— Я, конечно же, помню, что у тебя есть правило не встречаться с полицейскими, О’Мэлли, — промурлыкал он ей в ухо. — Но, как думаешь, ты смогла бы выйти замуж за одного из них?
Меган положила голову ему на грудь и прислушалась к биению сердца. Оно стучало в унисон с ее собственным.
— Возможно, — шепнула она, улыбнувшись. — Если этот полицейский — ты.
Глава 41
День 13-й
10.04
— 9 °C
Буг Ньютон забрался на койку с ногами, прислонился спиной к стене и ковырял в носу, не отводя глаз от маленького телевизора. Он никогда не пропускал новости. Никогда. Многие из них — откровенная чушь, но тем не менее он смотрел от начала до конца. Это была традиция. И то, что Пэйдж Прайс сделала из них почти что порносайт, нравилось ему, черт возьми, еще как нравилось.
Самой горячей новостью этого вечернего выпуска была пресс-конференция по тому делу о похищении ребенка. Буг чувствовал себя почти участником события после того, что произошло с Оли. Он внимательно слушал Шефа Холта, но тот не сообщил журналистам и репортерам практически ничего.
— Золото копаешь, Буг? — Браунинг, тюремщик, неторопливо прошел мимо камер. Он делал обход каждые пятнадцать минут вместо положенных двух часов и никогда не забывал отметить это в журнале дежурств.
— Сними, свинья! — презрительно фыркнул Буг, стряхнув большую козявку на огромный от чрезмерной любви к пиву живот Браунинга.
— Черт! — Тюремщик отскочил назад, как будто в него выстрелили. Его лицо перекосилось от отвращения. — Посмотрите на это! О, Господи! — Он нырнул за дверь.
Буг фыркнул и снова повернулся к своим новостям. Человек в соседней камере смотрел тоже. Его вид вызывал страх, он сидел весь день, не проронив ни слова, с окаменевшим лицом. Буг несколько раз ловил на себе его взгляд, колючий, пронзительный, под которым он чувствовал себя букашкой под микроскопом.
— Эй, это ты, о ком они говорят, точно? Ты тот самый, кто украл того ребенка Кирквудов. Ты больной, — заявил Буг, выпятив костлявый подбородок. — Ты больной.
Гарретт Райт ничего не сказал.
— Эй, ты знаешь, что произошло с последним парнем, которого они привели сюда? Они сказали, что он сделал это. Они посадили его в эту клетку, где ты сейчас. И знаешь, что он сделал? Он вынул стеклянный глаз прямо из головы и убил себя им. Я думаю, он был психом. Любой, кто творит такое, определенно должен быть психом. — Он презрительно сжал губы, почесал сальную голову и задумался на минуту. — И ты, должно быть, псих тоже, — подытожил он.
Уголки губ Райта поползли вверх.
— Я преподаю психологию в колледже Харриса.
Буг издал неприличный звук, всем своим видом красноречиво выразив свое мнение об учителях.
По телевизору показывали полицейских и криминалистов из БКР, снующих вокруг и заходящих внутрь красивого дома на берегу озера — дома Райта. Симпатичная женщина со светлыми волосами стояла у входной двери с заплаканными глазами.
— Эй! — Буг резко повернулся и бросил на Райта злобный взгляд. — Что ты сделал с ребенком? Ты его убил или что?
Легкая улыбка скользнула по губам Гарретта Райта.
— Или что.
День 14-й
Полночь
— 11 °C
Ханна проснулась внезапно от беспокойства, как будто сработала тревожная сигнализация. Она включалась и чутко реагировала при малейшем намеке на звук или движение в последнее время всякий раз, когда Ханна оставалась одна в постели. Она лежала в середине большой кровати и смотрела в верхнее окно на черный прямоугольник ночного январского неба, прислушиваясь, ожидая, ощущая растущее напряжение во всех мышцах. Ничего. Никакого звука, никакого движения. В доме царила тишина. Ночь была тиха. Даже ветер, который беспрестанно дул в течение многих дней, холодный и острый, как осколок льда, задержал свое дыхание, когда один день уходил и наступал другой при негромком тикании часов. 00:01.
Новый день. Еще с одним днем наедине. Еще двадцать четыре часа бродить, пытаться что-то делать, стараться выглядеть нормальным человеком, таким, как прежде, обманывая саму себя. Ничего в ее жизни или в ней самой не будет больше нормальным. Она просто переживет этот день, и следующий, и еще один после этого, потому что она нужна Лили… и Джошу.
Он где-то, где тепло… Он не боится… Он знает, что я люблю его…
Ханна встала с кровати даже раньше, чем сознание зафиксировало какой-то звук. Босые ноги коснулись ковра. Она схватила старый велюровый халат, от которого когда-то так решительно отказался Пол. Звонили в дверь. Теперь она слышала это ясно. В десять минут первого. Ее сердце заколотилось с бешеной силой. Два варианта промелькнули в голове: Пол ищет прощения, Митч пришел с новостями. Хорошими? Плохими?
Одной рукой Ханна нажала на выключатель для лампочки над крыльцом, а другой вцепилась в одежду на груди, над сердцем. Звонок прозвучал снова. Она прижалась к глазку.
— О, мой Бог!
Слова вырвались сдавленным шепотом. На крыльце стоял и ждал Джош.
В следующее мгновение Ханна опустилась на колени на холодный цемент. Она обхватила сына руками и прижала к себе так сильно, как только могла. Она плакала, благодарила Бога, целовала щеки и волосы Джоша, снова и снова повторяла его имя. Ханна не чувствовала ни холода, ни боли в коленях от шероховатого бетона. Она испытывала только облегчение и радость, и тепло маленького тельца своего сына, прижатого к ней. Облегчение было так огромно, что она испугалась, не сон ли это опять. Но даже если это и сон, она знала, что в этот раз она не отпустит его. Она будет стоять на его пути, прижимать к себе, чувствовать его теплоту, вдыхать его аромат.
— О, Джош. О, мой Бог, — шептала она. Слова дрожали на губах, смешивались с соленым вкусом слез. — Я люблю тебя. Я так люблю тебя. Я люблю тебя. Я люблю тебя.
Она погладила дрожащей рукой его взъерошенные каштановые кудри и спину в полосатой пижаме, которая была на нем. Та самая пижама, в которой она видела его. Та же самая, в которой видела его и Меган О’Мэлли, хоть и не была уверена, реальность ли это или галлюцинация. Было еще много вопросов, на которые пока не было ответа, и они мелькнули в голове. Если Гарретт Райт похитил Джоша, то кто привел его домой?
Ханна подняла глаза и взглянула поверх лужайки в серебристую от лунного света ночь. Никого. Ни одной машины. Никаких теней, только деревья темнеют на фоне белого нетронутого снега. Город спокойно спал, не подозревая ни о чем.
Джош заерзал у нее на руках, и Ханна очнулась от очарования ночи и покоя, вернувшись к моменту, который она держала как драгоценную и хрупкую надежду в своем сердце. У нее снова есть сын. Она должна позвонить Митчу… и Полу… и отцу Тому. Надо сообщить в больницу и оставить сообщение для Меган. И Джоша следует отвезти в больницу на обследование. Только вот пресса налетит снова…
— Милый, кто привел тебя домой? — спросила Ханна. — Ты знаешь?
Она откинула голову назад, чтобы посмотреть ему в лицо. Мальчик просто покачал головой, затем обхватил руками ее шею и положил голову ей на плечо.
Ханна не настаивала на ответе. Сейчас она не хотела думать ни о чем, кроме Джоша. Никаких вопросов, как, почему или кто. Значение имел только Джош. И он был дома и в безопасности.
— Давай пойдем в дом, хорошо? — тихо сказала она, плотно сжав ресницы, чтобы сдержать подступившие слезы, когда Джош согласно кивнул ей.
Держа мальчика на руках, Ханна поднялась по ступенькам и понесла его в гостиную, не замечая веса. Знания доктора и материнский инстинкт позволили быстро оценить его физическое состояние. Маленький синяк на щеке — синяк, который она видела в своем сне, — почти исчез. Сын похудел и побледнел, но был невредим и хотел, чтобы его несли. Ханна подчинилась с готовностью. Она желала, чтобы он был с нею, рядом с нею, физически связан с нею. Она посадила его на колени, когда присела на диван, чтобы по мобильному телефону связаться с Митчем, а затем с офисом Пола. Митч обещал приехать через несколько минут. В офисе Пола включился автоответчик. Ханна не почувствовала ни ревности, ни раздражения, что его не оказалось на месте. Все ее эмоции сконцентрировались на возвращении Джоша. Она просто оставила сообщение и повесила трубку.
— Это не имеет значения, мой сладкий. — Она поцеловала макушку Джоша и снова крепко обняла его, когда очередная волна облегчения накрыла ее. — Важно, что ты дома и ты в безопасности.
Она смахнула слезы с ресниц и долго смотрела на него. Он спал. Его голова склонилась вперед, он дышал глубоко и ровно. Его густые длинные ресницы касались щеки. Мой ангел. Мой малыш. Мысли были такие знакомые, как его лицо, мысли, которые были в ее голове еще до его рождения и в бесчисленные ночи после, когда она проскальзывала в его комнату посмотреть, как он спит. Мой ангел, мой ребенок… Такой прекрасный.
Острая боль, как щепка, пронзила ее радость. Прекрасный. Джош всегда был счастливым ребенком, радостью для нее. Кто же он теперь? Через что прошел? Вопросы мучили ее постоянно, когда он отсутствовал. И теперь, когда Ханна, наконец, почувствовала облегчение, они снова собрались вокруг нее, как стая гиен. Она отогнала дурные воспоминания, осторожно сняла Джоша с колен и уложила на диван. Он был цел и невредим. Ханна поцеловала мальчика в лоб, подвернула под него халат. От него приятно пахло шампунем. Ей хотелось закатать рукав рубашки, чтобы посмотреть, есть ли там бинт, но она побоялась разбудить Джоша. Пусть он наслаждается минутами мира и покоя, прежде чем ему придется пройти обследование и ответить на вопросы.
Она осторожно положила кончики пальцев на его запястье. Пульс был ритмичный и нормальный. Она не считала удары, а просто слушала биение жизни в любимом существе. Господи! Он был жив. Он был с нею. Часть ее сердца, которая отсутствовала и, наконец, была возвращена, и теперь их сердца бились в тандеме.
— Он сказал что-нибудь о Райте? — тихо спросил Митч.