Солнце шло на убыль, когда мы выехали в Двумильное Озеро – я впереди, Ангел с Луисом чуть сзади. К месту мы добрались уже в сумраке, под темными метлами деревьев проехав мимо дома Грэйди и повернув затем направо. Здесь дорога вела к обветшалому сельскому дому. Его, как и дом Грэйди, купил после исчезновения своей дочери Мэтисон. Он как будто стремился уберечь окрестность от возможного мародерства незнакомцев, словно бы его утрата была неразрывно связана с самой тканью дома Грэйди, а также окружающих его полей и строений, ставших молчаливыми свидетелями того, что случилось в окрестностях. Быть может, он представлял, как душа его дочери, одинокая и потерянная, отчаянно пытается разыскать вход обратно в мир, известный ей, и чувствовал, что всякое изменение в месте, из которого она исчезла, затруднит ее возвращение, сделает его невозможным. Или же это был просто один большой памятник; подношение вроде пышного венка, на лентах которого начертано ее имя и имена остальных детей, выписанные крупно, хотя и незримо.
Я открыл дверь в дом и впустил туда Ангела с Луисом. Судя по тонкости пыльного слоя, здесь сравнительно недавно делали уборку. Большинство комнат пустовало; исключение составляли кухня со столом и четырьмя стульями и гостиная с диван-кроватью и радиатором. В одной из спален стояли стремянки, а также банки с лаком и краской. На столе в конверте, адресованном мне, лежала связка ключей от дома Грэйди для Ангела с Луисом и еще один ключ с запиской от Мэтисона, что он и есть от подвала.
– Ай красота, – оглядевшись, сказал Ангел, – сплошной минимализм.
– Кто-нибудь знает, что мы здесь? – спросил Луис.
– Мы сами, и еще Мэтисон.
– А копы?
– Копы нет. Если вдруг нагрянут, скажете, что работаете по дому; Мэтисон как хозяин это подтвердит. Хотя это маловероятно: с дороги халупу считай что не видно, так что можно не переживать. Львиная доля дежурства на вас, посменно – двадцать четыре часа наблюдение, двенадцать отдых. Иногда я вас буду подменять. В трех милях от города есть мотель. Я в нем на предстоящую неделю снял номер. Горячей воды в доме нет, и со светом тоже надо осторожней. В кухне на окне светомаскировка, так что для чтения и всего прочего прошу туда. Радио и телик тоже там.
Я провел их в заднюю спальню. Единственное окно из нее выходило на дом Грэйди, стоящий на прогалине среди деревьев. Пробраться к нему незаметно с севера, юга и востока было сложно, а с запада входа в него не было: глухая стена.
– Ну вот, – сказал я.
– Ты сам там бывал? – спросил Ангел.
– Заходил один раз. Хотите проверить, как да что?
Помимо прочего, Мэтисон оставил еще и план дома. Луис расстелил его на полу и пытливо оглядел.
– План точный?
Я присоединился к разглядыванию.
– Вроде бы да. Там особо и нет ничего. На стенах зеркала. Кое-какая рухлядь, но она рассована по углам, так что полы не заняты.
– Прогуляемся, наверно, при свете, если скука одолеет, – подумав, рассудил Луис.
Мы посмотрели на застывший силуэт дома, глыбистый сгусток тьмы на темном фоне.
– Ну что, – подытожил Луис, – ждем.
В ту ночь ничего не произошло. Спустя пару часов я поехал домой к Рэйчел, а назавтра под вечер вернулся. Так сложился распорядок на следующую неделю. Иногда я задерживался на час-другой после того, как Ангел с Луисом приезжали меня сменять; сидел у окна и болтал с Ангелом, пока Луис отдыхал или читал. При этом мы оба наблюдали за домом Грэйди, темнеющем на фоне неба словно поднятая ладонь.
Иногда разговоры с Ангелом были, как говорится, на грани.
– Мы с Луисом единственные из известных тебе геев? – взялся он допытываться на второй вечер.
– Насчет известных не знаю, но что самые зловредные – это факт.
– Зато мы привносим в твою жизнь радужные краски. Нет, серьезно: у тебя есть еще друзья-геи?
Я подумал.
– Не знаю. Вы ведь не поголовно носите, скажем, лавандовые труселя и майки «Village People»[23] или там представляетесь типа: «Алё, я Дэн и хочу на вечерок быть твоей игрушкой-потаскушкой». Точно так же и я не достаю народ: «Знайте: я Чарли, гетеросексуал, и этим горжусь!» Это настораживает людей.
– Меня бы это точно насторожило.
– Ну значит, ты не моя целевая аудитория.
– А у тебя есть целевая аудитория? И кто же она? Похотливые гетеросексуалы? Звучит как название группы.
– Мой тебе ответ: сколько среди моих знакомых геев, я не знаю. Один или пара. Гей-радара у меня нет. Это, наверное, прерогатива самих геев.
– Гей-радар – не более чем миф. Во всяком случае теперь, когда мужики в своей массе нормально одеваются и пользуются кремами для кожи. Все это мутит воду настолько, что никакой радар не помогает.
– Ха. Вот ты, казалось бы, гей, а одеваться нормально не одеваешься. А кремы хотя и используешь, но не на той части тела, которую я вижу. И все равно ты понятия не имеешь, насколько мне в кайф говорить тебе это открыто.
– Ты намекаешь, что я выгляжу как обыкновенный мужик? Если так, то что же обычные бабы ко мне не липнут?
– При таком виде ты должен быть счастлив, что хоть кто-то липнет. А потому не вини баб за то, что они держат с тобой дистанцию.
В глазах Ангела просквозила лукавая улыбка.
– И все же ты счастлив, что называешь меня словом «друг».
Он игриво потрепал мне предплечье.
– Насчет счастья я помолчу, а вот руки с меня убери. У меня есть подозрение, где они были до этого.
Руки он убрал и сменил тему:
– Как там у вас с Рэйчел, все нормально?
– Прошлой ночью пришлось пометаться. У нее начались боли. Но доктора осмотрели и сказали ей, что все нормально.
– Нам она показалась немного странной. Далекой какой-то.
– Ночка выдалась длинной.
– Ты уверен, что это единственное объяснение?
– Абсолютно, – парировал я.
В часы одиночества я взбадривался в основном музыкой и кофеином или же, когда все было гарантированно спокойно, устраивал себе для проветривания мозгов прогулки по участку. Раз или два я видел, как дом Грэйди на скорую руку инспектирует О’Доннел; на домишко выше по склону он ни разу даже не взглянул.
На седьмой день, когда я ехал домой, мне неожиданно позвонил детектив Джефф Вайс – тот, что дал мне новый холостяцкий адрес Рэя Сабо.
– Спорим, ты своего Рэя до сих пор так и не нашел? – спросил он.
– А ты откуда знаешь?
– Потому что его только что нашли другие.
Я остановил машину у обочины.
– Что-то мне подсказывает: показаний от него в ближайшее время не дождаться.
– Если только ты не заклинатель духов. С час назад звонил шериф Сомерсета. Тело Сабо прикопали у речки, в миле с небольшим от Хармони. Труп успел полежать, так что ты, вероятно, снят с крючка.
– Я и не знал, что на нем вишу.
– Гляньте-ка, он не знал. Был всю дорогу невиновен, а сам о том и не догадывался.
Я поблагодарил Вайса за наводку, после чего сменил курс и поехал в Хармони. Установить место обнаружения трупа оказалось несложно: надо было лишь держаться за патрульным «Доджем», который и вывел меня к скоплению машин у металлического мостика через речку, возле главной дороги. Поиск кого-нибудь из знакомых ничего не дал: сплошь незнакомые лица. Тогда я предъявил удостоверение помощнику шерифа, который тщетно пытался от меня отделаться, и попросил позвать детектива, который здесь за старшего. Через несколько минут от группы, толкущейся у речного берега, отделился лысеющий мужчина в синей ветровке и направился в мою сторону.
– Чем могу? – сухо спросил он на подходе.
– Чарли Паркер, – вместо ответа представился я.
Он кивнул. Уж не знаю, к добру или к худу, но большинство копов штата знало меня по фамилии. Одно слово, репутация.
– Берт Дженсен, – назвался он. – Вы, между прочим, не на своей территории.
– Я тут проездом, – пояснил я и указал на берег речки: – Я слышал, вы тут нашли Рэя Сабо. Это действительно так?
Дженсен отреагировал не сразу, но затем, видимо, решил «да черт с ним» и задал вопрос:
– А вам-то к нему что за дело?
– С неделю назад я начал его разыскивать. Жена Сабо сказала, что он съехал, но когда я отыскал его новый адрес и позвонил в квартиру, то ответа не получил. Под дверью у него я оставил визитку. Вы ее там найдете, когда прибудете на квартиру с обыском.
– А зачем вы вообще начали его искать? Так сказать, изначально?
Я решил, что таиться перед Дженсеном не стоит. Невыгодно.
– Мой клиент мистер Мэтисон. Его дочь погибла в доме Грэйди. Мэтисон полагает, что кто-то проявляет к дому нездоровый интерес, а местные полицейские сообщили мне, что раз или два подлавливали там на участке Рэя Сабо. Вот я и хотел расспросить, чем он там занимался или, может, что-нибудь видел.
Дженсен вынул блокнот и начал деловито записывать.
– Когда, вы говорите, это было?
– В смысле, когда начался поиск? С прошлой среды.
Он еще что-то чиркнул, после чего спросил, не могу ли я какое-то время погулять. Я ответил, что нет проблем. А под сурдинку и сам задал вопрос:
– Вы установили, сколько времени он там уже лежит?
– Пока нет. Примерно с неделю, может, чуть больше. Разбух до неузнаваемости.
– Причина смерти?
– Застрелен в голову. Три близких входных отверстия, не сквозных. Выскрести мозги, и череп можно будет использовать как шар в боулинге. Знаете, эдакий, с дырками для прихвата.
К Рэю Сабо я относился без особой симпатии, но такой участи он все же не заслуживал. Три пули в голову – явный перегиб. Уже от одного выстрела из двадцать второго «магнума» пуля шастает, разрывая ткани, пока не кончится завод. Чтоб заполучить их в череп целых три, Рэй явно насолил кому-то сверх меры.
– Думаю, застрелили его не здесь, – поделился я догадкой.
– Да, наверняка. Далеко везти только затем, чтобы пристрелить. Мы считаем, что убили его где-то в другом месте, а потом привезли сюда и прикопали. Руку ему выкопала собака. Дождей пока еще не было, но скоро ливанет как из ведра.