– Никогда не используй все эти гаджеты, говорили, – заворчал себе под нос, неся дышло на плече переулком между частоколом и стеной сарая. Шел, считая шаги, пока не оказался на уровне помещения, из которого недавно доносились испуганные детские голоса. Какие-то сонные, как в лихорадке.
«Где музыка? Хочу, чтобы снова была музыка! Мама… мама… мама… Хочу к змее…»
У него мурашки шли при одном воспоминании.
Упер дышло в палисад, после чего подскочил и расставил ноги между частоколом и стеной, взобрался на крышу сарая.
Где-то вдали люди орали друг на друга, ругались и грозили невидимому врагу. И все из-за нескольких змей. Для них это было как для араба – голый канкан на молитвенном коврике.
Драккайнен втянул дышло наверх и внезапно замер в очень неудобном положении. За сараем появился высокий Человек Змеев и, опершись спиной о стену, расшнуровывал штаны.
Потом раздалось журчание и беззаботное насвистывание. Драккайнен терпеливо ждал, держа дышло в воздухе. Змей облегчился, после чего, копаясь в штанах, вдруг взглянул на нижний конец дубины, что висела в метре от его головы. Повел за ним взглядом и на фоне темнеющего неба увидал сидящего в паре метрах выше Странника.
– Не ссут за сараем, – проворчал Драккайнен с отвращением, а потом рубанул Змея концом дышла в лицо. Поднял дубину и перебросил ее за палисад, уперев одним концом между заостренными кольями.
Достал меч и воткнул его в стреху, разрезая веревки и распарывая пахнущие пылью старые слои соломы. Труха посыпалась и за сарай, а Странник снова потянулся за складным ножом и вынул струну, чтобы перерезать балки крыши. Потом склонился и, лежа на крыше, оторвал доски пола на низком чердаке. Заглянул внутрь и увидел пятерых детей, сбившихся в углу и глядящих на него ошалевшими глазками. Первый этап завершен.
Где-то далеко раздались крики. Резкие и истеричные. Не было времени. Этап второй – саботаж. Несколько стрел, посланных из рощи Грюнальди, удержали толпу от того, чтобы обыскивать ближайшие кусты. Стражник пал на тропу со стрелой в глазу, на него свалилась толстая бабища с высоко присобранными волосами, похожими на камыш. Кто-то еще, с ногой, прошитой навылет, хромая и воя, искал убежища, остальные бросились прятаться за камнями.
Драккайнен, согнувшись, пробежался крышей и перескочил на кровлю дома. Теперь нужно было отвлечь внимание обстрелянных Змеев от рощи и купить немного времени обоим морякам.
Он втянул воздух и сконцентрировался, активируя цифрал, а потом расстегнул сагайдак и, стоя на крыше, вынул лук.
В зубах мог удержать лишь пару стрел. Потому извлек еще пять и воткнул их в стреху, активировав термозрение. В подступающей тьме бесформенные пятна тени превратились в холодные скалы и притаившиеся за ними фигурки, пылающие горячими цветами. Драккайнен наложил стрелу и прицелился в небо, следя за параболическими линиями, что высветила программа. Тот, постарше, согнувшийся за рахитической защитой из карликовых сосен. Указывает рукой на место, где может скрываться Грюнальди, и что-то орет. Спасибо. Не станешь мне здесь ни на что указывать. Второй, бегущий с криками в город. Следующий. Следующий. Очередные стрелы он выпустил в воздух одну за другой, прекрасно зная, куда те попадут, и соскочил с крыши.
Съехал по скользкой соломе на площадь, аккурат чтобы столкнуться с толстым Змеем, что поспешно выходил из дому – с топором в руках.
Длилось все долю мгновения. Драккайнен воткнул ему колено в печень, большой палец в глаз, после чего рубанул лобной частью шлема в лицо. Придержал падающего и с трудом толкнул на следующего господина, что как раз показался в дверях. Тот открыл рот – заорать – и утонул в медово-густом воздухе ускорения.
Странник рубанул его запястьем пониже виска, после чего подскочил и воткнул ребро стопы в грудную клетку падающего верзилы. Оба Змея поплыли назад, падая внутрь дома. Он услышал, как тела ломают там что-то с бесконечно тянущимся протяжным звяканьем.
Драккайнен захлопнул дверь и осмотрелся. Нашел взглядом забытое, опертое о стену копье и воткнул его в доски двери, уперев второй конец в землю. Потом вырвал пучок соломы из стрехи и присел, чтоб высечь огонь.
Грюнальди и Гьяфи ворвались сквозь широко отворенные ворота, громко дыша и размахивая луками.
– Грюнальди, тебе не сюда! – заорал Драккайнен. – За частокол! Будешь принимать детей. Там, где упирается дышло, бегом!
Грюнальди крутанулся на месте и побежал, словно за ним гнались демоны.
Драккайнен поджег стреху. Вырвались веселые оранжевые огоньки и клубы густого, как сметана, седого дыма. Он схватил еще какую-то лавку и несколько бочек, свалил все это в кучу, баррикадируя дверь.
– Гьяфи, закрывай ворота! – рыкнул. – На засов!
Гьяфи уперся в створки, а потом опустил кованый железный засов.
Стук в двери изнутри становился сильнее.
– За мной! – крикнул Драккайнен. – На крышу!
Сплел руки и, едва сапог Гьяфи уперся ему в ладони, вытолкнул его в воздух.
Стреха пылала просто замечательно. Где-то над ручьем Змеи принялись панически орать, но боялись выглянуть из-за камней, уверенные, что их обстреливают с нескольких сторон. Он выпустил еще пару стрел в небо, наобум, просто чтобы удержать их в этом настроении.
Гьяфи беспомощно съехал назад с крыши и грянулся оземь.
Двери с треском раскололись, ударенные чем-то изнутри. Потом в них ударили еще раз. Несколько досок, крутясь, полетели на подворье.
Драккайнен всадил три стрелы, одну за другой, в дыру от выломанных досок. Оттуда раздался дикий крик.
Гьяфи поднимался с земли, шипя и прихрамывая.
Двери сарая медленно отворились, и оттуда вышли два краба. Выглядели они отвратительно. Словно карлики в пластинчатых доспехах пятнадцатого века или как морские твари – демоны с картин кого-то из обезумевших голландцев. Босх? Брейгель? Да запросто.
Поверхность панциря была испещрена узорами и напоминала отполированную ржавчину.
Кто-то принялся молотить снаружи в закрытые на засов ворота.
Гьяфи вынул меч.
Ревущее пятно огня разлилось уже на половину крыши и пожирало стреху с оглушительным треском. Кто-то из плененных внутри людей метнул лавку в узкое окно, выбивая раму, но лишь заблокировал его окончательно. Лавка высунулась наполовину – торчала теперь наружу.
Первый краб бросился на него внезапно, расплетя тесно сплетенные на груди руки и высвобождая две сабли, скрытые дотоле за спиной. Чуть привстал и из плоского, прорезанного лишь щелью визира шлема, ударил писклявый вопль.
Тварь была удивительно быстра. Попеременные удары саблей падали со скоростью винтов вертолета. В ускорении Драккайнен видел, натягивая лук, как выстреливают один за другим удары и как Гьяфи, одаренный феноменальными рефлексами, отбивает три из них, а потом – как его рука подлетает вверх, кувыркаясь и увлекая за собой ленты крови.
Сам он трижды выстрелил прямо в щель шлема краба, что был сзади, одновременно видя, как Гьяфи распадается, будто попав в вентилятор. Во взрыве крови, теряя конечности, разлетаясь в воздухе еще до того, как он упал на землю. Те три стрелы были уже на гране возможностей лука; выстрелил ими меньше чем за секунду, последняя разлетелась в воздухе от удара тетивы. Инструмент мог не выдержать стрельбы в ускорении. Он подбросил лук в воздух и выхватил меч, после чего отбил два из тех судорожных мгновенных, словно скорпионий удар, перехлестов саблями и всадил два укола между сегментами панциря. Первый краб, в которого он попал из лука, крутился вслепую по площади и рубил все, что попадалось под лапы.
Драккайнен выскочил из боевого режима, но для Гьяфи было слишком поздно. Выглядел он так, словно наступил на мину. Странник спрятал меч и взглянул на краба, который вдруг уселся и опустил лапы, лишь скребя землю клинками. Все вокруг было забрызгано кровью Гьяфи, который подрагивал на земле. Ему уже нельзя помочь, и нельзя его отсюда вынести.
Не было времени. Но с этим он должен был разобраться.
Второй краб свалился на площадь с ужасным грохотом, вызывающим в памяти мысли об автомобильной аварии.
Непросто было найти застежку на панцире. Наконец он отыскал соединение и с силой развел его, раня ладони. Потом, уже таща вверх изрядный кусок металла, услышал, как одна за другой выскакивают нити, – и шлем сразу легко откинулся. Внутри, под броней, виднелось что-то мясистое, как тело моллюска, полное склизких щупалец и сосудов, залитое воняющей слизью, а во всем этом открылось худое бледное тельце.
И кровь.
– Мамочка, болит… – Вуко услышал изнутри металлический голос и заорал. Отскочил назад, теряя меч и продолжая отступать. – Хочу к змее…
Голос смолк, а Драккайнен отступал, пока не уперся в стену и не съехал по ней на площадь. Сидел так некоторое время, пока не раздался очередной сильный удар в ворота. Странник вздрогнул и пришел в себя. Ворота вздрогнули снова, дверь пылающего дома расселась наполовину, и было видно, как несколько человек изо всех сил ее толкают.
Он встал, пошатываясь, поднял лук, нашел где-то меч и спрятал его в ножны. А потом с совершенно мертвым, неподвижным лицом подскочил, схватился рукой за балку и вскарабкался на крышу.
Нашел место, где вырезал кусок стрехи, и скользнул внутрь.
Действовал как автомат.
Вытягивал детей одного за другим на чердак, потом на крышу, не позволяя им расползаться в стороны и придерживая их, словно котят. Потом спустил их по дышлу прямиком в объятия Грюнальди.
Спрыгнул с крыши, оттолкнулся от кола и полетел в темноту. Земля пришла ему навстречу. Амортизировал падение переворотом и пошел за Грюнальди.
– Где Гьяфи?
– Мертв. Краб.
Они растворились в темноте, волоча детей, что вышагивали как сомнамбулы.
Змеи орали, занятые штурмом собственных ворот и спасением от пожара дома, ослепленные огнем и оглушенные собственными воплями и паникой.
Как в Африке, мелькнуло в голове Драккайнена. Точно так же было в Африке. Точно так же выглядели армии военных вождей. Офицерам – по четырнадцать, остальным – от восьми и выше.