– Мы будем снова использовать роботов. Об этом не беспокойся. Когда придет время покинуть лабиринт, мы введем всех наших роботов в зону F и будем проверять маршрут для выхода так же, как проверяли для входа.
Подумав немного, Раулинс сказал:
– Впрочем, зачем какие-то ловушки для выходящих? Неужели строители лабиринта запирали себя в центре города так же жестко, как и не допускали к себе врагов? Зачем им так поступать?
– Кто же может знать, Нед? Это были чуждые нам существа.
– Чуждые. Это верно.
Бордман вспомнил, что еще не исчерпал тему разговора. Он пытался быть дружелюбным. Они были товарищами, связанными общей опасностью.
– А для тебя какое место было хуже всего?
– Экран, оставшийся теперь далеко позади. Который показывал всякие мерзости, клубящиеся в подсознании.
– Что за экран?
– В глубине зоны H. Такой золотистый, прикрепленный к стене полосками из металла. Я посмотрел на него и пару секунд видел моего отца. А потом девушку… Девушку, которую я когда-то знал… Она стала монахиней. На экране она снимала одежду. Думаю, это говорит что-то о моем подсознании, да? Настоящая яма со змеями. Но ведь другие подсознания тоже, да?
– Я ничего подобного не видел.
– Но вы не могли не заметить этот экран. Он был… в каких-то пятидесяти метрах от того места, где вы убили первого зверя. С левой стороны… Прямоугольный, даже скорее трапеция, с ярко-белой металлической окантовкой, и по нему пробегали разные световые пятна, формы…
– Да, тот экран я видел. Он показывал геометрические фигуры.
– А я видел, как Мэрибет раздевалась, – сказал Раулинс, явно сбитый с толку. – А вы, значит, видели геометрические фигуры?
В зоне F тоже встречалась смертельная опасность. Из земли выдулся небольшой перламутровый пузырь, лопнул, и из него выкатился поток сверкающих шариков. Они устремились к Раулинсу. Эти шарики двигались с какой-то злобной решимостью потока голодных солдат-муравьев. Они жалили плоть. Он растоптал множество их, но при этом чуть не оказался слишком близко к внезапно вспыхнувшему пронзительно-голубому источнику света. Он пнул три шарика в сторону этого источника, и они расплавились.
Бордману все это уже осточертело.
Маршрут через зону F проходил через зал с розовыми стенами, где из скрытых отверстий вырывались клубы пара. На другом конце розового зала время от времени показывалась поднимающаяся западня. Если не пройти тут в идеально точно высчитанное время, то вас размозжит в лепешку. За залом тянулся длинный коридор с низким потолком. Душный и тесный. Его кроваво-красные стены были горячими и тошнотворно пульсировали. Этот коридор выходил на бетонную площадь с шестью стоящими наклонно обелисками из белого металла, грозными, как выставленные мечи. Фонтан в центре бил на высоту ста метров, а по бокам площади вздымались три башни со множеством окон разной величины. Стекла в них были целыми. На ступеньках одной из этих башен лежал со сжатыми конечностями скелет какого-то создания длиной метров десять. Большой пузырь из прозрачного вещества, несомненно, космический шлем, покрывал его череп.
В лагере в зоне F, базе поддержки передовой группы, были Элтон, Антонелли, Кэмерон, Гринфилд и Штейн. Сейчас Антонелли и Штейн вышли на площадь посреди зоны, чтобы встретить Бордмана и Раулинса.
– Уже недалеко, – сказал Штейн. – Или вы хотите отдохнуть несколько минут, господин Бордман?
Старик хмуро посмотрел на него, и они двинулись дальше. Антонелли доложил:
– Дэвис, Оттавио и Рейнольдс сегодня утром добрались до зоны Е, как раз когда к нам присоединились Энтон, Кэмерон и Гринфилд. Петрочелли и Уолкер исследуют внутренний край зоны Е и немного зону D. Говорят, что там все выглядит несравненно лучше.
– Шкуру с них спущу, если они туда полезут, – заявил Бордман.
Антонелли беспокойно улыбнулся.
Вспомогательная база представляла собой два купола-павильона, стоящие рядом на небольшом открытом месте возле какого-то сада. Территорию эту исследовали очень тщательно, и наверняка здесь не было ничего опасного. Войдя в палатку, Раулинс прежде всего снял ботинки. Кэмерон дал ему средство для дезинфекции, а Гринфилд пакет с продовольствием. Он чувствовал себя как-то не в своей тарелке среди этих людей. Знал, что у них нет таких возможностей в жизни, как у него. У них не было полноценного образования, и даже если они не погибнут здесь, то все равно не смогут прожить столько, сколько он. У них не было ни светлых волос, ни голубых глаз, у них не хватит средств, чтобы подвергнуться дорогостоящей коррекции и получить эти престижные черты. А ведь они кажутся совершенно счастливыми. Возможно, это потому, что им не требовалось задумываться о моральной стороне того, что они выманивают Ричарда Мюллера наружу.
Бордман вошел в палатку. Раулинс поразился тому, насколько крепок и неутомим этот старик. Он сказал со смешком:
– Сообщите капитану Хостину, что он проиграл пари. Мы добрались сюда.
– Какое пари? – спросил Антонелли.
– Мы думаем, Мюллер каким-то образом за нами наблюдает, – сказал Гринфилд. – Он регулярно передвигается с места на место, оставаясь в заднем секторе зоны А, наиболее дальнем от выхода… если, конечно, вход – тот, который мы знаем… и описывает небольшую дугу по мере продвижения нашего авангарда.
– Хостин ставил три к одному, что мы сюда не доберемся, – пояснил Бордман Антонелли. – Сам слышал, – и спросил Кэмерона, техника связи: – Как вы думаете, Мюллер может использовать какую-то местную систему наблюдений?
– Вполне возможно.
– Она достаточно хороша, чтобы различать лица?
– Допускаю, что хотя бы в некоторых местах. У нас слишком мало сведений, а у него было достаточно времени, чтобы научиться пользоваться устройствами этого лабиринта.
– Если ему довелось увидеть мое лицо, то нам следует немедленно вернуться назад и больше не утруждать себя. Мне даже не пришло в голову, что он может за нами наблюдать. Тут есть термопластический аппарат? Мне надо немедленно изменить внешность.
Он не стал объяснять почему. Когда процедура закончилась, нос у него стал длинным, резко очерченным, губы тонкими, а подбородок как у ведьмы. Лицо это трудно было назвать симпатичным. Но вряд ли кто-нибудь теперь мог узнать Чарльза Бордмана.
После беспокойно проведенной ночи Раулинс стал готовиться к переходу в лагерь авангарда в зоне Е. Бордман должен был остаться на базе и в течение всего времени поддерживать с ним связь, видеть то, что он видит, и слышать то, что он слышит. И шепотом направлять его действия.
Утро было сухим и ветреным. Они проверили каналы связи. Раулинс вышел из куполообразной палатки, отсчитал десять шагов и наблюдал в одиночестве, как рассвет придает потрескавшимся фарфоровым стенам оранжевый блеск.
– Подними правую руку, если слышишь меня, Нед, – сказал Бордман. Раулинс поднял руку. – Теперь поговори со мной.
– Где, ты говоришь, родился Мюллер?
– На Земле. Слышу тебя отлично.
– Где на Земле?
– Северо-Американский директорат. Точно не знаю, где именно.
– Я тоже оттуда, – сказал Раулинс.
– Да, я знаю. Мюллер, кажется, происходит откуда-то из западной части континента. Но не уверен. Так мало времени провожу на Земле, Нед, что не очень помню географию. Если для тебя это важно, мы можем запросить мозг корабля.
– Потом как-нибудь. Я уже могу идти?
– Сначала послушай, что я тебе скажу. Мы с очень большим трудом проникли в лабиринт, но я хочу, чтобы ты не забывал, что все, проделанное нами пока что, было лишь вступлением для достижения настоящей цели. Помни, мы прибыли сюда за Мюллером.
– Как я могу об этом забыть?
– До сих пор мы думали лишь о нашем выживании. Забота о том, чтобы самому уцелеть, затуманивает перспективу. Теперь мы уже можем смотреть более широко. То, чем обладает Ричард Мюллер – дар это или проклятие, неважно, – имеет огромную потенциальную значимость, и твоя цель, Нед, чтобы мы смогли это использовать. Судьба Галактики зависит от того, что произойдет здесь между тобой и Мюллером в несколько ближайших дней. Это поворотный пункт времен. Условия жизни миллиардов еще не родившихся существ, перемена их к лучшему или к худшему зависят от того, что здесь произойдет.
– Судя по всему, вы говорите это совершенно серьезно, Чарльз.
– Абсолютно серьезно. Порой бывает так, что все напыщенные слова начинают что-нибудь значить, и сейчас один из таких моментов. Ты стоишь на развилке галактической истории. И потому, Нед, ты пойдешь и будешь лгать и обманывать, давать ложные клятвы, идти на компромиссы, и я предполагаю, что потом какое-то время совесть не будет давать тебе покоя и ты возненавидишь себя за все это, а в конце концов поймешь, что совершил героический поступок. Проверка связи окончена. Возвращайся и займись подготовкой к походу.
На этот раз он недолго шел один. Штейн и Элтон довели его до самого прохода в зону Е без происшествий. Ему указали далее правильное направление, он прошел сквозь душ от крутящихся снопов лазурных искр и вошел в следующую зону, суровую и унылую. Спускаясь в нее по крутому пандусу, он увидел какое-то устройство, закрепленное на высокой каменной колонне. В тени впадины в этом устройстве что-то блестело и двигалось, и это могло быть глазом.
– Похоже, я нашел часть системы наблюдения Мюллера, – доложил он. – Тут что-то смотрит на меня с колонны.
– Попробуй побрызгать на это чем-нибудь, – предложил Бордман.
– Он может счесть это проявлением враждебности. Зачем археологу уничтожать такую штуку?
– Да. Точно. Иди дальше.
В зоне E сама атмосфера казалась менее угрожающей. Темные, плотно стоящие низкие здания словно бы цеплялись друг за друга, как встревоженные черепахи. Впереди Раулинс видел и другую топографию – поднимались высокие стены, светилась какая-то башня. Каждая из зон настолько отличалась от других, что он даже предполагал, что они построены в разное время: сперва образовался центр – жилые кварталы, а затем постепенно наращивали внешние кольца, по мере того как враги становились все более неприятными. Это была концепция, достойная археолога: он запомнил ее, чтобы использовать потом.