— Какой голос был?
— Женский.
— Это вы уже говорили. Я спрашиваю — какой? Звонкий, хриплый, высокий, низкий? Картавость? Шепелявость?
— Не картавый, не шепелявый. Низкий голос, грудной. Взволнованный очень…
— Что сказала эта женщина? Постарайтесь вспомнить слово в слово.
— Позовите к телефону Любу Гонца, вашу кассиршу.
— Именно так сказала?
— Именно… Я тут же по внутреннему позвонила сюда. Тебя, говорю, к телефону. А Любочка… Простите, Любовь Николаевна, мне: подойти, говорит, не могу, выдачу готовлю. Я так той женщине и сказала…
— Что вы ей сказали? Дословно.
— Сказала, что товарищ Гонца подойти не может, занята. Спросила, что передать. Та женщина говорит: передайте, что звонила из четырнадцатого детского садика воспитательница Лия Ильинична, что сын Любови Николаевны Алеша только что под машину попал и его на «скорой» увезли в республиканскую больницу…
— Какой детский сад она назвала?
— Четырнадцатый.
Жуков повернулся к Любочке:
— Ваш сын в какой детский сад ходит?
— В четырнадцатый.
— Воспитательницу его группы как зовут?
— Лия Ильинична.
— У нее голос низкий, грудной?
— Нет. Высокий, звонкий.
— Узнали бы вы ее голос по телефону?
— Узнала бы… Только сегодня она не могла позвонить.
— Почему?
— Лия Ильинична сказала — телефон у них с утра не работает.
— Сегодня из автомата звонили, — вдруг сказала Светлана.
Жуков быстро повернулся к ней:
— Откуда знаете?
— Уличный шум прослушивался, голоса…
Жуков наклонился к Владу, сказал на ухо:
— Надо бы, понимашь, проверить, что с телефоном. Может, нарочно повредили, чтобы перезвонить нельзя было…
— Что ж. Попроси послать монтера.
— Был кто-нибудь в приемной, пока шли телефонные переговоры? — продолжал допрос Жуков.
— Да. Начальник отдела Лапин сидел.
Жуков записал фамилию.
Отвечая на вопросы Жукова, следующие непрерывно один за другим, Любочка рассказала, не упустив ни одной детали, как закрывала и запирала, перед тем как ехать в больницу, сейф, окно и обе двери, как добиралась в больницу с институтским водителем Козаку, рассказала о своей беседе с девушкой в регистратуре, о том, как по пути из больницы в институт заезжала в детский сад, о беседе с воспитательницей…
— Во сколько в институт вернулись? — спросил Жуков.
Любочка пожала плечами.
— Без четверти два было, — вместо нее ответила Светлана.
— А вам откуда это известно?
— Так она же сначала ко мне зашла. В кассу чтобы вместе идти.
— Зачем? — обернулся Жуков к Любочке.
— Боялась одна. Я ведь догадалась, что меня специально выманили…
— Догадались или знали? — быстро спросил Жуков, наклоняясь вперед и в упор глядя в глаза Любочке.
Любочка смотрела на него, не понимая.
— Догадались или заранее знали, что вас выманят?
Недоумение в Любочкиных глазах сменилось испугом. Она отчаянно замотала головой и зарыдала.
Влад невольно поморщился: грубая бестактность Жукова, с которой он проверяет на допрашиваемых свои предположения, всегда была ему неприятна.
— Не… Не знала я… — говорила Любочка, задыхаясь от слез.
— Вы подошли к кассе вместе с Гонцей, — обратился Жуков к Светлане. — В каком состоянии была дверь?
— Опечатана и заперта.
— Кто может это подтвердить?
— Около двери много людей было. Общественные кассиры.
— Это кто?
— Девушки, которые на общественных началах получают деньги в кассе и раздают их в своих отделах.
— Фамилии назвать можете?
— Всех не упомню.
— Кого запомнили?
— Ну, Лариса Шмундяк была из отдела НОТ, Нина Ващенко из новой техники, Люда Карабчи из отдела внедрения…
— Шмундяк, Ващенко, Карабчи… — повторял Жуков, записывая.
К Владу подошел трасолог, наклонился, зашептал:
— Закончили. Можно доложить начальству…
Влад обернулся к Жукову:
— Прервемся ненадолго, Викентий Павлович? Неудобно начальство в коридоре долго держать.
— Давай прервемся, — согласился Жуков. — Вы, Светлана Георгиевна, ступайте к себе в приемную и никуда не отлучайтесь… А вы, — повернулся он к Любочке, — побудьте пока там, за перегородкой и подумайте о том, кто мог звонить вам по телефону. Вот товарищ Унгуряну с вами останется… Ключ дайте мне…
Любочка, еще не подавившая рыданий, бросила на стол связку ключей и вслед за всеми вышла из закутка.. Милиционер захватил два стула. Один поставил у двери в перегородке, а другой у стены, для Любочки. Дверь сразу же запер Жуков.
— Сюда никого! — распорядился ой.
В коридоре милицейское начальство, прокурор и директор института слушали инспектора Орлова, успевшего побеседовать со многими свидетелями.
Завидев Влада и Жукова, Чекир направился им навстречу:
— Тут, ребята, кой-какие версии наклевываются! Хорошо Орлов сработал… Игорь Васильевич, — обратился он к директору института. — Где бы нам маленькое совещаньице провести, обсудить то, что успели узнать?
— Можно ко мне в кабинет пройти, — предложил директор.
— Отлично! Пошли…
В обширном директорском кабинете все расселась за «совещательным» столом.
— Докладывай, Саша, — обратился Волков к инспектору.
— Так я все уже доложил, товарищ полковник.
— А теперь всем доложи, чтобы и следователи слышали.
— Слушаюсь, Константин Константинович… Подходили ко мне такие товарищи…
— Стоп, стоп, стоп! — прервал его Волков. — Ты нас фамилиями не забрасывай. Фамилии Жукову передашь. Обобщи показания и давай самое главное…
— Слушаюсь… Полученные мною показания были единодушными и сводились к следующему: сегодня утром, около одиннадцати часов проходившие по коридору сотрудники услышали в маленьком коридорчике перед кассой громкий стук и крики. Стучал в дверь кассы руками и ногами Михаил Чабаненко — токарь отдела внедрения, известный в институте пьяница. Он всячески поносил кассиршу и кричал, что ограбит кассу…
— Что? — оживился Жуков. — Что он кричал?
Влад тоже посмотрел на инспектора с интересом.
— Зачитываю показания сотрудницы бухгалтерии Ларисы Лунгу: «Миша колотил по двери и ругался. Гонца не открывала, заперлась изнутри. Тогда Миша закричал: «Ну я тебе устрою веселую жизнь! Всю твою кассу уведу с почерка!.. Гад буду — уведу!..»
— Любопытно, правда? — сказал, обращаясь ко всем подполковник Чекир. — И что — остальные свидетели подтвердили эти показания?
— Да. Все подтвердили… Еще интересный факт: к буянившему Чабаненко подошел начальник отдела внедрения Булат, и Чабаненко сразу успокоился. Они недолго поговорили. Потом Булат зашел в кассу…
— В кассу? — переспросил Жуков, делающий записи в блокноте. — И кассирша ему открыла?
— Да. Инна Тимофте, сотрудник отдела труда и зарплаты, показала: «Булат постучал по двери условным стуком, и кассирша сразу ему открыла».
— Что значит — условным стуком? — спросил Жуков.
— Тимофте выстучала по подоконнику вот так… — И Орлов постучал костяшками пальцев по столу: тук… тук-тук-тук… тук-тук.
— Похоже на условный сигнал! — буркнул Жуков, усердно записывая.
— Булат находился в кассе примерно полчаса, — продолжал Орлов, — и все это время Чабаненко ждал его, сидя на подоконнике. Потом Булат вышел, подошел к Чабаненко, сунул ему что-то в руку, и они вместе пошли к лестнице. Спустились или поднялись, Тимофте не видела…
Саша сделал паузу, листая блокнот. Жуков вытер платком залоснившиеся шею и затылок.
— Все, с кем мне пришлось беседовать, — снова заговорил Саша, — в один голос утверждают, что когда кассирша после поездки в больницу по ложному вызову вернулась в кассу вместе с секретарем директора Ротару, дверь кассы была заперта, опечатана и никаких подозрительных звуков изнутри не доносилось. Отперев первую дверь в кассу, Гонца сказала, что выдаст деньги только Ротару для директора института, а остальным начнет выдавать не раньше, чем через полчаса. Гонца и Ротару вдвоем вошли в кассу, а минуты через две Ротару выбежала и сказала: «Касса ограблена, бегу звонить в милицию».
— Ротару прибежала ко мне, — сказал директор, — сообщила, что украдены все деньги, и я позвонил к вам в управление…
— Ясно, — сказал Волков. — У тебя все? — спросил он Сашу.
— Есть еще любопытный факт, — ответил инспектор. — Разрешите, товарищ полковник, зачитать показания Эльвиры Сазоновой, заведующей библиотекой? Я их застенографировал.
Волков кивнул.
— «Я вошла в маленький коридор перед кассой без двадцати два, чтобы занять очередь. Там еще никого не было. В большом коридоре тоже пусто. Постояла я минут пять, не больше, и услышала какой-то шорох по лестнице запасного выхода. Я стояла рядом со стеклянной лестничной дверью. Выглянула на лестницу и обомлела: какой-то мужик в вязаной шапке с помпоном. За спиной раздутый рюкзак. Куртка того же цвета, что и рюкзак, и такие же штаны. На ногах спортивные туфли вроде кедов, синие с желтым. Я успела только увидеть, как он, вцепившись руками в перила, одним прыжком одолел целый пролет — от площадки до площадки. И двигался в своих синих кедах бесшумно, как призрак… И знаете, кто это был?.. Хоть я лица и не видела, но сразу узнала: Владимир Сергеевич Булат, наш начальник отдела внедрения…» — Орлов замолчал, наслаждаясь произведенным на всех эффектом.
Лицо директора института выражало крайнее изумление. Лицо Жукова — радость: следствие еще по-настоящему не развернулось, а правдоподобная версия уже выстраивается! Влад обдумывал услышанное, рисуя чертиков в блокноте. Волков и Чекир всем своим видом выражали удовольствие, доставленное успехами молодого инспектора. Влад спросил:
— Видела со спины? Откуда же такая уверенность, что спускался именно Булат?
— Этот вопрос и я ей задал, — ответил Саша. — Зачитываю ее ответ: «В прошлом году он заходил перед отпуском в институт точно в такой одежде — и шапка с помпоном, и на ногах такие же кеды, и рюкзак такой же у него был. И потом во всем институте нет никого с такой фигурой и такого роста. Есть еще инженер Доля. Но он в отпуске и позавчера в круиз уех