Под вздымающимся в двухстах метрах выше гигантским лицом находилось круглое озерцо, в которое сверху, журча, падала вода. Вытекала из уголков глаз.
– Ну это тоже перебор, – крикнул Драккайнен. – Сколько нужно реветь, чтобы у тебя выросли пятиметровые сталактиты из носа? Миллион лет? Что за истеричка! Возьми себя в руки, девушка. Утри свои сталактиты и улыбнись.
Он обошел озерцо и посмотрел вдоль ног.
– Я так и знал. Достойный удивления реализм. Однако большая же у тебя пещера! – крикнул он, желая вызвать эхо. – Теперь я должен идти, но на обратном пути навещу тебя. Всегда любил пещеры.
Дно долины было плоским. Там росли трава и деревья, ее прорезали ручьи, разливаясь круглыми запрудами. Но только это и выглядело нормальным.
Ненормальными были, например, длинные реки тумана, что текли через долину.
Холодного тумана, наполненного меняющими форму созданиями, которых он видел термозрением.
За поросшими лесом холмами маячили какие-то застройки. Но не обычные деревянные дома из бревен, к которым он привык. Клубневидные строения – не то гигантские дыни, не то амбары, не то пузатые кувшины.
Где-то он уже видел подобное. Это мучительное чувство давно его не покидало. Что-то знакомое, но дотянуться невозможно. Песочные, странные строения и квадратная башня, что увенчана тонкой черной виселицей.
Словно дежавю. Странное предчувствие, что мучило его уже несколько дней. Казалось – сидит за ближайшем поворотом в мозгу. Почти можно рукой дотянуться.
Эти ярко-розовые психоделические фонтаны, выглядящие как изготовленные из препарированных, разрезанных органов и фрагментов колючих панцирей омаров.
Эти животные, мелькающие то здесь, то там.
Черная трехглавая ящерица, выползающая из пруда.
На Мидгарде нет трехголовых ящериц.
Нет и жабоподобных черных созданий, покрытых лоснящимися, словно кораллы, бородавками, что пекут себе на решетке человеческую стопу.
Нет шестиногой крысы в очках, что тащит, будто черепаха, панцирь, особенно если панцирь этот подобен вогнутой миске и если его украшает приколотая ножом человеческая ладонь.
Это немного напоминало безумный парк развлечений.
Он смотрел на гигантские розово-салатные цветы, скользкие на ощупь и напоминающие тело. Смотрел на мясистые белые шары, похожие на гигантские фрукты, в которых неторопливо копошились какие-то просвечивающие сквозь стенки человекоподобные формы.
Он шел.
Нужно найти хоть кого-нибудь, у кого можно что-то узнать.
Он поднялся на холм, увенчанный странной скульптурой из переплетенных розовых форм, которые невозможно описать. Через отверстие в одном из элементов все время – по кругу – пролетала стайка черных ошалелых пташек. По кругу, по кругу – так, что начинала кружиться голова.
На верхушке холма он заметил очередной круглый пузырь, похожий на тонкостенный белый фрукт. Был он размером с шатер, внутри – пара Людей Змеев механически, но истово трахалась, погрузясь в раздавленную в розовую кашицу мякоть плода.
Он тупо смотрел сквозь разорванную сбоку и подобную белому пергаменту кожицу фрукта, видел залитую потом спину мужчины, покрытую зигзагами красно-черного татуажа, и такие же татуированные лодыжки и стопы женщины, сплетенные на его ягодицах.
Смотрел молча, как фрукт внезапно выпускает шипастый вьющийся отросток, который расцветает огромным, словно поднос, белым лотосом, разворачивает плоско лепестки, а отпочковывает огромный переливающийся пузырь, который улетает с ветром.
– Что же я съел, da piczki materi, – пробормотал Драккайнен.
У подножия гор клубились сотни нагих тел Людей Змеев. Именно клубились. Совершенно бессмысленно. Это даже не была конкретная оргия. Просто клубились, словно черви, ворочались бессмысленно в садке вокруг телесного вертящегося фонтана.
Не обращали на него внимания. Он ходил между ними, разгоняя странных птиц и ящериц, что путались под ногами, и держал ладонь на рукояти меча, торчащей из-за спины.
Они и правда не обращали на него внимания. Лазили то тут, то там, словно одуревшие или загипнотизированные. Не отреагировали даже, когда он разогнал такую группку, опрокинув некоторых на землю. Кто-то встал и пошел дальше, а некоторые так и остались бессмысленно лежать, пока кто-то еще не прилег на них сверху, так же сонно и без интереса.
– Знаю! – сказал внезапно Драккайнен проходящему рядом Змею. – Это Сад Земных Наслаждений!
Это, – указал он на телесный фонтан, – Фонтан Жизни или Радости, уже не помню. Понимаешь? – Очередной проходящий мимо посмотрел на него бессмысленным взглядом и вернулся к жеванию красных ягод. – Вы не могли этого придумать, морды! – крикнул Драккайнен. – Не могли видеть картины Босха, а значит, у меня все-таки галлюцинация!
Он зашагал дальше и внезапно остановился возле очередной группки.
– Акен, – сказал. Они замерли и взглянули на него. – Иероним ван Акен. Босх.
– Акен, – ответил ему хор тупых голосов.
– Классно с вами говорить. Так, может, теперь Пьер ван Дикен?
Установилась внезапная тишина.
– Шип, – ответил неуверенный голос. А через миг второй, будто с опаской: – Шип!
А через миг скандировали хором:
– Шип! Шип! Шип!
Они кричали, указывая куда-то пальцами. Вверх по долине.
– Я тебя уже видел! – крикнул Драккайнен монаху в капюшоне, с тонзурой и крысиной мордочкой, украшенной очками, что держал оправленную в сафьян книжку. – Я тебя уже видел в музее!
– Подведем итоги, – сказал Драккайнен. – Босх. Прозвище Акена. Холодный туман. Очки на лице Змея. Стилистика оружия и доспехи, характерные для пятнадцатого века. В мире, где вершиной технологии остается полузакрытый шлем с носовой стрелкой. Дальше – Сад Земных Наслаждений, а значит, здесь, за тем холмом, у нас будет…
Он поднимается на холм.
– О, Христос милосердный. «Музыкальный ад».
Над равниной было явственно темнее. Над ней собирались темные тучи, а вдали, среди разрушенных домов, пылали пожары, подсвечивая виселицу.
Что-то зазвонило.
Драккайнен оторвал взгляд от раздираемых, прокалываемых и мучаемых нагих Змеев и раздергивающих их приземистых демонов с жабо-мертвецкими мордами. Смотрел на людей, вплетенных в огромную лиру, на гигантскую куполоподобную волынку, что выглядела как вырванный из тела кровавый орган, нашпигованный великанскими флейтами.
Под его ногами шел шлем. Округлый, с закрытым забралом, на двух кривых карликовых ножках. На верхушке шлема подрагивала отрубленная человеческая стопа, прошитая стрелой.
– Тебя я тоже где-то видел.
Пытуемые выглядели настолько же заскучавшими и сонными, как и те, что принимали участие в оргиях. Так же, главным образом, клубились и вились по земле и друг по другу.
Только сплетенные из холодного тумана твари, крысожабные гибриды и карлики, обладали крохами жизни.
– Прошу прощения, может, кто-то видел здесь Пьера ван Дикена?
– Шип! Шип! Шип!
Драккайнен растер лицо и пошел дальше, проталкиваясь сквозь толпу. Недалеко.
До большой повозки, запряженной крабами и сопровождаемой очередными одоспешеными детьми.
Драккайнен сразу напрягся и схватился за рукоять меча.
Крабы окружали его, издавая свой ужасный писк, от которого в ушах звенело.
Он присел в низкой боевой стойке, но те обходили его кругом, словно бронированные жабы; в узких прорезях, что прорубали широкие металлические морды, была лишь тьма. Он поворачивался какое-то время с ладонью на рукояти и с другой – выставленной перед собой, пока все крабы не расплели свои конечности и не зазвенели клинками. Вокруг Странника замерло кольцо кривых лезвий, словно терновая корона.
Он выпрямился.
– Не могу, – прошептал. – Не могу. Знаю, что вы такое. Я ребенка даже ударить не в силах. Извини, командор. Все извините. Не могу.
Крабы вдруг с металлическим посвистом спрятали клинки.
– Шип! Шип! Шип!
– Ладно, – сказал с трудом Драккайнен. – Шип.
У повозки были утыканные шипами борта из почерневшего дерева, укрепленного железными полосами. Шипы были даже на колесах. Откинулся клапан и раскрылся ему под ноги. На его внутренней части были железные ступени.
– Ладно, – повторил Драккайнен. – Поехали.
С высоты ему открывался хороший вид на скопления тел, пытки, гудящий огонь и клоачные ямы и на ворочающихся между всем этим татуированных несчастных. Крабы впряглись и потянули скрипящую повозку через ад, полный шума, писклявых, какофонических тонов флейт и волынок.
– В музыкальном аду никак не обойтись без аккордеонов, – пробормотал Драккайнен.
Повозка ехала среди безумия, Змеи цеплялись за спицы и обода колес, пытались взобраться на борт, распарывая тела о шипы, после чего отпадали, и колеса катились по ним.
Шип показался за изгибом долины. Окруженный горами, под мрачным небом. Напоминал немного гигантскую вьющуюся стаю птиц – или торнадо. Великанское, торчащее в небо веретено.
– Милость Божья, что оно такое? – прошептал Драккайнен.
– Шип! Шип! Шип!
Вблизи, когда он вылез из повозки, оказалось, что Шип и вправду был лишь движением. Гигантским фракталом из железа. Вращающимися обручами, косами, маятниками, зубчатыми колесами и эксцентриками. Все это вертелось вокруг себя и друг друга, с шумом, который напоминал о гигантских роторах. Порой это напоминало астролябию, порой – веретено, а иногда – какой-то часовой механизм.
– Шип! Шип! Шип!
– Вы сбрендили? Я туда не пойду, оно ж меня порубит, – рявкнул Драккайнен.
И тогда что-то изменилось.
Обручи начали приостанавливаться, косы и маятники – раскачиваться, и объект принялся менять форму, словно монструозный пазл из кованого железа и мостовых элементов. Гигантские формы проворачивались с шумом воздуха и оглушающим скрежетом, а потом, одна за другой, замирали, выстраиваясь плоскими ощетинившимися огромными шипами уровнями и создавая своего рода мост. Он был недвижим, но поверхность его в любой момент могла разделиться и распасться, превратясь в путаницу крутящихся элементов.