Я взял чашку, отпил половину и пересел на диван к Алене: там помягче. Откинулся на спинку.
— Вот теперь понятно, — кивнул я и даже улыбнулся. В конце концов, ничего обидного она не сказала, все правда. Что человечеству я на хрен не нужен, я знал давно, и настроения это мне не портило.
— Наконец-то дошло! — улыбнулась и Алена. И уже буднично перевела взгляд на Изауру: — Газетку достала?
Та вышла в переднюю и принесла газету. По круглым дырочкам я понял — из подшивки, небось в библиотеке тяпнула. И зачем понадобилась?
— Сложи, — велела Алена, и моя молчаливая подружка сложила газету вчетверо. Мелочь, но и она подчеркнула: спала со мной, а подчинялась не мне.
— Слышь, Дуня, — сказал я, — у меня еще вопросик. Можно?
— Валяй, — благодушно согласилась она.
— Ты вот меня спасла, так? Очень благодарен. Но на хрена тебе это было надо? Ты же меня не знала.
Она аж руки к потолку вскинула, газетка полетела с колен:
— Ну, блин… Из-за кого рискую, а? Это ведь одуреть! Ему жизнь спасли, девку под него положили — а у него вопросик! Слушай, у тебя совесть есть?
Я думал, моя Изаура так и промолчит весь вечер. Но она именно тут решила вклиниться в разговор:
— Алена, он же не трепло!
Та посмотрела на подругу, как полковник на солдата:
— Прорезалась! Ты чего думаешь — тебе дырку заткнули, значит, и человека лучше нет? Ну ляпнет по дурости или по пьянке — чего тогда?
— Он не пьет, — упавшим голосом возразила Изаура.
Алена покрутила головой, кулачки сжались:
— Свалили бы вы отсюда оба, а? Месяца хоть на три. Во бы кайф!
— Свалить можно, — сказал я, — но ты все же объясни. Просто как человек человеку.
В общем-то это было не очень хорошо — я тянул и тянул из нее правду, а ей не говорил практически ничего. Но какое-то оправдание у меня было: на кону стояла моя жизнь, а не ее.
Алена колебалась недолго, чего-чего, а решительности у девушки хватало.
— Ладно, хрен с тобой. Ну, во-первых, я поняла, что ты ни при чем… ну, и другие люди поняли. Но это не главное. Главное — тебя должен был убрать один человек, а я не хотела, чтобы он это делал. И он не хотел. Сперва-то работа была другая! Тоже не очень, но все же нормальная. А людей убирать — это и он не хотел, и я не хотела.
— Парень твой?
— Это уже не имеет значения.
Тут она была права. И так сказала больше, чем могла. Я бы на ее месте, пожалуй, не решился.
— А почему сваливать надо именно сейчас?
Алена не сразу, но все же объяснила:
— Какой-то у них там получился бенц. На шефа, дебила, наехали, он с непривычки и охренел. То было — никого не трогать, а теперь — всех убрать. Чтоб не отсвечивали.
Я со вздохом покивал. Кто бы мог подумать, что именно так отыграется умелая Вовулина зуботычина…
— Думаешь, и здесь могут достать?
— Все бывает, — сказала Алена. — У него не поймешь, кто за кем следит. Может, и за мной втихаря приглядывают.
Мы посмотрели по телеку разные новости, и лишь после этого я попросил:
— Ты бы мне его все же показала. Парня своего.
Она жестко поинтересовалась:
— Это еще зачем?
Я шевельнул ладонями:
— Разное ведь бывает. Ну вот представь — меня станут убивать. Я ведь тоже убью. Вот и надо знать, чтобы не зацепить… не того.
— А сумеешь? — спросила она с сомнением.
— Если придется, куда же я денусь.
— Там видно будет, — сказала Алена.
Посмотрели телек, допили чай. Она поднялась:
— Хрен с тобой. Пошли.
Идти пришлось недолго. Малый с широченными плечами сидел на приступке у соседнего подъезда, как в ту субботу сидел у соседнего подъезда в моем дворе. Мы подошли, и я увидел, что у могучего этого громилы совсем детское, со светленькими бровками, лицо.
— Витя, — представила она, — мой брат.
Что брат, я уже догадался: те же глаза, та же простодушная курносинка. Только лет поменьше и натура помягче: у нее в лице была воля, у него готовность делать, что велят. Кроме, выходит, самого плохого. На мое счастье.
Я тоже назвал себя, и мы пожали друг другу руки, причем он сделал это с деликатной осторожностью.
— Соображай, — сказала Алена, — только быстро. Дня два у тебя, наверное, есть. А там гуляй. Чтоб и следа не осталось. Денег надо?
Чтобы не обижать хорошего человека, я ответил, что пока обойдусь, а надо будет, попрошу через Изауру. Мы попрощались, и я снова пожал руку мальчику, который должен был убить меня, но не хотел.
На кухне Изаура мыла чашки. Я стал раскладывать диван и увидел на полу ту газету с библиотечными дырочками. Я развернул ее. Газете было дня три, все ее новости устарели, лишь одна представляла для меня интерес: коротенькая заметка в «Криминальной хронике». «Опять маньяк?» — спрашивал заголовок, дальше шел мелкий шрифт. Еще одно убийство тяжелым предметом по голове, гражданин Ф. найден утром на тротуаре. Похожим образом некоторое время назад были убиты два научных сотрудника и администратор малого предприятия. Интервал между убийствами каждый раз — несколько дней. Специалисты считают, что убийца — сильный мужчина ростом 175–185 сантиметров, возможно, с психическими отклонениями. Маньяки-убийцы появляются не так часто, но обезвредить их трудно именно потому, что в криминальных действиях отсутствует корыстный и вообще разумный мотив. Как правило, маньяки охотятся на женщин. Автор заметки надеялся, что преступник будет пойман, и следствие установит, почему этот маньяк предпочитает мужчин.
Значит, между Бармалеем и Федулкиным был еще один? Кто? Хотя какая разница, мог быть и я. Чтобы не отсвечивал — другого мотива не требовалось,
Я сложил газету и снова бросил на пол. Что она мне дала? Да ничего. «Сильный мужчина ростом 175–185». Но маленьких и слабых в их компашке нет. Кого же страшиться, кто там назначен маньяком? Неужели этот мальчик, богатырь с детским лицом? Да нет, он ведь не хочет «убирать». Тогда кто? Тот первый, в кепочке? Парень в свитере? Чей тяжелый предмет пресек безобидные авантюры Федулкина и навек уложил двух научных сотрудников?
Права Алена — надо сваливать. Сваливать к такой-то матери. Плевал я на город, где могут убить человека без вины и даже без причины, просто чтобы не отсвечивал…
В ванной шуршал душ. Я подошел, толкнул дверь. Изаура, не сразу заметив, спросила:
— Ты чего?
Я не ответил, просто стоял и смотрел. Не красавица, куда там, на мисс Европу сроду не потянет. Ну и провались они все, с фирменными сиськами и ногами от ушей. Мне вполне годилась эта, с худыми бедрами и маленькой грудью, невзрачная, как почка, еще не ударившая листом. Ее тело пока что могло дать слишком мало, но мне на это было плевать — только дурак ценит книгу по переплету.
Я взял полотенце и стал ее вытирать, задерживаясь, где хотелось задержаться. Дурочка стеснялась, тянула из рук полотенце, хотела сама — хрена я ей это позволил. Когда-нибудь почка раскроется, а не раскроется, тоже не горе — родная баба всегда хороша.
Ей опять было больно на входе, вот ведь смех, ни девка, ни баба, но тело уже жалось к телу, руки боязливо учились ласке — все будет, как надо, все без изъятия…
— Так уедем? — спросил я.
Ответа не было, да, в общем, и не требовалось. Просто щека прижалась к щеке…
Далеко уезжать не хотелось, Москва держала слишком многим, и с утра я пошел по разным знакомым разузнать, не найдется ли чего подходящего на ближних подступах к столице, во Владимире, Рязани или Калуге. С дороги позвонил на курсы к Антохе — сказали, будет через час-полтора. Снова звякнул перед обедом — нет, не приходил. На всякий случай попробовал домой, но и коммуналка молчала, видно, разбежались по очередям.
Ближе к концу дня обнаружилось приличное место в Ярославле, даже в общаге обещалась не койка, а комната с умывальником. Я спросил, нельзя ли в эту комнату вдвоем — справедливо ответили, что, если договориться, можно все.
Тут выяснилась странная вещь: я понятия не имел, где Изаура служит и что может. А ведь если ее к себе вытаскивать, работа нужна. Больше не задерживаясь, я поехал на Кастанаевку.
До дома я, однако, не дошел — Изаура перехватила на асфальтовой тропинке, ведущей к кварталу. Она сразу потащила меня в сторону. Почти все было у нее на лице.
— Кто? — выдохнул я.
Она скривилась и всхлипнула:
— Алена.
— Как Алена? — заорал я.
— Витька звонил.
— А он где?
— Прячется.
Я спросил, обходя страшное слово:
— Она… совсем?
И опять ответ был на ее лице. Она тащила меня и тащила.
— Ты куда?
— Витька сказал, прийти могут. Там один знает, что Алена со мной дружила.
— Вещи хоть надо взять.
— У Лизки. Я отнесла. И твою сумку.
— У какой Лизки?
— Подружка моя. На кройку и шитье ходили.
Я остановился.
— Ну-ка давай спокойно. Кто у тебя есть из знакомых? Просто переночевать. Только на одну эту ночь. Для тебя, я где-нибудь устроюсь.
Она подумала немного:
— Ну вот Лизка.
— У нее точно можно?
— Точно. У нее муж с ребенком, но я у них уже ночевала, когда к матери приходили.
— Где это?
— Там, за булочной. Близко.
Близко было хуже, чем дальше, но выбирать было не из чего. Да и не станут эти суки ночью выпытывать по соседям, с кем девчонка из восьмой квартиры ходила на курсы кройки и шитья.
Мы дошли до Лизкиного дома, Изаура поднялась, потом вернулась с моей сумкой. Она была слишком набита и чересчур тяжела. Прямо в подъезде, на подоконнике, я перебрал ее и оставил лишь неизбежное: тренировочный костюм, предметы утренней необходимости — бритву с зубной пастой, три пары носков для смеха и мягкости, на случай, если вдруг сумка окажется сегодня подушкой. Поколебавшись, взял и нож. Конечно, я понимал, что в худом варианте он не поможет. Но мне не хотелось оскорблять судьбу отказом даже от маленького шанса: Бог бережет только береженого.
— Ну, давай, — сказал я Изауре.
— А ты?
— Мне есть куда.
Она произнесла секунд через двадцать: