— …Осталось у меня двенадцать копеек, и я еще полкружки выпил за одиннадцать, — закончил свое повествование Чабаненко. — Вот и развезло меня… Не евши-то…
— Так ты что же, Миша, на побитие рекорда шел? — совсем не по существу спросил Орлов.
— Не… Я просто так…
— Ну с этим ясно, — подвел итог Влад. — Теперь, Чабаненко, посмотрите сюда… — И он сдернул газету с автогенного аппарата. — Что это такое?
— Им, что ли, кассу ограбили?
— Вам лучше знать, — заметил Влад.
Мишины глаза снова потускнели:
— Откуда?.. Я ведь сказал, где был…
— Ну это мы еще проверим…
Влад был почти стопроцентно уверен, что проверка подтвердит правдивость показаний Чабаненко. Не мог этот безвольный человек с ослабленной, пораженной алкоголем психикой участвовать в преступлении, требующем тщательной подготовки, точного расчета. Коль скоро Миша после ограбления кассы у себя в мастерской не был, четыре десятки подложены в карман его куртки настоящими преступниками, чтобы запутать следствие…
— Этот аппарат заводского изготовления?
— Не. Я его и делал.
— По чертежам?
— Не. Доля говорил, что и как…
— А Булат?
— Один раз приходил. Похвалил.
— А для чего служит аппарат?
— Пре… Префиратор это автогенный. Дырки в металле прожигать. Заводы таких маленьких не делают.
— Какого диаметра отверстия им можно прожечь?
— Миллиметров восемь, десять…
Зазвонил телефон. Влад взял трубку:
— Капитан Влад… А, Паша!.. Заходил, говоришь?.. Извини, зашился я совсем… Ты завтра у себя в редакции будешь?.. Постараюсь заехать. А нет — позвоню… Да, утром. Часиков в девять, в десять… Есть!.. Ну, бывай!.. — Положив трубку, Влад спросил: — А разрез в металле им можно сделать? Вот такой? — Он провел на листе бумаги две на удивление ровные параллельные линии с двухмиллиметровым зазором между ними.
— Не. Нельзя.
— А какой можно?
— Вот такой, — показал Миша дрожащими пальцами. Получилось раз в десять шире. — И очень долго резать придется.
— А другого аппарата ты не делал?
— Не. Один только.
— А кто делал другой?
— В мастерской никто не делал. И в институте никто…
— А без вас мог кто-нибудь заходить в мастерскую? По вечерам там работать? Ключ давали кому-нибудь?
— Ключ был у Доли…
— Опишите-ка нам Долю. Какой он? — попросил Влад.
Миша задумался, припоминая.
— Высокий…
— Выше Булата или ниже? — спросил Орлов.
— По росту они вроде одинаковые. У Доли плечи пошире будут. Сильный он очень…
— Когда последний раз его видел?
— А сегодня у нас что?
— Пятница.
— Во вторник он заходил…
— Семнадцатого?
— Ага. Заходил в мастерскую.
— В чем был одет?
— В майку синюю. На груди три листика, навроде короны…
— Фирменная, — заметил Саша. — «Адидас».
— Джинсы старенькие…
— А на ногах?
— Сандалии.
— Размер большой?
— Очень большой. Вот такой, — развел Миша ладони чуть не на полметра.
— А где у вас в мастерской, тот аппарат лежал? — спросил Влад.
— На полу у двери. Неделю назад концы привезли обтирочные и на него высыпали.
— И долго он там лежал?
— С мая. Как изготовил.
— Пользовался им кто-нибудь?
— Не. Только когда пробовали… Доля плиту стальную принес.
— Толстую?
— Сантиметра три. Отверстия в ней прожег. Штук шесть. А дня через два пришел Владим Сергеич. Положил плиту в портфель и унес…
Влад понял, что допрос пора кончать — ничего нового Чабаненко не скажет.
— Прочтите, Михаил Алексеевич, и подпишите.
Миша прочел протокол, не поняв и не запомнив ни единого слова, и подписал. Вызванный милиционер увел его.
— Ну как тебе наш рекордсмен? — спросил Влад Орлова, когда они остались одни.
— Если он не соврал, значит, улики против него — ложный вызов в военкомат, куда его не вызывали, и десятки в кармане куртки — подброшены нам, чтобы нас с толку сбить. «Понимашь» клюнул на эту удочку…
— Да и я клюнул, пока не допросили мы его… Только показания еще проверить нужно.
— Сколько сейчас?.. — Саша посмотрел на часы. — Десять всего. Не так уж и поздно.
— Забегаловки все уже закрыты.
— А я заскочу к Виеру, к участковому инспектору. Хоть двух буфетчиков, а дома застанем…
— Что ж, бери машину и поезжай… Но ты же ведь не обедал еще сегодня. Может, буфетчиков на завтра оставим? А ты домой — поесть и отдохнуть.
— Да я уже перекусил… Вот закончим все с Чабаненко и поеду с твоего разрешения домой до утра… А ты ведь сам сегодня ничего не ел!
— У меня кое-что с собой есть. Обо мне не беспокойся.
Орлов ушел, а Влад, порядком проголодавшийся, опустошил коробку сыра «Янтарь», съел батон, запив все это молоком. Заморив червячка, прошел в шестнадцатую комнату, где за столом сидел и писал Булат, тщательно обдумывая каждое слово, а у двери сидел и скучал милиционер.
— Я вас отвлеку ненадолго, Владимир Сергеевич. Скажите, вы часто давали деньги Чабаненко?
Булат положил шариковую ручку.
— Иногда давал. Когда что-нибудь срочное надо было изготовить.
Булат выглядел так, будто из него воздух выпустили. Осунулся, плечи опустились, под глазами серые мешки набрякли…
— Сегодня давали ему деньги?
— Дал. Очень он просил…
— Сколько дали ему сегодня?
— Пять рублей.
Вернувшись к себе, Влад достал из папки конверт и повестку и отправился этажом ниже в лабораторию.
В десять вечера в лаборатории было так же людно, как в разгар рабочего дня. В первой комнате сидел за столиком Гурский и что-то писал. Влад подошел к нему:
— До сих пор здесь, Виктор?
— Докончу заключения писать и уеду… Кстати, огрызки, что вы с Сашей в бурьяне обнаружили, очень пригодились. Особенно надкусанная половина яблока. Валя Паскарь такие с их помощью слепки сделала! И с верхней челюсти и с нижней. Такие слепки, что по ним нетрудно будет приблизительный портрет нарисовать!..
— Отлично! К утру портрет будет готов?
— Думаю, будет… А что ты принес?
— Да вот повестку и конверт на экспертизу. Чудится мне, что их один человек писал. Только на повестке почерк изменен…
— А я с самого начала обратил внимание, что конверт не военкоматовский, а обычный. Покажи повестку… — Гурский посмотрел повестку на свет. — Явно стерта первоначальная фамилия и вписана новая. И месяц не тот. Вот видишь, тут была римская цифра «пять»? К ней добавили три черточки и стало «восемь», август… А чтобы точно было, без ошибки — отдай Галине Степановне…
Влад поблагодарил и прошел в следующую комнату к Галине Степановне Урсаки, известному не только в республике специалисту по установлению подлинности документов.
Галина Степановна сняла очки, потерла тыльной стороной кистей рук усталые глаза, взглянула на подошедшего Влада:
— Здравствуй, капитан! Сто лет к нам не заходил… Да, я тебя еще не поздравила с очередным! Поздравляю. Очень за тебя рада!..
— Спасибо, Галина Степановна… У меня просьба к вам.
— Да я знаю — без дела не придешь!.. Что у тебя?
— Получил подозреваемый повестку в военкомат. По повестке не явился. Как выяснилось, его и не вызывали. Вот эта повестка, вот конверт, в котором она пришла по почте. Что вы можете сказать о конверте и повестке?
— Адрес написан женщиной. Повестка тоже заполнена ею, только почерк слегка изменен. Здесь была другая фамилия. Вытравлена. Сверху новая надписана… Месяц тоже исправлен…
— Вот бы нам вытравленную прочесть!..
— Постараюсь помочь, Мирон Петрович.
И Галина Степановна действительно помогла. Вскоре капитан уже читал официальную справку о том, что первоначально в повестке значился Констанжогло Василий Афанасьевич. Его вызывали в Октябрьский райвоенкомат 20 мая 1982 года на 12.30…
Саша Орлов пришел в управление с четырьмя протоколами свидетельских показаний. Буфетчики подтвердили рассказ Чабаненко.
— Что ж, — сказал Влад, прочтя протоколы. — Алиби непробиваемое. Придется, пожалуй, Мишу отпускать…
— Нужно ли? Отпусти мы его, и затаятся твои иксы-игреки. Пусть лучше думают, что мы их приманку заглотали… Впрочем, этот вопрос должен «Понимашь» решать.
— Да. Оставим до утра, до прихода Жукова… Поезжай-ка ты домой — отдохни до утра.
— А ты?
— А мне ведь до восьми дежурить… К утру в лаборатории должны портрет по слепкам сделать. Не терпится взглянуть…
— Тогда счастливо оставаться!
После ухода Орлова Влад позвонил дежурному по Октябрьскому райвоенкомату и без особого труда выяснил, что Василий Афанасьевич Констанжогло работает в типографии печатником. Позвонил туда. Оказалось, что Констанжогло работает в ночную смену и сейчас в типографии. Капитан взял дежурную машину и поехал туда.
Разговаривать в громыхающем печатном цехе было невозможно. Сухонький старичок-мастер провел Влада и Констанжогло в свой закуток и оставил там.
Записав в протоколе установочные данные молодого печатника, Влад спросил:
— Вы военнообязанный?.. Когда вас в военкомат вызывали?
— В мае. Где-то в конце месяца… А что?
— Да нет, ничего… Не помните, повестка у вас сохранилась?
Констанжогло явно смутился:
— Меня в военкомате попросили ее предъявить, а я в карманах не нашел. Потерял, наверное…
— Когда в военкомат шли — заходили куда-нибудь?
Констанжогло смутился еще больше:
— Зашел кружку пива выпить…
— Один?
— Был у стойки мужичок. Заговорил со мной. Потом до военкомата проводил.
— Как он выглядел?
— Невысокий, худенький… Лицо у него остренькое, крысиное такое…
У Влада сильнее заколотилось сердце: он вспомнил, что и таксист говорил о крысином лице. Стараясь казаться равнодушным, он спросил:
— Не помните, какая у него походка? Хромал при ходьбе?
— Нет, не хромал. Правда, сказал, что нога у него болит, и мы в троллейбус сели на одну остановку…
— Народу в троллейбусе много было?
— Много. Едва вошли.