было здесь никакой тропинки – только каменистые осыпи. Над ними вставали серые стены, наполовину еще погруженные во тьму.
Драккайнен внезапно остановился, поднял ладонь:
– Стоять! Тихо, слышите?
Они не слышали ничего.
– Тот же вой, что мы слыхали в Драгорине. Не слышите?
– Кажется, я что-то слышу, – неуверенно сказал Гьяфи.
– А я ничего.
– Дальше. Нет времени.
Через несколько часов они прошли перевал и стали спускаться, пока дорогу им не перегородил ручей. Здесь не было ни дороги, ни тропы. Ничего. Только ручей, скалы и купы карликовых сосен. Смотрели с надеждой, как он ползает среди скал, пока наконец не указал направление.
– Вверх. Всадники ехали ручьем, остальные шли рядом, по скалам.
Они побежали вдоль ручья. Потом на другой берег и вниз по долине. По скользким, влажным скалам, едва видной тропкой. Конь Гьяфи запаниковал. Храпел, танцевал и издавал дикие визги. Моряк некоторое время сражался с ним, понимая, что все стоят и смотрят на него с осуждением, потом набросил животинке плащ на голову и повел ее, спотыкающуюся, в конце короткой цепочки.
– Не выдавайте, где находимся! – рявкнул Драккайнен.
Остальные поглядели на него в молчании.
На дне долины Странник внезапно остановился и беспомощно огляделся.
Они стояли спокойно, ожидая, пока он отыщет след. Всегда отыскивал. Сидели тихо и старались не мешать. Грюнальди поднял баклагу, сперва попив, а потом плеснув в лицо горсть воды. Спалле сидел у ног коня, свесив голову. Снял шлем и приторочил его к своему поясу, после чего помассировал уставшее лицо.
Ждали.
Драккайнен осмотрел ветки, потом отступил на обочину и, отстегнув меч, принялся проверять следы.
Они ждали, пока он отыщет желаемое. Уверенные, что будет как всякий раз до того.
Драккайнен встал, пнул скалу и разразился чередой ужасающих финских проклятий, звучавших так, словно кто-то погрузил раскаленное добела острие в ледяной ручей с ледника.
Моряки молчали и слушали с уважением, хотя не могли понять ни слова.
– Конец, – сказал Странник. – Теперь мы и правда их потеряли. Тут был последний след, – пнул в землю. – А дальше они словно в воздух поднялись. Теперь начнутся эти ваши дурацкие холодные туманы и всякое там магическое говно, которое я терпеть не могу! Вот правда, jebem ti duszu, da piczki materi, ненавижу это! Мешает оно мне работать! Может, кто знает, куда они полезли? Туда?! Туда?! А может, вон туда?! Или они улетели на диких гусях?! В этом кретинском мире наверняка часто так путешествуют!
Выпрямился и сделал несколько глубоких вдохов.
– Дайте воды, – сказал внезапно вежливым тоном, перевешивая меч за спину.
Грюнальди подал ему баклагу. Драккайнен выпил, вытер губы и отдал ему мешок.
– Спуск с горы, – сказал спокойно, – было траверсом в ту сторону. То есть за тебя. Там следов нет, значит, идем прямо.
Но прошли они едва десятка полтора шагов.
– Стоять! – заорал Спалле.
Драккайнен, который прошел школу Морского отряда специальных операций, замер с поднятой ногой. Такое внезапное и громовое «стоять!» означало для него мину. Растяжку, фотоэлемент или лазерный фугас. Потом понял, что противопехотных мин здесь нет, и очень медленно поставил подошву сапога на тропу.
– Что случилось? – спросил терпеливо.
Спалле указал на что-то рукой:
– Не видишь?
– Спалле, – выцедил Драккайнен. – Прошу по сути. Я вижу много вещей, но не знаю, о чем ты. Вижу горы, кусты, скалы.
– Урочище. Смотри на эти скрученные кусты. На круг мертвых птиц вокруг. На труп козы, который зарос какими-то шипами. На скелеты скальных псов.
– Я так понимаю, – начал Драккайнен, – что в связи с этим мы не можем идти дальше?
– Видишь, как дрожит воздух?
– То есть мы должны обойти.
– Как? Слишком отвесно. И вниз, и вверх. Кони упадут.
Драккайнен сел на траву, достал трубку:
– У кого какие идеи?
Высек огонь, раздувая угли на скале в сухой хвое карликовых сосен; наконец блеснуло пламя. Драккайнен очень осторожно зажег маленькую веточку, приложил ее к трубке.
Остальные молчали, поглядывая на него с интересом. Драккайнен выпустил клуб дыма, потом прикрыл на миг глаза.
– Прошу прощения, – сказал. – Похоже, я немного устал. Сейчас что-нибудь придумаю.
Сидел так какое-то время, попыхивая трубкой и осматриваясь.
– Прррочь! – каркнул внезапно Невермор, присев на скалу на границе урочища.
– Это-то я и сам знаю, – сказал ему Драккайнен. – Дальше-то что?
Ворон пролетел у него над головой и сел на другую скалу.
– Траакт!
– Чудесно, – процедил Драккайнен. – Отчего бы и нет? Это ведь совершенно рационально. Идем за вороном. А словарь у тебя расширился, как я слышу.
– Траакт! Траакт! – каркал Невермор.
– Я бы предпочел, чтобы ты говорил «путь», «туда» или что-то в этом роде – то, что меньше прочего кажется карканьем. Тогда я не чувствовал бы себя так по-идиотски.
С этого момента они шли куда быстрее. Не было нужды то и дело останавливаться и искать следы.
Так продолжалось несколько следующих часов, и моряки начали приходить к мнению, что птица гонит еще быстрее, чем Драккайнен.
Сошли в какую-то долину, потом взобрались на очередной, не слишком высокий горный хребет.
Внизу, между островерхими елями, тянулось русло реки, а сразу подле нее стоял четырехугольный двор. Из дымовых отверстий под крышей сочились синие полосы дыма, а вокруг крутились несколько человек, отсюда казавшиеся крохотными, словно мураши.
– Коней назад! – крикнул Драккайнен. – И все – на землю! Не стоять на фоне неба!
Повернулся и увидел, что все и так уже лежат, а Гьяфи придерживает за узду у морды всех коней – с присогнутыми ногами.
«Перестань изображать коммандос, – обругал он себя мысленно. – Они не глупцы и в эту игру играют всю свою жизнь».
Он подобрался к краю и очень осторожно выглянул, осматривая окрестности.
– Двое людей гонят куда-то коз. Перед воротами сидит один с мечом, но не знаю, охранник или сидит просто так. Жрет что-то белое из миски. Под рукой у него лук, а потому полагаю, что все-таки часовой. Все – Змеи. Прически, татуировки и все такое. Теперь наружу выходят какие-то животные. Свиньи? Нет, это не животные. Один из тех крабов, как вы их зовете. И вправду весь в броне, клинков я не вижу. Словно одно туловище, без головы. Выглядят, скорее, как глубоководная рыба на ногах, а не как краб. Ну ладно.
Отполз задом и спустился на другую сторону, между валунами:
– Сделаем так. Я сейчас туда пойду. Разнюхаю, что оно такое, и проверю, не там ли ваши дети. Посмотрю, сколько воинов и как охраняют. Вы – ждите здесь. Не ходите за мной, ничего не предпринимайте. Мне не поможете. В одиночку у меня шансов больше. Если они меня схватят, вы это увидите. Какие-то радостные крики, беготня и вообще шум до небес. Но это может означать, что я сам решил устроить какой-то бардак. Ждите терпеливо. Если не вернусь до утра – со мной кончено.
– Лучше мы пойдем с тобой, – сказал Грюнальди.
– Во-первых, ударим ночью, когда они будут спать. Нас маловато, чтобы атаковать сразу и все проверять боем. Они прикончат нас в пять минут. Во-вторых, кто-то останется с лошадьми, а за детьми мы отправимся втроем.
– На конях быстрее убегать, – несмело заметил Спалле.
– Нельзя нам пользоваться этой тропой, той, что здесь проходит. Это их тропа, и они все время за ней приглядывают. Это единственный выход из долины, которым могут пройти вооруженные, – по крайней мере, они так считают. Найдем себе другое место, чуть поодаль. Там меня и ждите, и там будет ждать Спалле с лошадьми, когда пойдем отбивать детей.
– Почему Спалле?! – запротестовал названный.
– Потому что ты вывихнул ногу, а кто-то должен остаться с лошадьми. Потому что это единственный шанс для бегства. Когда мы будем близко, тебе придется стрелять в погоню и бросать им на голову камни. У нас не будет на это времени.
Они отошли немного в сторону по склону и нашли котловинку между скалами, в месте, не видном из городка.
Драккайнен выполз на хребет и выглянул на другую сторону.
– Превосходно, – сказал. – Невысоко, но отвесно.
На дно долины и вправду вела белая меловая скала высотой, самое большее, метров пятнадцать.
Внизу шумел поток.
Спалле стреножил лошадей, позволил им щипать сухую горную травку и обгрызать желтый мох со скал. Драккайнен развязал свой мешок и сосредоточенно раскладывал перед собой разные предметы. Меч, моток веревки, нож, лук в сагайдаке и колчан. Огниво. Большой швейцарский складной нож, который он торжественно водрузил посредине.
– Не нравится мне это, – заявил Грюнальди.
Драккайнен макнул палец в разведенный на плоском камне черный краситель и подправил зигзагообразные узоры на своих руках и лице.
– Отчего всегда в такой ситуации найдется тот, кому «не нравится»? Вас что, нанял кто-то? – спросил Вуко, вытирая краситель о траву и роясь в сумах в поисках карабина со спусковой «восьмеркой».
– Не нравится мне, что все зависит от тебя и что именно ты танцуешь со смертью. Воин не сидит и не ожидает подле лошадей. Мы не боимся.
– Ты ошибаешься, – ответил Драккайнен, пристегивая карабин к поясу и проверяя, не станет ли нож цепляться за веревку. – Это именно проблема риска. Воин летит с рыком, размахивает топором, после чего ему всаживают пару-тройку стрел в жопу и насаживают его воинственную башку на кол. Я ударю под защитой темноты. Убью в тишине. Буду знать, куда пойти и где искать. Мы не пришли устроить Змеям сражение. Мы пришли вернуть ваших детей. Может так случиться, что нас убьют, и ничего не удастся. И не рассчитывай, что ты тогда будешь прославлен песней, – разве что петь умеет твой конь. Потому что из людей не уцелеет никто.