Трент многозначительно покосился на настенные часы, висевшие в его комнате, где они собрались. Уже двадцать минут четвертого. Ничего больше говорить ему не пришлось, и так было ясно. Мать их встала утром, чтобы подать Лью завтрак – два яйца «в мешочек» с тостами из зерна грубого помола и мармелад, без которого он никак не мог обойтись. Но после этого сразу же легла обратно в постель, где и оставалась по сию пору. Она страдала от ужасной головной боли, приступов мигрени, которые порой длились по два-три дня и безжалостно терзали ее беззащитный (и зачастую затуманенный) мозг. А потом вдруг отпускали, и месяц или два все было нормально.
Так что она просто не сможет подняться на третий этаж и посмотреть, чем это заняты там ее дети. Но что касается Папы Лью – то была совсем иная история. Учитывая, что кабинет его располагался почти в самом конце коридора, рядом с заветной щелочкой, они могли избежать его внимания – и любопытства, – проводя исследования лишь в его отсутствие. Именно об этом и напоминал многозначительный взгляд Трента, брошенный на настенные часы.
Семья возвратилась в Штаты за добрых две недели до начала занятий у Лью, но стоило ему оказаться в десяти милях от своего колледжа, как он почувствовал, что просто не может обойтись без него ни минуты, как рыба не может обходиться без воды. И вот каждый день он отправлялся туда примерно около полудня, с портфелем, битком набитым бумагами, которые он насобирал в различных исторических местах Англии. Он говорил, что идет разбирать и рассортировывать эти бумаги. Но Трент утверждал, что Папа Лью просто засунет их в один из ящиков письменного стола, затем запрет кабинет на ключ и прямиком отправится в университетский кафетерий на историческом факультете, где будет пить кофе и сплетничать со своими дружками. Хотя относительно недавно Трент обнаружил, что если ты являешься преподавателем колледжа и у тебя есть друзья, люди могут счесть тебя просто тупицей. Потому как никаких друзей у преподавателей колледжа быть не должно, есть только коллеги. Короче, в данный момент дома его не было, что как нельзя более кстати, однако он мог вернуться в любой момент, от четырех до пяти, и тогда все осложнится. Тем не менее некоторым временем они пока располагают. Но его совсем немного, а потому он, Трент, просто не намерен тратить его попусту на выяснение того, кто поклялся и чем.
– Слушайте сюда, ребята, – сказал он и тут же с радостью заметил, что все они действительно слушают его, забыв о разногласиях и спорах, с трепетом предвкушая расследование. Особенно возбуждала их мысль о том, что ему, Тренту, не удалось пока объяснить значение обнаруженного Лиссой явления. Ведь все трое до определенной степени разделяли веру Брайана в Трента. И раз Трент озадачен, раз он действительно считает, что они наткнулись на нечто странное и необычное, значит, так оно и есть.
Лори заговорила первой. От имени всех. «Ты только скажи, что нам делать, Трент. И мы сделаем».
– Ладно, – сказал Трент. – Прежде всего нам понадобятся кое-какие вещи. – И он набрал в грудь воздуха и начал перечислять.
И вот они снова собрались у щели в стене, в конце коридора на третьем этаже, и Трент, приподняв Лиссу, попросил ее посветить в щель маленьким карманным фонариком – его использовала мама, обследуя глаза, уши и носы ребятишек, когда те неважно себя чувствовали. Все они снова увидели металл; он был не слишком блестящий, а потому лучи фонарика отражались от его поверхности не очень ярко. Но все равно тусклый шелковистый отлив был заметен. По мнению Трента, то была сталь. Сталь или какой-то сплав.
– А что такое сплав, Трент? – спросил Брайан.
Трент молча покачал головой. Он точно не знал. Потом обернулся к Лори и попросил дать ему дрель.
Брайан с Лиссой обменялись встревоженными взглядами, Лори протянула дрель. Взяли они ее в мастерской, в подвале – то было единственное оставшееся в доме помещение, до сих пор целиком и полностью принадлежавшее их настоящему отцу. За все время женитьбы на Кэтрин Брэдбери Папа Лью спускался туда раза два, не больше. Даже младшие дети знали это, не говоря уже о Тренте и Лори. И ничуть не боялись, что Папа Лью заметит отсутствие дрели; их беспокоило другое – дыры в стене его кабинета. Правда, ни один не высказал этой мысли вслух, но Трент прочел все по их встревоженным физиономиям.
– Вот, поглядите, – сказал он и протянул дрель так, чтобы все могли ее хорошенько рассмотреть. – Вот эта штука называется сверлом. Видите, какое оно тонюсенькое? Как кончик иголки. И поскольку дырки мы будем сверлить под картинами, никто ничего не заметит. И беспокоиться, думаю, не о чем.
На стене в коридоре висели гравюры в рамках, половина из них находилась между дверью кабинета и входом в чулан, где хранились чемоданы. По большей части то были очень старые (и малоинтересные) виды Титусвилля, где проживали Брэдбери.
– Да он и на них-то никогда не глядит, и уж тем более не будет заглядывать под них, – согласилась с ним Лори.
Брайан потрогал пальцем кончик сверла и кивнул. Лисса смотрела, потом, копируя брата, тоже потрогала пальцем кончик сверла и тоже кивнула. Раз Лори говорит, что все нормально, значит, так, наверное, и есть. Раз Трент утверждает, что все о’кей, значит, точно так оно и есть. А уж если они оба говорят одно и то же – так тем более, какие тут могут быть вопросы.
Лори сняла со стены картину, висевшую ближе других к маленькой щели в штукатурке, и протянула ее Брайану. Трент начал сверлить. Они наблюдали за ним, сбившись в тесную дружную кучку – точно игроки внутреннего поля, ободряющие своего питчера в один из самых напряженных моментов игры.
Кончик дрели входил в стену легко, как по маслу, и дырочка действительно получилась совсем крохотная. Темный прямоугольник, обнаружившийся на обоях после того, как Лори сняла гравюру с крючка, тоже служил утешительным знаком. Он свидетельствовал о том, что никто давным-давно не снимал черно-белого изображения публичной библиотеки Титусвилля со стены.
Повернув рукоятку дрели с дюжину раз, Трент остановился и вытащил сверло из образовавшейся дырочки.
– Почему перестал? – спросил его Брайан.
– Наткнулся на что-то очень твердое.
– Тоже металл? – спросила Лисса.
– Думаю, да. Но то, что не дерево, это точно. Так, давайте-ка посмотрим. – И он посветил фонариком и, склонив голову набок, какое-то время всматривался. А потом отрицательно помотал головой. – Слишком уж у меня башка большая. Давай. Лисса, попробуй ты.
Лори с Трентом приподняли Лиссу на руках, Брайан протянул ей фонарик. Лисса, сощурив глазки, всмотрелась, потом сказала:
– В точности как там, в щели.
– Хорошо, – кивнул Трент. – Теперь давайте следующую картину.
И под второй гравюрой сверло наткнулось на металл, и под третьей тоже. А под четвертой – висевшей совсем рядом с дверью в кабинет Лью – прошило всю стену насквозь прежде, чем Трент успел выдернуть дрель. Лиссу в очередной раз подняли на руки, она посмотрела и заявила, что там «что-то розовое».
– Изоляция, о которой я тебе говорил, – заметил Трент Лори. – Теперь давайте попробуем по ту сторону двери.
Им пришлось просверлить дырочки под четырьмя гравюрами в восточной части коридора, прежде чем удалось наткнуться сначала на деревянную дранку, потом – на изоляционный материал под слоем штукатурки… И они как раз вешали последнюю картинку на место, когда послышалась немелодичная воркотня мотора. Это Лью въезжал во двор на своем стареньком «порше».
Брайан, которому поручили повесить последнюю гравюру на крючок – он мог сделать это, только привстав на цыпочки, – выронил ее из рук. Лори протянула руку и успела перехватить ее за рамку прямо на лету. Спустя секунду она вдруг обнаружила, что вся дрожит – так сильно дрожит, что пришлось передать картину Тренту, иначе бы она тоже ее выронила.
– Повесь лучше ты, – сказала она, подняв испуганное личико на брата. – А то я точно ее уроню. Нет, честно.
Трент повесил на крючок гравюру – на ней изображалась карета, запряженная лошадьми, ехавшая по городскому парку. И увидел, что повесил ее криво. Протянул руку, чтобы поправить, и тут же отдернул ее, не успели пальцы коснуться рамы. Сестры и брат считали его едва ли не богом; сам Трент был достаточно умен, чтобы понимать, что он всего лишь мальчик. Но даже мальчик, наделенный хотя бы половиной присущего Тренту разума, прекрасно знал, что когда в подобных делах все вдруг начинает идти наперекосяк, лучше оставить все как есть. И если он будет возиться с этой картиной и дальше, она наверняка упадет на пол, усыплет его осколками стекла. Неким непостижимым образом Трент предвидел это.
– Бежим! – шепнул он. – Быстро, вниз! К телевизору!
Внизу хлопнула дверь, Лью вошел в дом.
– Но она висит криво! – возразила Лисса. – Трент, так не…
– Не важно! – сказала Лори. – Делай, что тебе говорят, ясно?
Трент и Лори испуганно переглянулись. Если Лью пошел сейчас на кухню, перекусить чего-нибудь, чтоб продержаться до ужина, тогда все в порядке. Если нет, он непременно столкнется с Лиссой и Брайаном на лестнице. Достаточно только взглянуть на них, и сразу станет ясно, что они занимались чем-то запретным. Двое младших ребятишек Брэдбери были достаточно умны, чтобы держать язык за зубами, но еще не научились контролировать выражение своих лиц.
Брайан и Лисса понеслись вниз, как ветер.
Трент и Лори последовали за ними, более медленно, осторожно и прислушиваясь. Настал момент почти невыносимого напряжения, когда единственным звуком в доме был топот маленьких ног по ступеням, затем из кухни послышался резкий окрик Лью: «НЕЛЬЗЯ ЛИ ПОТИШЕ, ЭЙ, ВЫ! ВАША МАМА ЛЕГЛА ОТДОХНУТЬ. ОНА СПИТ!»
Вот дурак-то, подумала Лори. Да он сам ее разбудит, если станет так орать!
Позже, тем же вечером, когда Трент уже засыпал, Лори отворила дверь в его комнату, вошла и присела на краешек кровати.
– Тебе он не нравится, но дело не только в этом, – сказала она.