– К чему эти напыщенные слова? – спросил Мюллер.
– Есть кто-нибудь, кого ты хотел бы увидеть в порту сразу после посадки?
– Нет.
– Я могу прямо сейчас отправить просьбу. Есть люди, которые никогда не переставали любить тебя, Дик. Они будут тебя ждать, если я предупрежу их.
– Я вижу в твоих глазах, Чарльз, напряженность, совершаемое над собой усилие, – медленно произнес Мюллер. – Ты чувствуешь мое воздействие, и тебя это угнетает. Ты чувствуешь его нутром. Головой. Грудной клеткой. Твое лицо становится серым. Щеки обвисают. И даже если это убивает тебя, ты будешь продолжать сидеть здесь, поскольку таков твой стиль. Но ведь для тебя это ад, Чарльз. Если кто-нибудь на Земли еще не перестал любить меня, Чарльз, все, что я могу для него сделать, – это избавить от такого ада. Я не желаю никого видеть. Не хочу ни с кем разговаривать.
– Как тебе будет угодно, – сказал Бордман. Капельки пота свисали с его кустистых бровей и падали на щеки. – Возможно, ты передумаешь, когда окажешься поблизости от Земли.
– Я больше никогда не буду поблизости от Земли, – сказал Мюллер.
Глава тринадцатая
Он потратил три недели на изучение всего, что было известно об этих гигантских существах из другой галактики. По его настоянию он даже не ступил на Землю и широкой публике не сообщалось о его возвращении с Лемноса. Его поселили в одном из лунных бункеров, и он спокойно жил под кратером Коперник, передвигаясь, как робот, по серо-стальным коридорам, освещаемым симуляцией факелов. Ему показали все кубики. Продемонстрировали множество реконструкций во всевозможных сенсорных режимах. Мюллер все внимательно слушал. Старательно усваивал. Говорил он очень мало.
Люди избегали близости с ним, так же как и во время путешествия с Лемноса. Порой он целыми днями не видел ни одного человека. Когда его навещали, то старались держаться в десяти метрах или дальше.
Он не имел ничего против.
Исключение составлял Бордман, который заходил к нему трижды в неделю и всегда подходил почти вплотную. Миллер считал такое его поведение отвратительным. Бордман словно бы демонстрировал ему свое покровительство таким добровольным и совершенно ненужным погружением в дискомфорт.
– Я бы предпочел, Чарльз, чтобы ты держался подальше, – резко сказал Мюллер во время пятого визита. – Мы можем беседовать через телеэкран. Или ты можешь оставаться у дверей.
– Я не против близкого контакта.
– А я против. Тебе никогда не приходило в голову, что я начинаю испытывать к людям такое же отвращение, какое они испытывают от меня? Запах твоего полноватого тела, Чарльз, колет мне ноздри. Не только твоего, но и других тоже. Тошнотворно. Мерзко. И выражения ваших лиц… Носовые отверстия. Глупые разинутые рты. Уши. Посмотри как-нибудь повнимательнее на человеческое ухо, Чарльз. Ты видел что-либо более мерзкое, чем эта розовая сморщенная чашечка? Вы мне все отвратительны!
– Мне жаль, что ты так к этому относишься, – сказал Бордман.
Инструктажи продолжались и продолжались. Мюллер уже к концу первой недели был готов к миссии, но нет – от него требовали сперва полностью изучить все материалы, какие имелись. Он знакомился с фактами, сдерживая нетерпение. Оставшаяся в нем тень прежнего «я» сочла предстоящее ему завораживающим. Он снова оказался перед вызовом, который стоило принять. Он отправится туда. Он будет снова служить во благо Земли, как и прежде. Он исполнит свой долг.
Наконец ему сообщили, что может отправляться.
С Луны его забрал корабль с ионным двигателем и доставил в определенную точку за пределами орбиты Марса, где его уже поджидал другой корабль – с двигателем на основе искривления пространства и уже заложенным маршрутом на край Галактики. На этом корабле он отправился один. В этом полете ему не придется тревожиться, что от его присутствия страдают члены экипажа. Причин этого было несколько, но основная – что его миссия считалась почти самоубийственной, а поскольку корабли могут совершать рейсы и без экипажей, то нет необходимости рисковать жизнью добровольцев, хватало одного Мюллера. К тому же он сам заявил, что не желает никаких спутников.
Он не виделся с Бордманом последние пять дней перед отлетом и ни разу с момента возвращения с Лемноса не встречался с Недом Раулинсом. Бордман был ему ни к чему, но он жалел, что не может хотя бы часок провести наедине с Раулинсом. В этом парне он видел надежду. Конечно, тот еще такой наивный, и в голове у него каша, есть задатки настоящей мужественности.
Из кабины своего небольшого корабля обтекаемой формы он наблюдал за тем, как техники в невесомости за бортом отсоединяют переходной туннель. Затем они вернулись на свой корабль. После этого с ним связался Бордман, чтобы произнести свое напутственное слово – это было для него типично: лети и исполни свой долг перед человечеством и так далее и тому подобное. Он любезно поблагодарил Бордмана за эти слова.
Связь отключилась.
Мгновение спустя Мюллер скользнул в искривление пространства.
Чужаки уже захватили три планетные системы на краю Галактики, в каждой из этих систем было по две планеты, колонизированные землянами. Корабль Мюллера отправился к зеленовато-золотой звезде, планеты которой колонизировали всего лишь сорок лет назад. На пятой планете, с крайне сухим климатом, поселились колонисты из Центральной Азии, пытающиеся возрождать принципы жизни кочевых племен. Шестая планета, климатом и топографией более напоминающая Землю, была заселена колонистами разных земных сообществ, каждое на своем континенте. Отношения между этими группами, часто запутанные и щекотливые, теперь перестали иметь какое-либо значение, потому что вот уже двенадцать месяцев над каждой из планет властвовал надзиратель из другой Галактики.
Мюллер вынырнул из искривления пространства на расстоянии в двадцать световых секунд от шестой планеты. Корабль автоматически вышел на поисковую орбиту, и механизмы приступили к наблюдениям. Экраны демонстрировали поверхность планеты, наложенная на нее прозрачная карта колоний позволяла сравнивать прежнее положение дел с теперешним, обусловленным влиянием этих таинственных существ. Изображения эти при достаточном увеличении оказались очень интересными. Поселения колонистов, какими они были до завоевания, обозначались на экране фиолетовым цветом, новые постройки были красными. Мюллер заметил, что вокруг каждого поселка, вне зависимости от их первоначальной планировки, раскинулась сеть улиц и бульваров, имеющих извилистую, местами изломанную форму. Инстинктивно он распознал в этом чуждую людям геометрию. И сразу вспомнил лабиринт: хотя эти строения ничем не напоминали здания лабиринта, их также характеризовала причудливая асимметрия. Это вовсе не означало, что лабиринт на Лемносе строился под руководством радиосуществ. То, на что глядел он, напоминало лабиринт с точки зрения непривычности. Чуждые нам существа и строят чуждым нам способом.
Над шестой планетой на высоте в семь тысяч километров кружила по орбите какая-то капсула размером с межзвездный грузовой корабль, чуть более длинная по одной стороне, чем по другой. Похожую капсулу Мюллер обнаружил на орбите возле пятой планеты. Надзиратели.
Ему не удалось установить связь ни с этими капсулами, ни с планетами под ними. Все каналы были заблокированы. Более часа он перебирал все диапазоны, игнорируя недовольную реакцию мозга корабля, твердящего, чтобы он прекратил бесцельное занятие. А потом сдался.
Он направил корабль в сторону той капсулы, что была ближе к нему. К собственному удивлению, он все еще сохранял контроль над кораблем. Ракеты, которые люди пытались отправить в эти капсулы, отбрасывались, он же сейчас вел свой корабль без помех. Хороший ли это признак? Может, они следят за мной или уже как-то установили, что это не оружие? Или же попросту игнорируют?
На расстоянии в миллион километров он уравнял свою скорость со скоростью этого чужака и вышел на парковочную орбиту вокруг него. Перешел в посадочную капсулу. Отстыковался от корабля и скользнул в тьму.
Теперь чужак контролировал его. Сомнений не было. Посадочной капсуле был задан такой курс, чтобы она пролетела неподалеку от чужака, но он быстро обнаружил, что она отклоняется с этой траектории. Отклонения никогда не бывают случайными. Капсула разгонялась сильнее, чем следовало, а значит, что-то притягивало ее. Он спокойно воспринял это. Хладнокровно ждал, ни на что не рассчитывая, готовый ко всему. Скорость снизилась. Теперь он увидел сверкающую громаду спутника чужаков.
Обшивка к обшивке, капсула и корабль соприкоснулись.
В металлической оболочке корабля открылся люк.
Капсула Мюллера вплыла внутрь.
И замерла на возвышении в огромном, напоминающем пещеру зале – высоком, шириной и длиной в несколько сотен метров. Мюллер в космическом комбинезоне вышел наружу. Активировал гравиподошвы, так как сила тяжести здесь, как он и предполагал, была почти нулевой. Во мраке различалось слабое пурпурное зарево. Среди полнейшей тишины он услышал гулкий звук, словно чудовищно усиленный вздох, сотрясший стойки и переборки спутника чужаков. Несмотря на гравиподошвы, у него закружилась голова, пол под ним раскачивался. В его создании возникло впечатление, что вокруг бурное море, огромные волны накатывают на изгрызенные берега, водная масса в своем шарообразном, глубоком ложе волнуется и шумит. Мир содрогается от этого груза. Он ощутил озноб, с которым его костюм не мог справиться. Какая-то неодолимая сила тянула его вперед. Он неуверенно двинулся и с удивлением заметил, что ноги послушны ему, хотя он и не в полной мере их контролирует. Ощущение, что рядом что-то огромное, что-то колышущееся, пульсирующее и вздыхающее, становилось все сильнее.
Он шел по погруженному в ночной мрак широкому проходу. Ткнулся в невысокий поручень – тусклую темно-красную полосу на фоне угольной тьмы, – прижался к нему ногой и дальше уже шел вдоль ограждения. В какой-то момент он поскользнулся, когда ударился локтем об ограждение, услышал металлический лязг, отозвавшийся по всему пространству и вернувшийся эхом. Словно бы пробираясь по лабиринту, он проходил по коридорам и через люки, через проходы между отсеками, по мостам, перекинутым через темные бездны, спускался по наклонным пандусам в просторные помещения, потолки которых были едва различимы. Он шел, ничего не боясь, в полной уверенности, что его куда-то ведут. И почти ничего не видел. У него не было ни малейшего представления о структуре этого спутника в целом. Он даже не понимал, для какой цели здесь внутренние переборки.