Коннел зашла к нему через несколько часов.
— Результатов вскрытия все еще нет. У жертвы синяк на лице, как будто кто-то ущипнул ее. Возможно, экспертам удастся получить отпечаток пальца. Но шансов немного.
— Больше ничего?
— Пока нет. У меня тоже одни пустышки, — добавила она.
— А тот заключенный, который видел татуировку «РРР»? Как его звали — Прайс? Если не появится ничего нового, давай съездим завтра в Уопан и поговорим с ним.
— Ладно. А как далеко до Уопана?
— Пять или шесть часов.
— Может быть, слетаем туда?
— Ну…
— Думаю, у меня есть возможность получить в наше распоряжение патрульный полицейский самолет.
Уэзер положила голову на грудь Лукаса.
— Лучше бы вы поехали на машине. Зачем еще один стресс? — проворчала она.
— Мне не хотелось выглядеть трусом.
— Многие люди не любят летать.
— Но им приходится, — ответил Лукас.
Она похлопала его по животу.
— С тобой все будет в порядке. Если хочешь, я дам тебе кое-что, чтобы ты смог немного расслабиться.
— У меня в голове все перепутается. Я потерплю. — Он вздохнул. — Главная проблема состоит в том, что я не участвую в расследовании по-настоящему. Все сделала Коннел, я не могу придумать ничего нового. Не получается. Колесики не вертятся, как раньше.
— Что случилось?
— Я и сам не знаю, в чем дело. Мне никак не найти ниточку, за которую надо потянуть. Если бы мне удалось добыть хоть какую-то информацию, касающуюся личности убийцы, появилась бы отправная точка. А сейчас ничего не остается, кроме как изучать бумаги.
— Ты говорил, что он, возможно, употребляет кокаин…
— Более пятидесяти тысяч жителей Городов-близнецов регулярно нюхают кокаин, — сказал Лукас. — Я могу потрясти кое-кого из дилеров, но вряд ли получится узнать что-нибудь полезное.
— И все-таки это шанс.
— Необходимо нечто большее, и в самое ближайшее время. Он сходит с ума, между двумя последними убийствами прошло меньше недели. Скоро произойдет следующее. Наверняка он уже замышляет его.
Глава 13
Лукас ненавидел самолеты и боялся их. А вот к вертолетам, без всякой на то видимой причины, относился гораздо лучше. Они вылетели в Уопан на маленьком четырехместном самолете. Лукас устроился сзади.
— Никогда не видела ничего подобного, — с едва заметным удовлетворением сказала Коннел.
— Ты преувеличиваешь, — мрачно отозвался Лукас.
Аэропорт расположился на открытом месте, продуваемом всеми ветрами. Коричневая машина штата поджидала их под знаком, сообщающим, что они прилетели в Уопан, и полицейские направились прямо к ней.
— Я думала, ты вышвырнешь летчика в окно, когда нас начало трясти. Ты чудом не взорвался. У меня возникло ощущение, будто у тебя вот-вот лопнет голова, совсем как надувная резиновая лодка, когда давление становится слишком высоким.
— Да-да.
— Надеюсь, перед обратным полетом вы с пилотом поцелуетесь и заключите мир, — продолжала Коннел. — Я не хочу, чтобы он вел самолет и при этом боялся, что ты прикончишь его.
Лукас резко повернулся к ней, и Коннел отступила назад, на ее губах появилась неуверенная и немного испуганная улыбка. Темные очки, белое как мел лицо — Лукас походил на маньяка. Он терпеть не мог самолетов.
Когда они подошли к машине, надзиратель из Уопана бросил газету на заднее сиденье и выбрался наружу.
— Мисс Коннел?
— Да.
— Том Дэвис, — представился тучный спокойный мужчина с розовыми щеками, тусклыми голубыми глазами и гладким, как у младенца, лбом. У него были седеющие усики, чуть шире, чем у Гитлера. Надзиратель улыбнулся, пожал руку Коннел и повернулся к Лукасу. — Вы ее помощник?
— Я пошутила, — поспешно сказала Меган. — Это заместитель начальника полиции Миннеаполиса Лукас Дэвенпорт.
— Ой, извините, сэр, — сказал Дэвис и подмигнул Коннел. — Садитесь, пожалуйста. Нам предстоит небольшая поездка.
Дэвис вспомнил Д. Уэйна Прайса.
— Неплохой парень.
Надзиратель вел автомобиль, не убирая одной ноги с педали газа, а другой — с тормоза. Постоянные рывки вперед и торможение напоминали Лукасу недавний полет.
— Прайс осужден за то, что зарезал женщину. Ее внутренности пришлось собирать с асфальта в ведро, — рассказала Коннел.
Она говорила так, словно речь шла о самых обычных вещах.
— И тем не менее он не входит в десятку худших наших подопечных, — таким же небрежным тоном ответил охранник. — У нас сидят типы, которые насиловали, убивали и ели маленьких мальчиков.
— Да, плохие парни, — сказал Лукас.
— Совсем плохие, — подтвердил Дэвис.
— А что говорят о Прайсе? — спросил Лукас. — Он утверждает, что невиновен.
— Как и пятьдесят процентов остальных заключенных. Впрочем, большинство из них формулируют это иначе. Они твердят, что закон не был соблюден и процесс проходил с нарушениями. То есть они не оспаривают, что совершили преступление, неважно какое, лишь повторяют, что все точки над «i» не расставлены, следовательно, с ними поступили несправедливо. Никто не относится с такой педантичностью к законам, как преступники, — сказал надзиратель.
— А Прайс?
— Я не очень хорошо знаю Прайса, но некоторые парни ему верят, — ответил Дэвис. — Он долго не мог успокоиться, без конца подавал апелляции. До сих пор пишет письма.
— Не люблю тю́рьмы, — призналась Коннел.
Комната для допросов напоминала темницу.
— Кажется, что после того, как ты сюда войдешь, двери для тебя больше никогда не откроются, — ответил Лукас.
— Именно. Наверное, я бы вытерпела неделю, а когда за мной пришли бы, чтобы перевести в камеру, сорвалась бы. Не думаю, что я бы выдержала месяц. Скорее покончила бы с собой, — сказала Коннел.
— Такое нередко случается, — заметил Лукас. — Хуже всего тем, кому не позволяют свести счеты с жизнью. Они вынуждены сидеть и страдать.
— Некоторые заслуживают этого.
— Не думаю, что хоть кто-то заслуживает такой участи, — возразил Лукас.
Д. Уэйн Прайс оказался крупным мужчиной немногим старше сорока лет; казалось, его лицу медленно и неумело придали нынешний вид при помощи острого конца молотка. Блестящий лоб до самых волос покрывали вмятины и шрамы. Грубую кожу щек исполосовали рубцы. Маленькие круглые уши были вдавлены в череп. Когда охранники привели Прайса в комнату для допросов, он угодливо улыбнулся, показав мелкие неровные зубы. На нем были джинсы и белая футболка с надписью «Харлей-Дэвидсон».
Лукас и Коннел сидели на зеленых, слегка обшарпанных офисных стульях напротив коричневой кушетки, единственной примечательной чертой которой являлся ее цвет. Прайса привел надзиратель с лошадиным лицом и очень короткой стрижкой. В руках он держал книгу в желтой обложке.
— Сидеть, — приказал охранник Прайсу, словно привел лабрадора, потом кивнул полицейским. — Добрый день.
И расположился с книгой на противоположном конце кушетки.
— Ты куришь? — спросила Коннел у Прайса.
— Конечно.
Она вытащила из кармана открытую пачку «Мальборо» и протянула ее заключенному вместе с газовой зажигалкой. Тот взял сигарету и закурил.
— Это ты убил ту женщину в Мэдисоне? — вкрадчиво спросила Меган.
— Я даже не прикасался к той стерве, — ответил Прайс, испытующе взглянув на Коннел.
— Но ты знал ее, — сказала она.
— Я знал, кто она такая, — поправил ее заключенный.
— Ты с ней спал? — спросил Лукас.
— Нет. Никогда не подбирался так близко, — ответил Прайс, повернувшись к Лукасу. — Впрочем, у нее была классная попка.
— Где ты находился, когда ее убили? — спросила Коннел.
— Я напился. Мои приятели подвезли меня к дому, но я знал, что начну блевать, как только окажусь внутри, поэтому я зашел в соседний магазин, чтобы купить кофе. Это меня и погубило.
— Расскажи, — предложила Коннел.
Прайс посмотрел в потолок, прикурил, затянулся, выдохнул дым и прикрыл глаза, вспоминая.
— Я встретился с друзьями. Черт побери, мы весь день пили и играли в бильярд. Около восьми часов парни привезли меня домой, потому что я набрался под завязку и больше в меня не лезло.
— То есть ты сильно напился, — сказал Лукас.
— Да, в стельку, — кивнул Прайс. — В общем, они оставили меня у крыльца, и я немного посидел, а когда понял, что смогу дойти до углового магазина, решил купить кофе. Неподалеку от моего дома, на одной из боковых улиц, стоит торговый центр и «Севен-илевен».[20] Там еще есть аптека, химчистка и книжный магазин. Я болтался в «Севен-илевен», а она вышла из книжного, чтобы что-то купить. Я почти ничего не соображал, но вспомнил, что однажды делал для нее сварку.
— Сварку?
— Да, — Прайс рассмеялся, но почти сразу его смех превратился в кашель. — Она купила «кадиллак» семидесятого года — настоящее ведро, представляете, кремовая краска поверх ярко-зеленой, — и у него отвалился бампер. Просто взял и отвалился. На станции техобслуживания за это дело потребовали четыреста долларов, вот она и приехала ко мне в мастерскую и спросила, сколько это будет стоить. Я приварил сукина сына за двадцать два доллара. Если бы не проклятый бампер, я бы до сих пор был свободным человеком.
— Значит, ты помнишь, как встретил ее в магазине, — сказала Коннел.
— Да. Я сказал: «Привет» — и двинулся в ее сторону, но она не захотела со мной разговаривать. Кажется, я потащился за ней. — Голос Прайса зазвучал как-то отрешенно, очевидно, в его памяти всплывали подробности. — Она направилась к книжному. Я так сильно набрался, что в голове вертелась только одна мысль: «Проклятье, мне должно повезти с этой цыпочкой». Но у меня не было ни единого шанса. Даже если бы она сказала «да», я был совсем не в форме, чтобы… ну, вы понимаете. И все же я вошел в книжный магазин.
— Как долго ты пробыл там?
— Минут пять. Народу было много, а я выделялся не лучшим образом. Ко всему прочему, от меня пахло так, будто на меня помочился грузовик, перевозящий «Будвайзер».