– Ничего. Мы приехали. Номер уже забронирован?
– Да, на твое имя.
Они вошли. Мюллер положил руку на диск регистрации. Он вспыхнул зеленым, и они направились к лифтам. Гостиница начиналась пятью уровнями ниже межпланетного порта и уходила вниз на пятьдесят уровней. Их номер был почти в самом низу. Прекрасный выбор места, подумал он. Похоже, апартаменты для новобрачных. Они вступили в спальню с калейдоскопическими занавесями и широкой кроватью со всеми принадлежностями. Освещение было интимно приглушено. Мюллер вспомнил, что уже много месяцев обходился только сексатором, и ощутил напряжение в паху. Он знал, что Марте ничего объяснять не нужно. Оставив его, она вошла в туалетную комнату и оставалась там довольно долго. Он разделся.
Она вернулась обнаженной. Нарочитой косметики уже не было, а волосы снова стали голубыми.
– Как море, – сказала она, – жаль, что не могу их тут отрастить. В этой дамской комнате нет нужных приборов.
– Так ты выглядишь намного лучше.
Они были на расстоянии почти десяти метров друг от друга. Марта стояла под углом, и Дик рассматривал ее худое, но крепкое тело: маленькие, торчащие груди, мальчишеские ягодицы и крутые бедра.
– Гидряне, – сказал Мюллер, – то ли пятиполые, то ли вообще бесполые, я не совсем в этом уверен. Это показатель того, насколько хорошо я с ними познакомился за все проведенное у них время. Но как бы они это ни делали, мне кажется, что люди получают от этого больше удовольствия. Почему ты стоишь там, Марта?
Она молча приблизилась. Одной рукой он обнял ее за плечи, другой накрыл округлую грудь. Раньше, когда он это делал, то ощущал, как твердеет от страсти ее сосок под ладонью. Теперь этого не было. Марта слегка дрожала, как напуганная кобылица. Он коснулся ртом ее губ, но губы у нее были сухие и напряженные, какие-то враждебные. Погладил пальцем плавную линию ее щеки, но она вздрогнула. Они уселись на кровать. Ее рука почти неохотно потянулась к нему.
В ее глазах он увидел страдание.
Внезапно она отодвинулась от него и упала навзничь на подушку. Он видел ее лицо, искаженное едва скрываемым мучением. Через какое-то время она схватила его за обе ладони и притянула к себе. Подняла колени и раздвинула ноги.
– Люби меня, Дик, – произнесла она театрально. – Ну скорее же!
Марта попыталась повалить его на себя, чтобы он обладал ею. Он так не мог. Он вырвался из ее рук и сел. Она покраснела до самых плеч, на щеках заблестели слезы. Он уже понял всю правду, какую требовалось, но должен был все же спросить:
– Скажи мне, что не так, Марта?
– Не знаю.
– Ты ведешь себя так, словно заболела.
– Наверное, да.
– Когда тебе стало нехорошо?
– Я… ох, Дик, к чему все эти вопросы. Прошу, любимый, иди ко мне.
– Но ведь тебе не хочется. Ты совсем не хочешь меня. Делаешь это от доброты.
– Я… хочу, чтобы ты был счастлив, Дик. Это… это так неприятно… так… сильно.
– Что именно?
Она не ответила. Сделала похотливый жест и снова со всей силой потянула его к себе. Он соскользнул с кровати и вскочил на ноги.
– Дик, Дик, я ведь предупреждала тебя, чтобы ты туда не летел. Говорила, что у меня бывают предвидения. Что с тобой там может случиться что-то и помимо того, чтобы оказаться убитым.
– Скажи мне, что вызывает боль?
– Не могу. Я… не знаю.
– Ложь. Когда это началось?
– Сегодня утром. Как только я встала.
– Еще одна ложь. Я должен знать всю правду.
– Люби меня, Дик, не заставляй больше ждать. Я…
– Ты – что?
– …не могу больше это выносить.
– Чего?
– Ничего, ничего. – Она вскочила с постели и принялась тереться об него, как кошка, при этом ее лицо исказила судорога, а глаза стали бессмысленными. Он схватил ее за запястья.
– Скажи, чего ты больше не можешь выносить, Марта?
Она стиснула зубы. Он сильнее сжал руки. Она откинулась назад, так что голова ее свесилась, а груди целились в потолок. Теперь все ее тело покрывал пот. Ее нагота сводила с ума и возбуждала его.
– Скажи, чего ты не можешь выносить?..
– Твоего присутствия, – призналась она.
Глава шестая
В лабиринте воздух казался теплее и более мягким, чем на равнине. Наверное, стены не пропускают ветер, подумал Раулинс. Он осторожно двигался, прислушиваясь к голосу в наушниках.
Сверни влево… три шага… поставь правую ногу у черной полосы на тротуаре… поворот… поверни налево… переступи… поворот на девяносто градусов вправо… и тут же еще раз на девяносто градусов вправо…
Это немного напоминало детскую игру в «классики»: на черту не наступи, в нужном месте поверни. Только здесь в игре были более высокие ставки. Нужно следить за каждым своим шагом, чувствуя, как смерть идет по пятам. Что за существа выстроили этот город? Он увидел энергетический луч, пересекающий дорожку прямо перед ним. Компьютер велел ему задержаться. Раз, два, три, четыре, пять… Иди! Он двинулся дальше.
Безопасное место.
По другую сторону этого участка он остановился и повернулся. Бордман, хотя и был значительно старше, поспевал за ним; он помахал ему рукой и подмигнул. Сейчас ему предстоит та же ловушка. Раз, два, три, четыре, пять… Иди! Бордман миновал место, где вспыхивал энергетический луч.
– Может, передохнем здесь недолго? – спросил Раулинс.
– Не относись так снисходительно к старому человеку, Нед. Продолжаем двигаться. Я еще не устал.
– У нас трудный участок впереди.
– Вот и нечего рассиживаться.
Раулинс с ужасом поглядывал на кости. Высохшие скелеты, лежащие здесь веками, и чьи-то останки, вовсе не такие древние. Существа разных миров нашли здесь свою смерть.
Что, если я погибну в ближайшие десять минут?
Вокруг по несколько раз в секунду происходили в разных местах яркие вспышки. Бордман, идущий на расстоянии пяти метров за Раулинсом, превратился в зловещий призрак, дергающийся словно в конвульсиях. Оглянувшись, Раулинс был вынужден прикрыть сверху глаза рукой, чтобы четко увидеть Бордмана. Это было похоже на то, как будто он с каждой долей секунды все больше терял сознание.
Он слышал голос компьютера: «Пройди десять шагов и остановись. Раз, два, три. Пройди десять шагов и остановись. Раз, два, три. Иди быстро до конца спуска».
Ему далеко не всегда удавалось припомнить, что именно случится в этом месте, если он не будет придерживаться указаний. Здесь, в зоне H, кошмары поджидали почти всюду, и у него в памяти их очередность путалась. Это то место, где камень весом в тонну падает на невнимательного путешественника? И где те стены, которые схлопываются? Где прекрасный, затейливый мост, ведущий в огненное озеро?
Исходя из средней продолжительности жизни, он мог рассчитывать спокойно прожить еще двести пять лет. Хотелось пожить как можно дольше. Я еще слишком мало пожил, чтобы просто так умереть, думал Нед Раулинс.
Двигаясь словно в танце по указаниям компьютера, он миновал и огненное озеро, и схлопывающиеся стены.
Длиннозубый зверь сидел на козырьке входной двери дома напротив. Бордман осторожно отцепил от своего ранца оружие и включил автоматический прицел, установив его на тридцать килограммов массы и дальность в пятьдесят метров.
– Он мой, – сказал он Раулинсу и выстрелил.
Луч энергии, рассеявшись, ударил в стену. На ярко-пурпурном фоне рассыпались струи зелени. Зверь прыгнул, вытянув в финальной агонии лапы, и упал. Откуда-то выскочили три маленьких падальщика и принялись рвать его на куски.
Бордман издал смешок. Чтобы стрелять из автонаводящегося оружия, не обязательно быть хорошим стрелком. Но он уже довольно давно не охотился. Когда ему было тридцать, он провел долгую неделю на охоте в Сахарском заповеднике, будучи самым молодым в группе из восьми крупных бизнесменов и правительственных советников. На ту охоту он поехал из политических интересов, и ему она не очень-то понравилась: душный воздух, слепящий солнечный свет, грязные мертвые звери, лежащие на песке, хвастливые речи этих охотников, бессмысленная бойня. Когда тебе тридцать, развлечения людей среднего возраста не вполне понятны. Но тогда он выдержал до конца, надеясь, что это оправдает себя в дальнейшем и сослужит неплохую службу. И это действительно дало свои плоды. Но больше он никогда не охотился. Однако теперь, здесь, все было совсем не так, даже несмотря на карабин с автоматической наводкой. Это уже не спорт.
На золотистом экране, стоявшем на опорах почти вплотную к стене, рядом с внутренним краем зоны H, менялись изображения. Раулинс увидел, как лицо его отца, поначалу четкое, понемногу сливается с фоном – рисунком из полос и крестов, – а затем вспыхнуло. Проекция, которую каким-то образом формировало сознание смотрящего. Роботы, проходя здесь, видели пустой экран. Раулинс увидел шестнадцатилетнюю Мэрибет Чемберс, ученицу второго курса лицея Богоматери Милосердия в Роксфорде, штат Иллинойс. Мэрибет с робкой улыбкой принялась раздеваться. Волосы у нее были мягкими, шелковистыми, как облачко, сквозь которое светит солнце, а губы пухлыми и влажными. Она расстегнула лифчик и показала два больших шара с кончиками, горящими, как огоньки. Эти груди были посажены так высоко, как будто не подчинялись силе притяжения, и были разделены впадиной шириной в одну шестнадцатую дюйма и протяженностью в шесть дюймов. Мэрибет покраснела и обнажила нижнюю часть своего тела. В ямочках над пухлыми розовыми ягодицами блестели аметисты. Бедра украшала золотая цепочка с распятием из слоновой кости. Раулинс, пытаясь не смотреть на экран, прислушивался к голосу компьютера, управлявшего каждым его шагом.
– Я есть воскресенье и жизнь, – сказала Мэрибет хрипло и страстно.
Она манила его тремя пальцами. Подмигивала с грязными намеками. Говорила нараспев сладкие пошлости.
– Иди же сюда, большой мальчик! Мы классно проведем время…
Она хохотала. Вся извивалась. Трясла плечами, и тогда груди звенели, как колокола.