Ночные крылья. Человек в лабиринте — страница 15 из 40

Лабиринт со всей точностью был нанесен на карту, на которой был подробно размечен маршрут со всеми ловушками, и поэтому Бордман, посылая туда роботов, рассчитывал, что они с вероятностью в 95 % доберутся до зоны А целыми и невредимыми. Сможет ли по этому маршруту пройти человек с той же степенью безопасности, что и робот, было неизвестно. Компьютер будет нашептывать человеку указания для каждого шага по этой дороге, но эту информацию будет обрабатывать подверженный усталости и ошибкам человеческий мозг, у которого нет датчиков опасности и который не может реагировать так же быстро, как мозг робота, и в результате человек будет вести себя как-то иначе, а это может для него очень плохо кончиться. Поэтому данные, которые они собрали, нужно тщательно протестировать, прежде чем в лабиринт рискнут войти Бордман или Нед Раулинс.

Об этом позаботятся добровольцы.

Они знали, на что идут. Никто не собирался их уверять, что им не угрожает смерть. Бордман сказал им, что для блага человечества нужно добиться, чтобы Мюллер вышел из лабиринта по своей воле, и наиболее вероятно, что он это сделает только после разговора с глазу на глаз, а уговорить его могут только он, Чарльз Бордман, или Нед Раулинс, и поэтому они люди просто незаменимые, значит, другие должны проложить им дорогу. И эти парни предложили себя сами, понимая, что почти обречены. Каждый из них знал, что смерть нескольких первых может пойти ему на пользу. Неудача означает новую информацию о лабиринте; удачного же прохождения лабиринта на тот момент ни у кого не было.

Кинули жребий, кому идти первым.

Первым выпало идти лейтенанту по фамилии Берке, который выглядел довольно молодо и, скорее всего, действительно был молод, ибо военные редко подвергают себя омолаживанию, прежде чем дослуживаются до высоких чинов. Этот коренастый темноволосый смельчак вел себя так, как будто его жизнь стоила не дороже жизни стандартного робота, произведенного на борту корабля.

– Когда найду Мюллера, – он не сказал «если», – скажу ему, что я археолог. Так? И, кроме того, спрошу, не против ли он, чтобы его навестила пара моих коллег.

– Да, – согласился Бордман. – Но помни, что чем меньше ты будешь задевать в разговоре специфические археологические темы, тем меньше вызовешь подозрений.

Берке не имел никаких шансов дожить до встречи с Ричардом Мюллером, и все об этом знали. Но он весело, отчасти театрально, помахал рукой на прощание и вошел в лабиринт. Аппаратура в его рюкзаке соединяла его напрямую с мозгом корабля. С ее помощью он получал всю нужную информацию, и наблюдатели на борту могли видеть все, что с ним происходит.

Уверенно и спокойно он миновал страшные ловушки зоны H. Ему не хватало датчиков, позволявших роботам находить переворачивающиеся плиты в мостовой с ямами смерти под ними, излучатели энергии, схлопывающиеся двери и многие другие кошмары. Однако у него было кое-что иное, чего недоставало этим роботам: запас информации, собранной ценой гибели этих великолепных машин. Бордман на своем экране видел уже знакомые ему колоннады, пилоны, арки, мосты, останки роботов. В душе подгоняя Берке, он знал, что в один из ближайших дней ему самому предстоит отправиться туда. Бордман задумался, насколько ценна для Берке его собственная жизнь.

На путь от зоны H до зоны G потребовалось около сорока минут. Преодолев его, Барке не проявил никакой радости, сообщая, что достиг прохода. Все знали, что зона G не менее опасна, чем H. Но пока что указания компьютера срабатывали хорошо. Берке исполнял своеобразный балет, проходя через препятствия: столько-то шагов, теперь прыжок, теперь бок, а сейчас перешагнуть какую-то коварную полосу под ногами. Он отлично держался. Но компьютер не мог предостеречь его от небольшого зубастого зверя, притаившегося на позолоченном выступе на стене в сорока метрах от прохода в зону G.

Опасность случайная, непредвиденная. А все знания Барке об этой зоне основывались лишь на прошлых попытках, осуществлявшихся роботами.

Этот зверь был не больше крупного кота, он обладал длинными клыками и жуткими когтями. Контрольный аппарат в ранце Берке заметил его прыжок, но слишком поздно. Прежде чем Берке, уже предупрежденный, в полуобороте выхватил оружие, зверь прыгнул ему на плечи и подобрался к его горлу.

Пасть открылась удивительно широко. Глаз компьютера передал ее строение во всех анатомических подробностях. Эту картину Бордман предпочел бы не видеть. Ряд острых, как иглы, клыков, за ними, в глубине, еще два ряда не менее острых, возможно, служащих для того, чтобы надежнее вцепиться в горло жертвы, а может быть, просто запасных на тот случай, если наружные сломаются. Это производило впечатление леса из острейших клыков. Через мгновение челюсти сомкнулись.

Берке заорал и упал вместе с хищниками. Брызнула кровь. Человек и зверь, кувыркаясь, покатились по мостовой и, вероятно, задели какой-то скрытый излучатель энергии, так как исчезли в клубах маслянистого дыма. Когда дым рассеялся, не осталось следа ни от зверя, ни от человека.

Недолгое время спустя Бордман заметил:

– Да, это кое-что новенькое. Об этом нужно помнить. Ни один из этих зверей не напал на робота. Людям придется брать с собой детекторы массы и идти группами.

Так и сделали. За знания приходилось платить очень высокую цену, но зато теперь они понимали, что в лабиринте им противостоят не только ловушки древних инженеров, но и местная фауна. Два человека, Маршалл и Петрочелли, пошли в лабиринт вместе, соответственно подготовленные и экипированные. Теперь звери уже не могли подкрасться незамеченными, не выдав себя и своего размера инфракрасным излучением, регистрируемым детектором массы. Благодаря этому люди без труда подстрелили четырех животных, в том числе одно очень большое, и никаких других проблем у них не возникло.

В глубине зоны G они подошли к месту, где был установлен дезориентирующий экран, который действовал так, что все устройства для сбора информации оказывались бесполезными.

«На каком принципе это действует?» – размышлял Бордман. Земные приборы подобного типа действуют прямо на органы чувств, искажая и перепутывая их сигналы. Но в этом поле наверняка какой-то другой принцип. Ведь невозможно воздействовать на нервную систему робота, потому что у робота ее просто нет, а его зрительные органы регистрируют только то, что видят. Однако то, что роботы видели в этом месте лабиринта под действием поля, не было никак связано с реальностью. Другие роботы, поставленные вне этой зоны, передавали совершенно иную картину того же места. Значит, поле действует на каком-то оптическом принципе, преобразует картины ближайшего района, искажает перспективу, извращает или скрывает форму и контуры. Любой орган зрения в пределах действия поля видит картину, совершенно не соответствующую реальности, и абсолютно безразлично, воспринимает эту картину человек или не наделенная воображением машина. «Это довольно любопытно, – думал Бордман. – Возможно, позже удастся исследовать их и овладеть этими принципами. Позже».

Он не мог предугадать, какие формы примет картина лабиринта для Маршалла и Петрочелли, когда те войдут в зону поля. Роботы передавали все данные о том, что их окружало. Люди же не были непосредственно подключены к компьютеру и потому не могли передавать своих впечатлений от того, что видели. Самое большое, что они могли сделать, – это рассказывать. Но их описания никак не совпадали с картиной, передаваемой видеоглазом, закрепленным на ранце, и тем более с картиной, которую передавали роботы.

Маршалл и Петрочелли шли по указаниям компьютера. Шли даже там, где собственными глазами видели зияющие пропасти, и вжимали головы в плечи, когда видели над головой зловеще сверкающие стальные лезвия, висящие на потолке несуществующего туннеля.

– Боюсь, что любое из этих лезвий упадет и рассечет меня пополам, – сказал Петрочелли.

Но никаких лезвий там не было. Пройдя очень аккуратно по несуществующему туннелю, оба послушно свернули под огромный молот, бьющий с дьявольской силой по плитам мостовой. Цеп тоже был иллюзией. С трудом они удержались, чтобы не свернуть на тротуар, выложенный упругими плитками, ведущий до самой границы действия поля. Тротуара тоже не существовало. Они не видели, что вместо гладкого тротуара на самом деле была яма, наполненная кислотой.

– Лучше бы они просто шли с закрытыми глазами, – заметил Бордман. – Так проходили и роботы… с отключенными датчиками.

– Они говорят, что это для них слишком страшно, – возразил Хостин.

– Но что лучше: не иметь никакой информации или иметь информацию заведомо ложную? – спросил Бордман. – Советы компьютера они могут слушать, не открывая глаз. Тогда им ничего не будет грозить…

Петрочелли вскрикнул. На одной половине своего экрана Бордман видел действительное состояние дел: безопасный участок дороги, а на другой – то, что передавал видеоглаз ранца: вырывающиеся из-под ног Петрочелли и Маршалла буйные языки пламени.

– Стой спокойно! – рявкнул Хостин. – Огня там нет!

Петрочелли, уже поднявший одну ногу, услышав это, страшным усилием воли поставил ногу обратно на мостовую. Реакция Маршалла оказалась не быстрой реакцией. Прежде чем до него дошли слова Хостина, он шагнул влево, чтобы обойти огонь, и только потом остановился. Он оказался на десяток сантиметров за пределами безопасного прохода. Внезапно из-под одного приподнявшегося камня мостовой вылетела тонкая блестящая проволока, которая обхватила его ноги возле щиколоток, резко натянулась и срезала ступни. Падающего Маршалла пригвоздил к соседней стене блестящий золотистый металлический прут.

Петрочелли удачно миновал фальшивый огонь. Не оглядываясь назад, он сделал еще десять неуверенных шагов и остановился в безопасности, вне зоны дезориентирующего поля.

– Дэйв! Дэйв, где ты? – хрипло позвал он.

– Он сбился с курса, – сказал Бордман. – Это был быстрый конец.

– Что мне теперь делать?

– Оставайся на месте, Петрочелли. Успокойся и не пытайся идти дальше. Отправляем к тебе Честерфильда и Уолкера. Жди там, где стоишь.